— Как мы уже говорили, у меня повсюду враги, cherie. Они не остановятся ни перед чем, чтобы добраться до меня, независимо от того, в какой стране я нахожусь, и кто бы ни был рядом со мной. В некоторых из них еще меньше человечности, чем, как мне кажется, во мне, и их не волнует, что их целью является женщина. Если бы они могли причинить мне вред каким-либо образом через тебя, они бы сделали это в мгновение ока.

Я подумала об угрозах и глубоко вздохнула.

— Ты угрожал мне в последние пару дней?

Вопрос, казалось, удивил его.

— Нет. Мне не нужно угрожать тебе, Седона. Между нами есть взаимопонимание. Да? А теперь расскажи мне. К чему ты клонишь? Мне нужно точно знать, что произошло.

Я колебалась, говорить ли ему что-нибудь, но мне нужно было увидеть это в его глазах, если он врет. Не была уверена, что это что-то изменит, но именно так я вела свои дела.

— Я получила угрозу по телефону и записку, оставленную в моей машине. Кто бы это ни был, он вел себя так, как будто знал о том, что произошло между нами. Я никому не рассказывала. Ни единой живой душе. Ты хочешь сказать, что это был не ты? Ты не пытался применить свою власть, помыкать мной?

Когда его глаза вспыхнули яростью, я поняла, что он ни в чем не виноват. Это означало, что настоящий убийца все еще на свободе. Наблюдающий. Ожидающий. Блядь.

Джонни несколько секунд смотрел на воду.

— Нет, моя cherie. Что бы ты обо мне ни думала, у меня нет привычки угрожать красивым женщинам, независимо от обстоятельств. К сожалению, я был прав, сказав, что ты в серьезной опасности.

— Что ты предлагаешь мне сделать? У тебя должна быть какая-то идея.

— На данный момент не уверен, кто может стоять за этим, в чем мне трудно признаться. Однако, позволь выполнить свою работу и защитить тебя. Ты совершенно не представляешь, с чем, возможно, имеешь дело.

Я рассмеялась, хотя меня трясло от осознания того, что оказалась в эпицентре войны.

— Тебе нужно подумать о том, кто несет за это ответственность. Дай мне список, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти их.

Его смех прозвучал так же горько, как и мой.

— Уверяю тебя, моя милая cherie, у меня есть связи и люди, которые изучают то, с чем мы имеем дело. Не могу и не буду взваливать это бремя на тебя. Это только еще больше навредит. Люди, которыми я себя окружаю, недолюбливают тех, кто занимается их изучением.

— Тогда я ничем не смогу тебе помочь.

Джонни приводил меня в бешенство, но, по правде говоря, чем больше говорил, тем больше я склонялась к мысли, что он невиновен в этом конкретном преступлении.

Почему его слова не удивили? Я сделала еще глоток вина, размышляя, как, черт возьми, мне от него отделаться. И это именно то, что должно было случиться. Больше никогда не смогу поддаться влечению или своим желаниям.

Когда он потянулся через стол и провел пальцем от одной стороны моего подбородка к другой, мои соски затвердели еще больше, проступая сквозь блузку. Когда я повесила пиджак на спинку стула, у него появилась четкая картина того, что он со мной делал. Мне нужно было отодвинуться, чтобы между нами оказалось как можно больше пространства, но когда я посмотрела в его завораживающие глаза, меня еще больше затянуло в темноту.

От Джонни божественно пахло, его лосьон после бритья был идеально острым, как будто он вышел из леса дождливым весенним днем. Он был настоящим мужчиной во всех смыслах этого слова, и на несколько секунд вокруг нас никого не осталось. Мы были только вдвоем в тот момент, за которым, несомненно, последует чистый, непристойный грех.

Наконец, я нашла в себе смелость отстраниться, разорвав гипнотическую связь, и уставилась на воду в надежде найти какой-нибудь другой метод спасения.

Но его не было.

Уродливая правда заключалась в том, что его прикосновения задержались, преследуя меня еще долго после того, как его присутствие исчезло.

— Ешь устриц, Седона, — скомандовал Джонни, позволив мне снова услышать сексуальный чавкающий звук. — Нравится тебе это или нет, но я есть в твоей жизни.

Боже, этот мужчина приводил меня в бешенство.

Я медленно повернула голову, не в силах отвести от него глаз. Не было ничего сексуальнее, чем то, как он ел сырых устриц, словно это была самая сочная вещь на свете. И когда он провел языком по губам, собирая капли острого сока, я была вынуждена с трудом сглотнуть, а мое сердце бешено колотилось в груди.

В моих действиях не было ни логики, ни причины, я сымитировала его, схватив одну из оставшихся ракушек, медленно поднесла ко рту, не торопясь слизала рассол, прежде чем запрокинуть голову.

— Ммм… Tout ce que vousfaitesestsensuel, élégant et pourtantcedontj’aienvieest brut et sale.

— Что ты сказал? — прошептала я, осознавая, что во время разговора позволила капельке сока скатиться по подбородку.

У меня вырвался смешок, но когда Джонни поднялся со своего места, наклонился и слизнул каплю, прежде чем захватить мой рот, я уронила ракушку и схватилась за край стола. В момент страсти он был нежен, несколько раз мягко приоткрыл мои губы, прежде чем проникнуть внутрь языком. Как и прежде, сочетание вкусов было неотразимым, настолько, что пульсация в моей киске стала взрывной.

Когда он отстранился, схватил салфетку и вытер рот, я обнаружила, что наклоняюсь вперед. Что этот мужчина делал со мной?

— Я сказал, что все, что ты делаешь, чувственно и элегантно, и все же то, что я жажду сделать, грубо и непристойно. Заканчивай с едой и вином, cherie.

— Затем что? — осмелилась спросить, испытывая странное волнение, охватившее меня. Я ненавидела себя за покалывающие ощущения и за то, что он заставлял меня чувствовать. Меня так тянуло к нему, что не была уверена, кто из нас больше увлечен другим.

Джонни поднял свой бокал, словно провозглашая тост за то, что мы пережили вместе, и за то, что он планировал сделать со мной.

— Затем я трахну тебя так, как того заслуживает каждая женщина. С такой силой, что у тебя потом несколько часов будет перехватывать дыхание. Таким образом, от которого ты вспотеешь, твой пульс участится, а желание достигнет такого уровня, о котором и не подозревала. А когда ты будешь удовлетворена и достигнешь наивысшего уровня эйфории, я сделаю это снова.

***

Не было ничего разумного в том, что я последовала за Джонни через улицу, или в том, что, когда мы дошли до лифта, я позволила ему положить руку мне на поясницу. Этот мужчина был больше, чем сама жизнь; когда он входил в комнату, не было ни мужчины, который не хотел бы им стать, ни женщины, которая не хотела бы трахнуться с ним.

Я видела, как за ним наблюдали, когда мы входили в вестибюль. Пока стояла на несколько шагов впереди него, пытаясь не дать любопытным взглядам узнать и меня, почувствовала, что на нас обратили внимание. Это заставляло мое сердце биться быстрее, а сильное желание между ног — еще больше запульсировать. Казалось, что рядом с ним мне было наплевать на степень опасности как для моей личности, так и для моей карьеры.

Простая истина, которую невозможно отрицать, заключалась в том, что этот человек сделал это только ради меня. До этого момента я желала его больше, чем что-либо в своей жизни. Никакие деньги или власть не могли заставить меня передумать.

Когда двери лифта закрылись, он прижал меня к холодной стальной стене, положив руки по обе стороны от меня. Он был намного выше, и, когда наклонила голову, я никогда в жизни не чувствовала себя такой защищенной и желанной. Его глаза пронизывали мои, недвусмысленно говоря, что он со мной сделает.

Я положила руку ему на грудь, обхватив пальцами накрахмаленную рубашку. Горячее выражение на его лице сменилось крайним вожделением. Когда он сжал мои волосы в кулак, заставляя голову повернуться под неудобным углом, я не почувствовала страха, только жгучее желание, которое могло вспыхнуть в любой момент. Все стало как в тумане, когда Джонни медленно опустил голову, скользя другой рукой по моему боку к ноге. Когда задрал ткань тонкой юбки-карандаш, схватив меня за бедро, я могла поклясться, что услышала, как ткань порвалась.