— Я умираю, я больше не чувствую ни рук, ни ног, — пробормотал Нигелло, оседая на землю. Его уже почти холодная рука нашарила под белой туникой папирус Аврелия. — Я получил послание, знак смерти… Я думал, это для Вибия, но Богиня решила иначе. Теперь Исида ждет меня, чтобы даровать вечное счастье…

— Боги, неужели ничего нельзя сделать? — спросил Вибий, пока сенатор подкладывал под голову умирающего свернутый плащ.

— Исида, Исида, я слышу тебя… — прошептал жрец в агонии, в глубочайшей тишине внимая зову загробного мира. — Я иду к тебе…

— Боги, он и впрямь верил, — изумился Вибий, глядя, как Нигелло испускает последний вздох с улыбкой на устах. — А ты, Аврелий, ты знал, что я не виновен!

— Я всегда подозревал, что ты вор, а не убийца. Чтобы убивать, нужно мужество, Вибий, или же железная уверенность в своей правоте. У тебя не было ни того, ни другого. Именно священная вода и навела меня на подозрения в виновности Нигелло. В этом преступлении было много черт, заставлявших думать скорее о ритуальной казни, чем о простом убийстве. Нигелло ведь намеревался именно казнить свою жертву, — сказал патриций, поправляя безжизненное тело жреца. — Поэтому я и подстроил все так, чтобы говорить с тобой, зная, что он подслушивает. Дамас прислал его сюда под предлогом, чтобы он мог услышать, как ты хулишь его Богиню. Я надеялся, что негодование заставит его выдать себя, что и произошло.

— И тот папирус… это ты ему его подсунул, не так ли? У тебя не было доказательств, и ты хотел поймать его с поличным, зная, что он попытается меня убить!

— Я был рядом, чтобы тебя защитить, не так ли? Да и в любом случае, потеря была бы невелика, — пренебрежительно бросил сенатор.

— Вот же сукин сын! — с желчью выпалил Вибий.

Патриций и бровью не повел. Обижаться было бесполезно, к тому же его мать, в конце концов, не была образцом целомудрия.

— Но этот фанатик был еще хуже тебя. Ты только подумай! Дела шли как по маслу, культ Исиды с каждым днем привлекал все новых последователей, мы становились богаты… зачем он все испортил? — покачал головой Вибий, не в силах ничего понять.

— Не сочувствуй ему. Он умер счастливым, убежденный, что возродится в ином мире. А вот тебе придется готовиться к долгому судебному процессу, который…

— Потише, потише, сенатор. Мы всегда можем договориться, — с прагматичной своевременностью прервал его тот.

— Я предлагаю тебе выход, — сухо отрезал Аврелий. — Все твои корабли — в дар храму, а Ипполит — верховный жрец. Он, может, и наивен, но он честный человек и использует плоды твоих злодеяний на благо тех, кто в этом нуждается.

— Все мои корабли? Да ты с ума сошел! — в отчаянии воскликнул Вибий.

— Я оставлю тебе рыбацкую лодку, сможешь прожить и так. Либо соглашайся, либо следующее твое путешествие пройдет в трюме, прикованным к веслу.

— Рыбацкую лодку… а я ведь даже сеть закинуть не умею! — простонал мошенник, решившись принять предложение.

Помпония порхала по залу, облаченная в серебристую паллу, сшитую специально для праздника.

— О, Аврелий, какой же я была дурой! Мне следовало сразу понять, что вся эта история с Исидой — сплошное мошенничество. Слишком много денег, слишком много роскоши, не так проявляется истинная вера… Но теперь я нашла секту куда серьезнее, они поклоняются одному галилейскому плотнику, умершему несколько лет назад. Говорят, это простые и порядочные люди…

— Ради всего святого, Помпония, неужели ты хочешь снова впутаться в дебри какой-то темной восточной религии! — остановил ее Сервилий, хоть раз воспользовавшись своим супружеским авторитетом. — Довольствуйся нашими добрыми римскими богами, которые смирно сидят себе на Олимпе и никого не трогают, а просят лишь изредка какой-нибудь жертвы. Об этих же диковинных культах скоро никто и не вспомнит!

Матрона вздохнула и, чтобы утешиться, снова с головой окунулась в свои хозяйские обязанности. В этот момент как раз входил Ипполит, с головы до ног в белом, вместе с Эглой, Арсиноей, Дамасом и Фабианой.

— Позвольте представить вам нового верховного жреца! — воскликнул хранитель.

— Лучшего выбора вы и сделать не могли, — прокомментировал Аврелий.

Ипполит скромно возразил:

— Не они меня избрали. По невероятной удаче мне довелось встретить верховного посвященного александрийского храма, который был проездом в Путеолах и лично меня рукоположил.

— Верховный посвященный из Александрии, говоришь? Возможно, мой секретарь его знает… — заметил сенатор, надеясь, что речь не идет об одном из жрецов, облапошенных Кастором в славные дни его бурной юности. Он инстинктивно поискал глазами секретаря, который в этот момент должен был стоять рядом с ним и приветствовать гостей.

Но Кастора нигде не было видно. «Странно», — подумал патриций. Аромат пряного вина, поднимавшийся от полных горячим вином кратеров, обычно служил непреодолимым зовом для вечно жаждущего вольноотпущенника.

— Теперь я совершенно спокоен, потому что смогу исполнять свой долг со всей законностью. Верховный жрец погрузил меня в священную воду, очистив меня, — продолжал Ипполит. — Затем он пожелал надолго уединиться с Эглой и Арсиноей, чтобы проникнуть…

«Боги небесные!» — внутренне содрогнулся Аврелий, у которого начали закрадываться некоторые сомнения в личности мнимого верховного посвященного.

— …В глубину нашей веры, разумеется! — хором поспешили объяснить обе девушки.

— А что египетский жрец делал в этих краях? — с сомнением спросил сенатор.

— Он путешествовал, собирая средства на восстановление великого святилища в Сиене. Я с радостью отдал ему то немногое, что оставалось в казне храма. Нам это больше не понадобится, теперь, когда Вибий подписал дарственную на все свое состояние общине.

Теперь Аврелий определенно почуял неладное.

— Скажите, у верховного посвященного голова была обрита, как у всех вас?

— Разумеется, — подтвердил Ипполит, и патриций с облегчением вздохнул, устыдившись своего гнусного подозрения.

— Но у него была борода. Короткая такая, клинышком, — вспомнил хранитель. — Когда Богиня явится снова, мы попросим у нее разрешения носить бороду и нам.

— Увы, Исида больше никогда не явится. Она сама мне об этом сообщила, — с искренним сожалением сказал Ипполит. — Но я буду служить ей вечно, с величайшей преданностью!

— Уверен, ваша Богиня сумеет вас вознаградить, вскоре даровав все милости, о которых вы ее просили, — ответил патриций, искоса взглянув на Дамаса.

— Она уже это сделала, сенатор! — ответил тот, и глаза его сияли от радости. — У меня наконец-то будет наследник!

Вскоре после этого Аврелий, под предлогом прощания с гостями, ворвался в покои для прислуги с плетью в руке.

— Кастор! — прогремел он.

— Я здесь, господин!

Сенатор с удивлением его оглядел: коротко и аккуратно подстриженные волосы были на месте. Возможно, он крупно ошибся…

Лишь когда слуга собрался уходить, Аврелий заметил на его затылке какие-то липкие следы.

— Что ты нацепил себе на голову, чтобы притвориться лысым, Кастор? — спросил он, нетерпеливо постукивая ногой по полу.

— Мочевой пузырь телки, господин. Немного клейкой пасты, и он идеально прилипает к коже. К сожалению, бороду замаскировать не удалось, — признал тот, даже не пытаясь оправдаться.

— Ты немедленно вернешь украденное! — приказал ему хозяин.

— Раз уж ты приказываешь… эй, а тебе не кажется, что слышен какой-то странный шум? Тонкое, едва уловимое шипение… похоже на змею!

— Боги Тартара, священная кобра! — похолодел Аврелий, отпрыгнув назад.

— Прячься, господин, я тебя защищу! — героически выставил себя вперед секретарь, выталкивая патриция за дверь.

Аврелий, ошеломленный столь неожиданным жестом великодушного слуги, даже не успел среагировать.

Послышалась какая-то возня, и через несколько мгновений Кастор появился из комнаты целый и невредимый, с таким же триумфальным видом, какой, должно быть, был у новорожденного Геркулеса после битвы с двумя змеями, напавшими на него в колыбели.