В этот миг появился Кастор. Вернувшись из Капуи, он без промедления примчался прямо к шествию, чтобы поведать хозяину новости.
— С тебя конгий вина, господин! Я такое разузнал! — возбужденно воскликнул секретарь. — Как ты и предполагал, Вибий — отъявленный мошенник! — продолжал он кричать, пытаясь перекрыть грохот тимпанов, сопровождавших шествие.
Три часа молитв и литаний измотали бы кого угодно. Вибий, который два часа нес на руках телицу и еще час окроплял новый корабль священной водой, должен был быть совершенно без сил. Поэтому Аврелий не удивился, застав его в храме, все еще тяжело дышащим.
— Нелегко заслужить спасение! — сказал он, присаживаясь рядом с ним на скамью.
— Мне совсем не нравятся твои манеры, сенатор, — с обидой ответил тот. — Очевидно, ты считаешь нас всех болванами и делаешь вид, что интересуешься нашей верой, лишь чтобы вытащить из беды свою толстую подругу. Но уверяю тебя, ты не дашь ей так легко отделаться!
— Ты все еще намерен выдвигать обвинение? Нигелло, кажется, готов закрыть на это глаза…
— Это вопрос престижа. Все Байи должны знать, что нельзя безнаказанно нападать на нашего верховного жреца.
— Да, понимаю. Иначе верующие усомнятся в божественной силе и перестанут набивать золотом твою казну, — ответил патриций. — Но ты просчитался, Вибий. Ты не сможешь вертеть Нигелло, как вертел Палемноном.
— Что ты хочешь сказать? — побледнел тот.
— А то, что в твоем сообщнике не было ни капли египетской крови. Конечно, в облачении жреца Исиды он был довольно убедителен, но он перегнул палку, притворившись, будто может перевести надпись на скарабее. Его ответ вызвал у меня подозрения, и я решил копнуть глубже. Так я и обнаружил, что мнимый верховный жрец разбирался в иероглифах еще меньше меня. И тогда я отправил своего секретаря провести небольшое расследование неподалеку. В Капуе, если быть точным… это ведь твой родной город, если я не ошибаюсь.
— Можешь копаться в моем прошлом сколько угодно, Аврелий. Ты не найдешь там ничего предосудительного.
— Кроме дела о мошенничестве.
— Вижу, ты хорошо осведомлен. Значит, тебе известно, что я вышел из того суда с незапятнанной репутацией.
— Однако судья сильно сомневался в твоей невиновности…
— Судьи, подумать только! Свора хитроумных карьеристов, что плетут заговоры за спиной порядочных людей, лишь бы проложить себе дорогу по ступеням `cursus honorum`! — заявил Вибий, сопроводив свои слова презрительным жестом.
— Ты вышел из того суда оправданным, верно? Возможно, потому, что главный свидетель обвинения, старьевщик с приметным родимым пятном за ухом, в день суда оказался недоступен. И именно этому несостоявшемуся свидетелю и уделил свое внимание мой дотошный секретарь. Потому что, видишь ли, судья прекрасно помнил и тебя, и его, ведь именно вы и сломали ему карьеру. После того суда, на который он не явился, человек с винным пятном снова появился в Путеолах под именем Палемнона. Он больше не собирал тряпье, напротив, у него был туго набитый кошелек, словно он оказал кому-то большую услугу…
Вибий хотел было оправдаться, но, смутившись под обвиняющим взглядом Аврелия, счел за лучшее помалкивать.
— Должно быть, нетрудно было сговориться со старым подельником и состряпать план, который пополнил бы карманы вас обоих, — продолжал сенатор. — И вот, благодаря твоей поддержке, Палемнон был избран жрецом храма Исиды, который тогда пребывал в полном запустении. Священное ожерелье было отличным предлогом, чтобы скрыть родимое пятно, и Палемнон носил его постоянно, свято соблюдая ритуал. Ты тем временем начал жаловаться на сильные недомогания, да так хорошо вжился в роль, что друзья и родные уже считали тебя на смертном одре. А потом однажды, перед многочисленной публикой, — вот оно, чудесное исцеление! Чудо, которое приумножает число верующих и пожертвований. Эти простаки, разумеется, ничего не знали о вашем сговоре. Бедному Нигелло вы внушили, что он говорит с Исидой, усиливая голос с помощью пергаментного рупора, и вам даже удалось впечатлить чернь, показав статую Богини, плачущую кровью… вернее, красным вином. В искренности жены претора я, однако, позволю себе усомниться: трудно поверить, что она не заметила, как ее обрюхатили…
— Хватит! — в отчаянии крикнул Вибий.
— План идет как по маслу, пожертвования текут рекой, дела процветают, — невозмутимо продолжал Аврелий. — Но потом, увы, происходит непредвиденное чудо: Богиня является без всякого зова и предается любви с Ипполитом! Палемнон в ярости. Он убежден, что ты хочешь продолжать игру в одиночку, оттеснив его. Он тебе угрожает, и ты заставляешь его замолчать навсегда, держа его голову под водой.
— У тебя нет ни единого доказательства твоих слов! — запротестовал Вибий.
— Возможно, — возразил сенатор. — Но тот магистрат, о котором я говорил, затаил на тебя обиду и намерен приехать в Байи. Он уверен, что узнает Палемнона даже в виде мумии. Что до жены претора, то она, скорее, обвинит тебя в самых гнусных злодеяниях, включая убийство, чем рискнет поставить под сомнение отцовство своего сына. Не говоря уже о моем друге Сервилии, который собирает всех бедняков, которых ты обобрал, чтобы дать тебе бой в суде. Они тебя разорят, Вибий. Игра окончена, и на этот раз никто не спасет тебя от приговора к веслам или соляным копям. Если, конечно, ты не отправишься на виселицу за убийство своего сообщника…
Вибий задрожал.
— Послушай, я могу признать, что позволил себе некоторые вольности, но я не позволю повесить на меня убийство, которого не совершал.
— Значит, ты невиновен… и все же хранитель видел тебя в храме в то утро.
— Верно, я поссорился с Палемноном. Он думал, что это я устраиваю явления Богини! Но я вышел из пургатория, оставив его в полном здравии, хоть и немного взвинченным. Это твоя подруга Помпония его убила!
— Нет, Вибий. Помпония невинна, и я могу это доказать. Она только что умастила себя священным маслом, а поскольку у Палемнона голова была наголо обрита, она не смогла бы удержать ее под водой своими скользкими от масла руками, пока он изо всех сил боролся за глоток воздуха.
— И все же, повторяю, когда я его оставил, он был жив и здоров. Спроси у Дамаса. Хранитель наверняка помнит, что я был уже далеко, когда Помпония вошла в комнату со священным бассейном. И если твоя подруга говорит правду, жрец должен был умереть всего несколько мгновений назад, — запротестовал Вибий, чувствуя, что дело принимает дурной оборот. — Виновным должен быть Ипполит… не зря же он выдумал эту байку о явлениях Богини!
— Другими словами, ты согласен со мной, что все это — постановка? — улыбнулся Аврелий.
— Ну конечно, никакой Богини никогда не было. Либо Ипполит — безумец, одержимый видениями, либо он ведет нечистую игру, чтобы сыграть с нами злую шутку… — задыхаясь, выпалил Вибий, в отчаянии ища козла отпущения.
— Ты ошибаешься, Вибий. Богиня действительно существует, — возразил ему патриций.
— Да, и она жаждет мести, — раздался голос у них за спиной.
Нигелло, облаченный в золотое ожерелье и регалии своего высокого сана, надвигался на них, сжимая в руке священную кобру, которая угрожающе шипела.
— Я слышал твое признание, Вибий!
— Нигелло, ты же не поверишь… — попятился тот, сглотнув.
— Я давно знал о ваших махинациях и должен был защитить Исиду, избавив ее от недостойного жреца, что торговал ее благодатью. Священная вода из бассейна омыла его преступление, очистив храм от вашего распутства. Следующим будешь ты! Если ты позволишь сенатору себя арестовать, то еще как-нибудь выкрутишься, но Богиня поразит тебя насмерть! — изрек Нигелло, сделав движение, будто собирается метнуть змею в оцепеневшего от ужаса человека.
Боги, однако, не всегда готовы исполнять просьбы смертных, да и змеи тоже. Кобра, оскорбленная таким непочтительным обращением, потеряла терпение и, шипя, метнулась к руке, державшей ее в плену. Крик — и Нигелло пошатнулся, разжав хватку.
Кобра снова зашипела, словно объясняя свои личные причины, а затем скользнула в свою корзину и свернулась там клубком. Аврелий, покрытый ледяным потом, одним прыжком подскочил к ней и поспешил захлопнуть крышку.
