— Мишка-то? — сфокусировала на мне взгляд девушка, — так он на Алтай укатил с друзьями, к осени только вернется.

В этот момент в кухню, потягиваясь и потирая глаза, вошел проснувшийся последним Юра.

— Всем доброе утро, — хрипло пробормотал он, направляясь прямиком к плите. — Без эспрессо я сегодня не человек.

Он занялся приготовлением кофе, и кухню наполнил горьковатый, бодрящий аромат, смешавшись с нежным запахом овсянки. Едва напиток был готов, как резко зазвонил телефон. Юра, нахмурившись, достал аппарат из кармана и следом потянулся за пачкой сигарет.

— Да! — рявкнул он в трубку уже с порога, выходя на балкон.

Дверь за ним захлопнулась, но через стекло было видно, как он, нервно закурив, яростно жестикулирует, разговаривая с кем-то. Его лицо искажала гримаса раздражения.

Я с тревогой наблюдала за этой сценой, но Маша лишь взмахнула ложкой.

— Не волнуйся, это наверняка моя мама, — пояснила она, как о чём-то само собой разумеющемся. — У них всегда такие душевные беседы. Ничего необычного.

И правда, через минуту его фигура в клубах табачного дыма на фоне утреннего неба выглядела уже не столько грозно, сколько озабоченно.

— Твоя мать умеет с утра взбодрить круче любого кофе, — пробурчал Юра, возвращаясь к нам.

— Что она хотела? — поинтересовалась Маша, делая наконец первый глоток своего чая. Но, видимо, что-то пошло не так и, поморщившись, девушка отодвинула от себя чашку.

— Сообщить мне, что моя дочь беременна. — Юра подхватил чашку дочери и залпом осушил ее.

Я слушала его с удивлением, что значит твоя? А мать что, совсем не при делах? Хотя если вспомнить Машины слова о том, что она ее ошибка, то все становится на свои места. Чудовищно так говорить о своей дочери.

Каково Маше жить, считая себя ненужной, нежеланной и нелюбимой собственной матерью? Хорошо, что у нее рядом есть любящий отец.

— Ты — самое дорогое, что у меня есть. — Тихо сказал Юра, подходя к Маше и крепко обнимая её. — И я всегда буду на твоей стороне, что бы ни случилось.

Маша прижалась к отцу, и по её напряжённой спине было видно, как нужны были эти слова. Несколько мгновений они стояли так, молча, а затем Маша вздохнула.

— Ладно, я, наверное, пойду прилягу.

— Иди, солнышко, — кивнул Юра, ласково поправив её чёлку.

Когда дочка вышла, он повернулся ко мне.

— А тебя я провожу до больницы.

Я лишь согласно кивнула, и через пятнадцать минут мы уже выходили из подъезда. Утро, начавшееся с суеты и горьких разговоров, постепенно обретало чёткие очертания нового дня. Юра шагал рядом, уверенно держа меня за руку. Есть в этом жесте что-то особенное, теплое, доверительное — ладонь в ладонь.

— Помнишь, — начал первым Юра, — вчера я сказал про развод?

Ещё бы, я засыпала и просыпалась с мыслью, что пока Юра здесь, мы всё сделаем. Как он сказал — развод хоть завтра? А значит, сегодня нужно подготовить документы на имущество. Которые остались дома. Настроение поползло вниз, стоило только подумать, что придётся как минимум позвонить Косте. Ну или вообще столкнуться с ним. Юра моментально уловил перемену во мне.

— Передумала? — нахмурился он, выпуская мою руку.

— Конечно, нет, — перехватила я его покрепче за пальцы, — просто то, что нужно заниматься всем этим, вгоняет меня в тоску, — вздохнула, признаваясь, — но ничего не поделаешь. Давай сделаем это уже поскорее, а?

— С удовольствием. Тогда давай так…

Юра строил чёткий план: забрать бумаги, отвезти их нужному человеку, позвонить мужу, ну а завтра с утра забрать документы. И всё. На словах очень просто. Надеюсь, что и на деле не будет препятствий.

Распрощавшись у больничных дверей, Юра отправился домой, а я поднялась по ступеням и попала в больничный холл.

За то время, что я ездила сюда, каждая мелочь стала знакома, каждая трещинка на полу, каждая облупившаяся ступенька. Даже охранник на вахте стал узнавать и здороваться.

— Доброе утро, Катюша, — расплылся в улыбке одетый в чёрную форму с надписью «Барс» на нагрудном кармане мужчина. — Как всегда к маме?

— Да, — к кому же ещё? мысленно усмехнулась я. — Надеюсь, что её скоро выпишут.

— Жаль, мне будет вас не хватать, — удивил меня вахтёр своим заявлением. Это он что сейчас так внимание проявляет? Пока я изумлённо хлопала глазами, меня окликнули.

— Катерина! — эхом разнёсся по холлу голос Костика, — Наконец-то! Я из-за тебя чуть на работу не опоздал!

Заявил муж, заставляя меня взглянуть на часы — без десяти десять. По идее он уже давно должен быть в офисе. Что за странные обвинения.

И вообще, что он здесь делает?

Неужели проснулась совесть и он явился навестить тёщу? Вряд ли, тут же отмела я предположение. Скорее всего, не найдя меня у Инки и не подкараулив в магазине, решил, что уж в больнице он меня точно достанет.

— Решила от меня побегать? Ну-ну, — усмехнулся Костик, приближаясь, — я же знаю тебя как облупленную.

Я отступила на шаг, натыкаясь на холодную стену. Отступать было некуда.

— Я не бегаю, Костя. Я просто живу своей жизнью. И в этой жизни больше нет места тебе.

— Ой как загнула! — рассмеялся он, и в его глазах заплясали злые огоньки. — Думаешь, так просто от меня избавиться? Ты моя жена.

— Уже не твоя. Я подала на развод, — выдохнула я, понимая, что рано расслабилась. Решила, что поговорила с ним и всё? Размечталась, что он так просто успокоится.

Костик замер, его лицо начало медленно, предательски багроветь. Жилы на шее надулись, а глаза сузились до щелочек.

— Выбрось эту дурь из головы, поняла? — сипло прошипел он.

— У меня появился другой мужчина, — уже смелее продолжила я, — мне нужен развод. И я его получу. — Не понимаю, откуда во мне рождались слова, появилась смелость и лёгкость, каждая фраза придавала мне сил, — завтра, слышишь? Завтра я получу свободу, и ты не сможешь мне помешать.

Я видела, как по его телу прошёл судорожный спазм. Рука, та самая, что когда-то дарила мне ласку, сжалась в кулак. Время замедлилось. Кулак резко взмыл в воздух, описав короткую дугу замер над моей головой. Инстинктивно вжалась в стену, зажмурилась, готовясь принять удар.

Но удар не последовал.

Раздался спокойный голос вахтёра:

— Мужчина, на территории больницы запрещено нарушать общественный порядок.

Костик замер с занесённой рукой. Перед ним стоял тот самый улыбчивый охранник, но теперь на его лице не было и намёка на приветливость. Взгляд был стальным, поза — собранной и грозной.

— Пошёл вон! — срывающимся от ярости голосом крикнул Костик, но руку опустил.

Но охранник сделал шаг вперёд, вынуждая мужа отступить.

— Вы немедленно покидаете здание, в противном случае я вызову наряд. Выбор за вами.

Костик метнул на меня взгляд, полный такой немой, бессильной ненависти, что по спине пробежали мурашки. Он что-то бессвязно пробормотал, с силой плюнул на пол и, развернувшись, быстрыми шагами направился к выходу.

Я медленно выдохнула, чувствуя, как подкашиваются колени.

— Спасибо, — прошептала я охраннику.

— Пустяки, Катюша, — он снова стал тем добродушным мужчиной, каким был минуту назад. — Здесь такие «буйные» часто попадаются. Идите к маме, всё будет хорошо.

Я кивнула и, собрав остатки сил, побрела к лестнице. Прежде чем войти в палату, минут десять простояла в коридоре, пока окончательно не пришла в себя. Натянула на лицо улыбку и потянула на себя ручку двери.

Внутри палаты всё было как вчера. Мама полулежала на своей кровати, глядя в окно, на тумбе — белоснежные розы, которые через день приносил Володя, чтобы поднимать настроение жене. Тарахтел холодильник, на стене висел телевизор, создавая иллюзию домашней обстановки.

— Екатерина Игоревна, — я услышала голос лечащего врача, которого из-за открытой двери не сразу заметила. Он что-то писал в маминой карте, сидя за столом. — Очень хорошо, что вы пришли. Мы завтра выписываемся. У вас всё готово? — спросил он, очевидно, имея в виду оплату реабилитационного центра. — С нашей стороны все бумаги, анализы, выписки… — доктор похлопал по увесистой папке, лежавшей рядом с ним.