Мы побрели дальше, под руку, к дому. Напряжение последних минут сменилось приятной усталостью.

— Знаешь, — нарушила тишину Маша, уже у подъезда, — я ведь даже имя уже ему придумала. Иван.

— Иван? — переспросила я, отыскивая в кармане ключи. — Красиво. А если девочка?

— Нет, — засмеялась она. — У меня мальчик.

Квартира встретила нас тишиной и прохладой. Пока Маша принимала душ, я поставила чайник и задумалась. Вопрос об отце висел в воздухе, но давить нельзя.

Чайник только зашипел, когда Маша вышла из ванной, закутанная в большой банный халат, с мокрыми волосами.

— Тётя Катя, у вас с папой любовь, да? — огорошила меня вопросом девушка.

Я внимательно посмотрела на неё. Настало моё время для откровений. И, если честно, я нервничала. Кто знает, как она отреагирует на то, что мы с её отцом вместе. Его короткое «еду к тебе» и предложение выйти за меня перед отъездом не давали мне повода сомневаться в серьёзности намерений.

— Если что, я не против, — подбодрила Маша, — они с мамой совсем не подходили друг другу, ссорились постоянно. Даже уже после развода она не давала ему покоя. Вот он и уехал. Сбежал.

Маша говорила так легко и просто про расставание двух самых близких ей людей, что я не переставала поражаться её стойкости. Обычно дети весьма болезненно переживают такое, даже несмотря на взрослый возраст. Вспомнить хотя бы Егора.

— Машенька, милая, я… мы… — даже разозлилась на себя: взрослая тётка, а сижу и двух слов связать не могу.

— Папа хороший, ты его не обижай, — по-детски наивно попросила Маша, усаживаясь за стол. Всё это время она стояла, прислонившись к дверям, а сейчас принялась за чай, обжигаясь о горячий напиток, смешно морщила нос и фыркала, как ёжик.

— Не обижу, — пообещала я искренне.

Утром я проснулась оттого, что мне жарко и тяжело. Сверху на мне лежала огромная мужская рука. Юра! Я едва подавила в себе желание подскочить на кровати. Он в дороге всю ночь, пусть отдыхает. Осторожно, чтобы не разбудить, выскользнула из его объятий и, накинув халат, отправилась готовить завтрак.

За окном плыли серые, налитые дождём тучи, и заунывно стучали по подоконнику капли. Но в моей душе ярко светило солнце, и щебетали птицы. От счастья, что он дома, что он спит в нашей комнате, мне хотелось петь и танцевать. Что я, собственно, и делала у плиты, пока замешивала тесто, пока на сковороде жарились золотисто-кружевные блинчики, наполняя дом ароматом уюта и детства.

Я так увлеклась, что не услышала его шагов.

— Кажется, проспал всё самое интересное, — его голос, хриплый от сна, прозвучал прямо у меня за спиной. Я вздрогнула от неожиданности, но обернуться не успела — он обнял меня за талию и притянул к себе.

— Катюша. Моя.

Его губы коснулись моей шеи, и я откинула голову ему на плечо, позволяя минуту слабости. Я так давно этого хотела, так почему бы нет? Все точки расставлены — с Костиком, с Егором, я даже умудрилась подружиться с Машей, так что заслуживаю капельку счастья. Разве не так?

Его объятия ослабли, давая мне пространство для манёвра, и я медленно повернулась, чтобы встретиться с Юрой взглядом. Уставший, осунувшийся… Борода отросла, став ещё длиннее.

Моя рука сама поднялась, чтобы коснуться его щеки, ещё тёплой от сна. Он наклонился, и мир сузился до расстояния между нами.

Первый поцелуй был нестрастным и нестремительным. Он был тихим, вопрошающим, ласковым. Это было медленное, осторожное прикосновение, будто проверка: реальность ли это или ещё один прекрасный сон. В его губах был вкус доверия и долгого, долгого ожидания. Я ответила ему с той же нежностью.

Мы настолько увлеклись, что очнулись от Машиного смешка в дверях.

— Один — один.

— Что? — не понял Юра, нехотя оторвавшись от моих губ.

А вот я поняла мгновенно, потому что последний блинчик на сковородке превратился в чёрный уголёк, а над плитой поднималось едкое облако

Юра сделал глоток кофе, поставил кружку и облокотился о столешницу.

— Так, Машка, давай по порядку. С врачом всё ясно, спасибо тёте Кате и её невестке. А вот следующий вопрос. Где… — он запнулся, подбирая слова, — … где второй участник этих событий?

Маша потупила взгляд, вцепившись в край халата.

— Его нет.

— То есть как «нет»? — голос Юры не повысился, но в нём появилась твердость.

— Ну… он был. А теперь его нет. Он оказался не готов. Сказал, что это мои проблемы, и… исчез.

Юра замер. Я видела, как сжались его кулаки. Он смотрел в окно на моросящий дождь, и по напряжённой линии плеч стало очевидно, какую бурю сдерживает внутри.

— Ясно, — наконец выдавил Юра одним словом. В этом «ясно» было всё: и гнев, и обида за дочь, и обещание самому разобраться с этим мальчишкой, и понимание, что сейчас главное — не это. — Значит, справимся сами.

Он подошёл к Маше, присел перед её стулом на корточки, чтобы быть с ней на одном уровне. Взял её маленькие тонкие пальчики в свои большие ладони.

— Слышишь? Ничего. Ничего страшного. Бывает. Ты не одна. Мы с тобой. И точка.

Маша кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и обняла его за шею, спрятав лицо на его плече. Он тяжело вздохнул и посмотрел на меня.

В его взгляде не было ни капли той лёгкости, что была минуту назад. Это его семья. Его дочь. Его внук. И он будет защищать их, как медведь, не жалея сил.

— Ладно, — он встал, отряхнулся, будто только что принял важное стратегическое решение. — Значит, так, Машка, собирайся.

— Куда? — удивлённо спросили мы хором.

— К врачу. На осмотр. Я повезу. Послушаю, что и как. Надо же мне понимать, с чем мы имеем дело.

В его тоне не было места возражениям. Это был уже не влюблённый Юра, а Юра-отец, взявший бразды правления в свои руки.

Маша, смотря на него, вдруг улыбнулась сквозь навернувшиеся слёзы.

— Пап, сперва надо записаться.

Юра озадаченно почесал бороду.

— Да? Об этом я не подумал, тогда иди и записывайся.

Маша кивнула и вышла, на ходу набирая в мобильном телефоне номер клиники. Воспользовавшись тем, что дочери нет, Юра спросил:

— Маша больше ничего тебе не рассказывала?

Я понимала, о чём он — про отца малыша, может, мы по-девчачьи обсуждали чуть больше, чем дочь могла сказать сыну. Но я вынуждена была его разочаровать.

— Я знаю не больше тебя.

— Понятно, — повторил он ещё раз, на этот раз тише и более устало. — Значит, так и есть. Без отца.

Юра принялся расхаживать по кухне взад-вперёд, о чём-то напряжённо размышляя.

Наконец, он остановился и обернулся ко мне. В его глазах бушевала та самая буря, которую он старательно сдерживал при Маше.

— Кать, я… я в ярости. Честно. Мне хочется найти этого щенка и… — он с силой сжал кулаки, костяшки побелели. — Но это не поможет Машке. Но я ведь должен её защитить… Ладно. Это потом разберём. Сейчас… сейчас надо делать то, что надо. Врач. А потом… потом я, наверное, всё же попробую его найти.

Из комнаты вышла Маша, она уже успела переодеться и расчесать волосы.

— Записались. Сегодня в шесть, — она всё ещё нервничала, хотя уже и не так сильно. — Катя, — нерешительно замялась девушка, — я бы хотела, чтобы ты пошла со мной. Если ты, конечно, не…

Я колебалась всего секунду.

— Конечно

— Конечно, это даже не обсуждается.

Повеселев, Маша умчалась в свою комнату, точнее, в Юрину, в которой временно поселилась. А я принялась убирать со стола. Юра как мог помогал мне, но у него всё валилось из рук. Оно и понятно, такие новости обрушились на него.

— Сама справлюсь, — остановила я «помощника», уронившего в очередной раз чашку, — иди отдохни.

Юра с благодарностью взглянул на меня, похлопал себя по карманам, отыскивая сигареты, и, вынув пачку, ушёл на балкон восстанавливать нервную систему.

Я продолжила своё занятие, но меня отвлёк звонок телефона.