— Юрочка, что же вы, — вошла мама на кухню, приглаживая взлохмаченные со сна волосы, — проголодались, я сейчас, мои хорошие.

Она принялась суетиться, ставя чайник, доставая хлеб. Пришлось заверить, что мы с Димоном отобедали и не голодны.

— Да где же вы успели-то? — всплеснула руками матушка. — Небось в кафе заезжали.

— Лучше, — улыбнулся, вспоминая доширак, который мама наверняка тоже не одобрит.

— Мамуля, — вошёл Димка, поцеловал старушку в морщинистую щёку. Лидию Константиновну мы оба звали мамой. Он — по праву рождения, а я — как приёмный, но не менее любимый сын.

Я не знал своих настоящих родителей, воспитатели говорили, что меня привезли прямиком из роддома. И до восемнадцати лет, как и все в нашем интернате, мечтал, чтобы меня усыновили. А потом судьба свела меня с этой чудесной женщиной, и я обрел то, о чём грезил — семью.

— Собрался? — спросил я у довольного друга, рассевшегося рядом с мамой на диване у окна.

— А то!

— Куда это вы собрались? — заволновалась мама, поглядывая на нас по очереди.

— Завтра утром прораб с ребятами приезжают, начинать пора, хотим в деревне остаться, чтобы поутру не гонять, — сказал я практически правду, умолчав о хорошеньких девушках, ставших причиной нашего решения.

— Кстати, мамуля, у нас завтра будут гости, ты же не против? — вспомнил о своём обещании познакомить Инну с мамой Димон. — Думаю, что к обеду.

— Ой, да как же? Кто? — заинтересовалась Лидия Константиновна.

— Девушку приведу, знакомиться. Двух, — подмигнул мне Димка.

— Не знакомиться, а на экскурсию, — поправил я его. — Не пугай маму, а то ещё решит, что ты жениться собрался, охламон.

— А может, и собрался. А что? Давно пора, да, мамуль?

Матушка лишь успевала хлопать глазами с Димки на меня и обратно, не понимая, что происходит. Шутит ли её сыночка или и вправду с невестой придёт. Ни разу неженатый Димка устал отбиваться от маминого желания осчастливить его маршем Мендельсона и парочкой спиногрызов.

— Мамулечка, их вон сколько, а я такой один! — отбрыкивался блудный сын. — У тебя Юрка есть, внуков наделал, только успевай воспитывать.

Мои двое — Маша и Миша — каждое лето проводили в деревне. И лишь сейчас заезжают на недельку раз в году: учеба, отношения, совсем стали взрослые. Да я и сам вижу их не чаще, несмотря на то, что живём на соседних улицах.

— Так чего я сижу-то? — поднялась мама. — В магазин, срочно!

Этот командирский тон выработал в нас многолетнюю привычку: мы вскочили и синхронно взяли под козырёк.

— Будет исполнено! — рявкнули хором, заставляя маму улыбнуться.

Катя

После отъезда мальчишек — ну а как их ещё называть? Мы практически ровесники, так что вполне — стало тихо и тоскливо. И чтобы как-то развлечь себя, мы с Инкой решили прогуляться. В высокой траве проделали тропку вдоль разрушенных домов. Заглянули в самый последний, тот, в котором жили когда-то наши друзья: Илья, Вовка и Женек Михайловы, так звали их все по фамилии деда, построившего дом. Ничего особо интересного, кроме сохранившихся надписей на стенах их комнатушки — Snap, la bouche, culture beat, 2 Unlimited и прочие группы, которые мы слушали в те времена.

— Наскальная живопись, — усмехнулась Инка, проводя пальцами по буквам на пожелтевших обоях.

— Да уж, мы развлекались, как могли. Бегали в клуб на дискотеки в соседнюю деревню. А когда его закрыли, то ходили ещё дальше, за четыре километра по шоссе. Самое страшное было потом ночью возвращаться.

— Почему? — заинтересовалась подруга.

— Потому что туда мы шли всей толпой, а вот домой возвращались уже разбившись на парочки. Правда, мы с сестрой никогда не расставались, даже ухажёрам приходилось смиряться с этим. А однажды она на танцах подцепила парня на мотике, вот это был праздник, потому что домой мы домчали с ветерком, — улыбнулась, вспоминая тот вечер, будто он был совсем недавно, — но и там был нюанс: парень был чертовски пьян. Стоять он уже не мог, хотя ехал вполне себе ровно по асфальту. И фара у него не работала на мотике. Но пять минут страха — и мы дома.

— Ненормальные, — фыркнула подруга, явно не одобряя наше безрассудство.

Сейчас, будучи взрослой, я бы тоже так не поступила, но тогда, в восемнадцать… Иногда волосы на голове шевелятся от того, что творили.

Мы гуляли и болтали обо всём, старательно избегая темы наших новых знакомых. Но время от времени обе поглядывали в ту сторону, куда они уехали. Первой не выдержала я.

— Что, ждёшь, да?

— Угу, — как-то грустно вздохнула Инка. — Хорошие ребята.

— И я жду, — призналась честно, чем немало удивила подругу.

— Что я слышу, Ефимова! — воскликнула она, окидывая меня взглядом. — Запала, да?

— Я замужем, — протянула ей руку с кольцом.

— Почаще себе это повторяй, — усмехнулась нахалка, — а то при виде Юрика глазки-то заблестели.

Права она, слишком заметно. Надо держаться от него подальше. Неделя — и нас здесь не будет. Да, с Дмитрием нас ждёт сотрудничество, от общения с ним не отвертишься. А вот с его другом сложнее. Вся его работа теперь здесь, я так поняла, он планирует возрождать фермерское хозяйство, так что ближайшие полгода — год он здесь безвылазно. Ага, а то будь он в Питере — вы бы встречались, — тут же заерничал внутренний голос. И вообще, Николаева, не о том ты думаешь, у тебя скоро внук родится, а ты на чужого мужика смотришь. Своему бы лучше позвонила! Укорила себя и потянулась за телефоном.

Инка хмыкнула, прекрасно понимая, чей номер я набираю. Но абонент не абонент. Устав дозваниваться, написала сообщение:

«Я соскучилась, позвони мне как сможешь».

— Мы с тобой в магазин хотели, прогуляемся? — предложила Инна, когда я убрала мобильник в карман.

Предложение мне понравилось, и мы отправились в путь. Конечно, можно было сесть на машину и с ветерком по шоссе. Но мне хотелось, как в детстве, спуститься к плотине, миновать узенький проход через речушку и в горку, откуда открывается вид на деревеньку. Когда-то это был самый короткий путь попасть на Иван гору.

Дома, сидя за столом у окна, мы могли видеть, что кто-то спускается по тропке, и знали, что минут через десять в деревне будут гости. Но больше всего мы высматривали почтальона, потому что ждали письма от мам.

Конечно, дороги не было, только направление, которое мы сами протаптывали себе в высокой траве. Идти просто так казалось скучно, и я рассказывала о прошлом.

— Раньше эти поляны до самой речки выкашивали на сено коровам. А мы бегали ворошить и сгребать. Были старинные деревянные грабли, тяжёлые жутко. Мы с сестрой всегда помогали тёте Лиде. Она нас за это пускала на сеновал ночевать.

— Звучит романтично, — улыбнулась подруга, — ночь на сеновале.

— На самом деле очень неудобно: всё колется, потом сено аж из трусов достаёшь, в четыре часа начинает орать петух, мешая спать, в пять начинают доить корову, чтобы потом выгнать её к стаду, а ещё проход к сеновалу — узкая дощечка над стойлом со свиньями. И света нет. Поди оступись… — не сдержалась и рассмеялась, вспоминая, как мы проявляли чудеса эквилибристики, держась за руки с сестрой, пробираясь по доске.

— М-да, звучит уже не так красиво… А зачем вы тогда так рвались на этот сеновал?

— Так там же Женька был, — напомнила я про свою первую любовь.

— А-а-а, — многозначительно протянула Инна. — Ну если Женька, то оно, конечно.

Слово за слово мы вышли к шоссе, свернули направо и метров через сто упёрлись в здание сельского магазина.

— Закрыто, — констатировала Инка очевидное. Хотя накладная пластина с ржавым амбарным замком говорила без слов, что торговли нет уже довольно давно.

— Вижу, — мрачно отозвалась я. Мечты о шашлыке накрылись медным тазом.

— Капец, и что делать? Я не хочу сегодня никуда ехать. Жарко.

Согласна, тащиться по жаре, искать, где ещё остались торговые точки, хотелось меньше всего. Вот если бы знать наверняка куда.

— Давай спросим кого-нибудь? — предложила я, и Инка, повеселев, зашагала за мной вдоль посёлка. А я продолжила развлекать её историями.