Вскакиваю со скамейки и ударяю своего бесцеремонного бывшего по плечу.
— Так! Я, вообще-то, здесь!
— Вот именно, Марго! — он хватает меня за плечи. Голубые глаза оказываются совсем рядом. Воздух позади меня вдруг становится плотным, и я не могу сделать ни шагу назад. — А должна быть рядом с ним. Иди уже запиши все на бумажку и скажи ему, что чувствуешь. Пока не стало поздно.
С полминуты я стою молча. Считаю, сколько раз Антон моргнет и сколько сощурится от солнца, спрятавшегося за моей спиной. Мне тоже хочется спрятаться, но от правды не скрыться.
— Тебе-то это зачем? — наконец выдавливаю я, отстраняясь от Стархова.
В пару широких шагов он достигает парапета и идет вперед по дорожке.
— Хочу, чтобы ты наконец от меня отстала, — в голосе звенят веселые нотки. — А то я тебе уже и цветы с запиской отправил, и с твоей лучшей подругой замутил, а ты все ходишь за мной попятам.
— Что?
Я замираю, ошарашенная внезапной догадкой. Из легких пропадает весь воздух, их стенки склеиваются, будто обмазанные липким сиропом, и я не могу больше сделать ни вдоха. Сердце жалобно стучит под ребрами. Вот-вот остановится.
Оно и к лучшему. Жить с осознанием того, что я натворила, все равно не получится.
Тот букет в «Абсенте» и записка про дружбу была от Стархова! Значит, Паша никогда и не думал обрывать наши отношения⁈
В голове розовыми вспышками всплывают фразы:
— Я просто по натуре такая. Недоверчивая.
— Я тоже раньше таким был. В любовь не верил, представляешь?
Фрагмент подслушанной ссоры Паши с Мишей:
— Она моя девушка! И я люблю ее!
Наш разговор в его комнате:
— Это был шанс начать с тобой общаться, и я не мог его упустить.
— Зачем тебе нужен был этот шанс?
— Чтобы ты стала моей.
Тихое, едва различимое «Я люблю тебя» в конце того вечера.
— Больше никаких фиктивных отношений?
— Теперь все по-настоящему.
— Вы бы не увидели ее, если бы не один человек, которого я очень сильно люблю и ценю… Спасибо тебе, Маргарита.
— Марго, не отталкивай меня. Я пытаюсь тебе помочь.
— Я хочу быть с тобой.
— Я люблю тебя, а ты боишься это признать.
Я поджимаю губы, но с них все же слетает протяжное ругательство.
— Что? — тон у Стархова такой, будто он защищается. Боится, что я воткну в него шпильку? Зря переживает. Воткнуть ее мне хочется в свое глупое недоверчивое сердце.
— Слушай… — Антон отбрасывает назад светлые пряди. Прямой взгляд голубых глаз. — Я хочу, чтоб ты тоже нашла свое счастье, Марго. Ты классная девчонка, только сама себе жизнь портишь зачем-то. И это, — он дергает уголком губ и манит меня рукой. — Отдай уже куртку. Замерз жутко!
Я стягиваю с себя кожанку и бросаю ее Стархову в лицо. Чтобы он не видел мою зарождающуюся улыбку, непрошенную слезинку, катящуюся по щеке, и пронзающие грудь осколки сердца, улитые кровью сожаления, но горящие теплым светом надежды.
Глава 24
На краю
Когда идет дождь, говорят: «Небо плачет». Предпочитаю верить, что это не так. Просто верховная богиня наводят уборку, как на палубе корабля, выливая на землю ведро воды, а затем шваброй сгоняет ее за борт, разом избавляясь от всей грязи. От ошибок и сожалений, расчищая на небе место новому дню. Дарит людям новый шанс.
По окну бегут мокрые дорожки. Включить бы Лану дель Рей, но вместо нее я слушаю Викин пересказ какой-то лекции по психологии.
— Все проблемы идут из детства, — она кивает с видом профессионала, на секунду убирая от ресниц кисточку туши. — Прикинь, одно неудачно брошенное слово родителей может развить у ребенка целый комплекс! Типа… Не ешь конфеты, разнесет! А ты потом всю жизнь себя диетами моришь. Мне, правда, так не про конфеты, а про хинкали говорили… Но все одно.
Удивительно, но вместо медитаций и мантр про женскую энергию Вика начала смотреть на YouTube что-то полезное. Сказала, хочет лучше разбираться в себе и в окружающих, чтобы избегать конфликтов или, если они уже возникли, решать их, а не прятать проблему под мягкий коврик лжи, как она это делала со Старховым.
Мы обсудили с Викой ее новоиспеченного кавалера еще вчера, когда я вернулась со встречи с Антоном. Никаких ссор и осуждений. Только «я-высказывания», как их называет Королева. «Я боялась признаться тебе в чувствах к Антону и потерять тебя», — шмыгала носом Вика мне в трубку. «Я жутко на тебя разозлилась, когда узнала про ваши отношения, но знаешь… История с шубой выбесила меня больше! Как ты вообще могла додуматься подружиться со мной, испоганив мою любимую вещь? При встрече задушу тебя к черту, поняла?» — смеялась я.
Полчаса разговора разгладили все шероховатости. Любовь любовью, но нашу дружбу, искалеченную едкими шутками и побитую совместными ошибками, ей не сломать. Мы с Викой далеко не идеальные подруги, но все же лучшие. Ссоримся, но, если надо, сходимся, как детальки пазла, неровными краями дополняющие друг друга до единой картины.
— Знаешь, что, Королева? — сажусь на корточки так, чтобы мое лицо оказалось напротив поставленного на подоконник телефона. — Я тебя обожаю.
— Чего? — она прерывает свои философские рассуждения о комплексах и пялится в экран огромными почти черными глазищами. — Не расслышала, связь плохая!
Все она прекрасно поняла, зараза! Издевается надо мной.
— Говорю, обожаю эту кофту, — бросаю взгляд на ее глубокий вырез, окаймленный голубыми стразами. — Уверена, Стархов тоже оценит.
— О, это вряд ли… — Вика подкрашивает губы алой помадой. — Снимет быстрее, чем успеет рассмотреть.
Она хихикает и тут же осекается, с опаской смотря на экран. Ждет реакцию ревнивой бывшей, но я лишь мягко улыбаюсь. Я не чувствую к Антону ничего, кроме благодарности за все яркие дни, что мы были вместе, и дружеской нежности, которую не вытеснят даже его самые отвратительные поступки. Ненавидеть бывшего было бы куда проще, но легкие пути, видимо, не для меня.
— Марго, ты точно?.. — Вика заправляет за ухо волнистый локон.
— Да точно я не против! — читаю ее мысли, и складка между бровями подруги разглаживается. — Лучше уж я передам тебя в руки Люцифера на байке, чем в очередной раз буду вылавливать где-то за МКАДом. Этот козел хотя бы свой. В случае чего, знаю где соломки подстелить.
— Не такой уж он и козел, — Королева мечтательно закатывает глаза.
В глубине души я с ней согласна, но выдаю лишь «Иди уже!» и поторапливаю ее рукой. Красные губы Королевой растягиваются в игривой улыбке. Она отправляет мне поцелуйчик через экран и отключается.
В комнате тут же будто гаснет свет. Остается иссиня-серое небо за окном, дождь, монотонно барабанящий по подоконнику, и давящая на виски тишина. На языке привкус чужого счастья. Перед глазами запылившаяся банка с сухими розами. После моей истерики одна чудом уцелела. Спряталась от меня за шторой, а когда я ее нашла, злость уже угасла и мне стало жаль хрупкие бутоны.
Открутив крышку, я достаю один цветок и рассматриваю его на раскрытой ладони. Для кого-то это просто сухие лепестки, а для меня — гербарий моих чувств. Я надеялась, что, заперев их в банке, навсегда избавлюсь от них, но чувства стали только крепче. Как вино с годами. То, что стояло в подлокотнике у Паши в машине, когда мы ехали на первое фальшивое свидание. Я не притронулась к нему из принципа — чтобы показаться правильной, дать понять ветреному мажору, что я не такая, как все девчонки, которых он спаивает в своем элитном «Мерсе».
А на самом деле мне так хотелось сделать глоток. Если бы я не ломалась и сразу сказала Паше о своей симпатии, мы бы сейчас уже были вместе? Или Воронцов и не предложил бы мне встречаться, не найдя во мне ничего особенного? Если бы… Если бы…
Я провожу ноготком по горлышку банки. Стеклянные стенки мерцают бликами первых пробившихся сквозь тучи лучей. Горизонт светлеет, рисуя четкую полосу между хмурым грозовым небом и его свежим лимонным краем.