Лейла нифига не помогает. То испанский свой учит, то салфеточки вяжет. Снимает туториалы на YouTube, свято веря, что ее вязание нужно кому-то кроме одиноких пенсионерок.

Недавно ей, правда, написал какой-то мужик, предложил наладить продажи за границей. Я была в шоке. Теперь она в свои шестнадцать успешный предприниматель.

А я все еще Вика. Да, просто Вика.

КОРОЛЕВА ВИКТОРИЯ! *криво нарисованная корона и пара сердечек*

Надо напоминать себе об этом почаще. Я ведь шикарна! Глаза красивые. Обычные карие, правда, но все же красивые. Бабушка говорит, как у олененка. Нос с горбинкой, ну а что поделаешь, если у тебя грузины в роду? Зато волосы густые, лоснящиеся, как обжаренный в масле каштан. Это тоже бабушкины слова. Я бы такое идиотское сравнение не придумала.

Челка дурацкая, конечно. Признаю, зря отстригла. Но это временно, отрастет. Главное, не подавать виду, что меня это беспокоит. Нос повыше, взгляд поснисходительнее, и все будут считать тебя королевой.

По крайней мере, так говорят коучи в Instagram. «Как ты себя позиционируешь, так окружающие тебя и воспринимают». «Люби себя, и остальные тебя полюбят». Я все. Так. И делаю.

Но где, черт возьми, моя любовь⁈ Где тот самый парень, готовый стелить передо мной красную дорожку и усыпать ее розами?

Взять, к примеру, Марго. Да, она хороша. Умная, с классным чувством юмора, танцует отпадно. Я всегда ей восхищалась. И немного ей завидовала. Буду честна, все-таки это мой дневник. Но Марго ведь никогда и пальцем не шевельнула для того, чтобы заполучить парня. Пашка на нее буквально с неба свалился. Я рада за этих двоих.

Но не от чистого сердца

. Они милая пара. Воронцов так о ней заботится. Сегодня после свиданки вместе с ней в квартиру поднялся. Раз пятьсот спросил, точно ли она хорошо себя чувствует. Потом ко мне подошел, попросил последить за Марго. Сказал, она в ресторане в обморок свалилась. Знаете, если бы мне сняли весь “Cloud 9”, с оркестром к тому же, я бы тоже в обморок грохнулась. Пашка, похоже, правда ее любит.

Мы потом еще с ним поболтали, пока Марго на кухне крутилась. Я ради интереса спросила, что именно Пашке в ней нравится. Он сначала замялся как-то, ляпнул банальное «все», потом поподробнее ответил. Сказал: «Улыбка ее нравится. Она когда смеется, искрится, как газировка… Косички у нее забавные. И взгляд пьянящий». Я тогда возьми да и сморозь: «Она ж Текила! Неудивительно, что пьянящий».

Слова сами вылетели, я даже подумать не успела. Так нелепо проговориться! Я чуть не поседела, клянусь! Ходили бы с Марго вдвоем белобрысые.

Благо, Паша уже знал про «Абсент». Остановил мои тщетные попытки исправиться словами: «Да она на первом свидании еще мне про клуб рассказала».

От меня год скрывала, а ему вот так просто раскрыла свою тайну. Тоже мне, подруга!

Черт, пирог сгорел… Пошла противень отмывать.

— Это реально закрытая тусовка? А меня точно пустят? Ты же договорилась с руководством, да?

— Вовремя ты спохватилась, Вик, уже на подходе.

Мы минуем расцвеченный вечерними огнями Тверской проспект и сворачиваем в закоулок, где прячется «Мама, я absent». Сегодня тут тихо. Только на углу у продуктового жмется поближе к дверям тройка мужчин сомнительной внешности. Никаких подростков и уж тем более папиков в туго натянутых на пузе поло. Вполне объяснимо — среда. В какой еще день руководство могло дать всему персоналу выходной и позволить устроить вечеринку в клубе? Правильно, в самый удобный для «Абсента» и в самый неудобный для его работников. Это хозяин так решил нас отблагодарить за успешно проведенный День всех невлюбленных. Говорят, в ту субботу он под миллион в карман положил.

А вот танцовщицам с чаевыми не так повезло. Сангрия доложила в голосовых, что заработала всего две тысячи. И те нашла оброненными под столом. Пина в тот вечер даже на канал ничего не запостила. Ушла в депрессию. Ну, или на «Онлик» — восстанавливать свой моральный и финансовый баланс.

— Так договорилась, Марго?

Вика обгоняет меня и идет вперед спиной. Чудом не врезается в фонарный столб и переступает через измазанную соусом обертку от бургера.

— Не хочу тебя расстраивать, но руководству нет до тебя дела. Даже менеджера сегодня не будет.

— А охрана? Я могу сказать, что я тоже танцовщица. Все равно ведь скоро на кастинг пойду. Считай и не совру. Почти что…

— Не надо ничего никому говорить, — я подхватываю Королеву под локоть и разворачиваю ее по ходу движения. Она опять нацепила кроссовки на платформе. Не хочу испытывать ее удачу. Грохнется еще, а мне потом ее на себе тащить. — Просто поздоровайся. Я скажу, что ты со мной.

Охранник меня знает, без проблем пропускает нас с Викой. Та на радостях желает ему «Добрейшего вечерочка!» и отвешивает такой поклон, будто он только что позволил ей войти в Букингемский дворец. Я качаю головой и поскорее увожу подругу вглубь коридора. Уже жалею, что взяла ее с собой. Но иначе поступить я не могла. Вика несколько дней клялась мне и божилась, что эта вечеринка — мечта всей ее жизни. Даже пообещала в следующий раз, когда придет ко мне в квартиру, помыть полы. Ну и как после такого отказать?

Из гримерки выходит Сангрия. На ней кожаные брюки и неизменная блузка с жабо. Если она не в костюме, то обязательно с этими рюшами. Примерно так в моем представлении выглядят богатые одинокие тетушки, живущие в особняке с огромной библиотекой и запасом вина на три поколения вперед. Соседи обычно называют их вампиршами и обходят их «замок» за версту. Не удивлюсь, если однажды Сангрия позовет меня к себе в гости, и я увижу там именно такую картину.

— Собираемся в четвертой випке, подходите, — она бросает нам фирменную улыбку Одри Тоту и направляется к лестнице.

Оставив верхнюю одежду в комнате для персонала, мы с Викой поднимаемся на второй этаж. Софиты выключены, нет ни дыма, ни дурманящего кальянного запаха. «Абсент» спит, но его спокойствие обманчиво. Если приглядеться, можно рассмотреть красные всполохи в угольных стенах. Соблазнительное адское пламя всегда здесь. Пусть сейчас его языков не видно, жар все так же заполняет зал. Проходя мимо сцены, я провожу по ней кончиками пальцев. Пульс отдает в руку, и на секунду мне кажется, что это бьется сердце «Абсента». Я внутри его грудной клетки. Вокруг блестят пилоны-ребра. Я взаперти, но я не чувствую себя пойманной. Я сама закрылась от остальных, и здесь, в этой клетке, мне хорошо. Здесь мне, Текиле, самое место.

— Нам сюда?

Вика кивает в сторону четвертой випки, самой просторной в нашем клубе. Двери распахнуты настежь. Мои коллеги шныряют туда-сюда, натаскивая в комнату бутылки, бокалы и снеки. Судя по количеству алкоголя, завтра утром идти они никуда не собираются. А вот нам с Викой еще на пары надо.

— Уговор помнишь?

Я пропускаю подругу внутрь и захожу следом. Комната утопает в сиреневом свете. С потолка на толстых цепях спускаются пустые бутылки из-под абсента. В них зелеными огнями мерцают лампы-светлячки. Из угла с аппаратурой доносится тихий, но настойчивый бразильский фонк.

— Да-да, — Вика закатывает глаза. — Мы тут до десяти. Много не пить, от тебя не отходить. Особенно в другие випки.

— Ты главное забыла.

— Не называть тебя Мар… — Вика испускает сдавленный смешок. Похоже, она наконец рассмотрела, чем украшена противоположная от входа стена.

— Эти плетки просто для декора.

— А ремни? — она косится в сторону дубового стола, украшенного цепями и наручниками.

— Тоже, — отвечает за меня мужской голос.

Проходя мимо, Стархов касается моей талии. Обтянутая байкерской перчаткой ладонь скользит по открытой коже, поддевает край топа. Ну давай, раздень меня еще! Наглец! Рядом с ним появляться можно только в зорбе — огромном прозрачном шаре диаметром под три метра. В таких любители экстрима спускаются с гор. Может, хоть тогда Страхов перестанет лезть в мое личное пространство?