Я давно живу отдельно. С чего мне бояться отца и соблюдать правила, которые он годами вбивал мне в голову?

Буквально. Он давал мне подзатыльники дневником, если видел ошибку в моей тетради. Одну дурацкую пропущенную запятую или «о» с кривым хвостиком, которую учительница приняла за «а». Я до жути боялась показывать ему четверки за домашнюю работу, ведь у меня была «уйма времени», чтобы проверить все свои «каракули» и исправить те места, где я «отключила мозг». Если отец все же находил четверку, я лишалась сладкого на несколько дней.

Но однажды в восьмом классе мне влепили три за диктант. После уроков я позвонила маме, чтобы она рассказала отцу. Я боялась представить, что будет, если он узнает оценку при мне, открыв электронный дневник. Полдня я слонялась по городу. В квартиру зашла на подкосившихся от страха ногах. После недолгого разговора отец затащил меня за волосы в ванну и облил ледяной водой. Я ударилась коленкой о бортик, но ревела не от боли, а от обиды. «Я столько в тебя вкладываю! Хилый тройбан — все, на что ты способна?» — орал отец мне в самое ухо.

Мама кинулась меня спасать. Она попыталась оттащить отца назад, но с ее хрупким телосложением сделать это было сложно. Кажется, отец заехал ей локтем по лицу, на секунду отвлекся на ее всхлип, и мне удалось ударить его ногой в живот.

— Дрянь бессовестная! Как ты смеешь⁈ — зарычал он, попытавшись опять на меня наброситься.

Маме удалось схватить его за руки и не дать ко мне приблизиться.

— Милый, дорогой, успокойся, — лепетала она. — Исправит она эту тройку. Я поговорю с учителем, если что. Даст ей дополнительное задание.

— Пусть учится сразу все делать на отлично! Исправить каждый дурак сможет. Убери от меня руки!

— Только не трогай Марго, — взмолилась мать, — пожалуйста, Сереженька.

— Я сам разберусь, что мне делать со своим ребенком!

Он развернулся ко мне, схватил со стиралки полотенце и ловким движением скрутил его в трубочку. Я смотрела то на вены, пульсирующие на его запястье, то на красные пятна, от гнева уже спустившиеся с лица на шею. Казалось, изо рта у него вот-вот пойдет пена.

Убрав от глаз мокрые волосы, я гордо вскинула голову.

— Давай, ударь меня! Ты ведь это любишь, папуля, повышать свою самооценку, издеваясь над слабыми?

Я не успела проследить, как полотенце разрезало воздух и хлестнуло меня по плечу. На следующее утро там образовалась алая полоса с синими подтеками.

— Сережа, прекрати! Я вызову полицию!

— Что ты сказала? — он развернулся к матери, отбросив полотенце на пол. — Против мужа пойдешь?

— Ты что с ребенком делаешь? Чокнутый!

— Рот закрой!

Он вмиг оказался рядом с мамой и сжал ее рукой за горло. Я услышала гулкий звук удара головы о стену.

— Что, защищаешь ее? — отец приподнял ее, как тряпичную куклу. Мама едва касалась пола кончиками пальцев.

— Отпусти, Сережа, мне больно!

— А мне не больно видеть, как она сосет из меня силы и деньги? А в обмен что? Никакой благодарности! Упырь сраный!

Я прислонилась спиной к дверному косяку. Сердце готово было выпрыгнуть из грудной клетки.

— Она же твой ребенок! Как ты можешь так с ней обращаться? — мать попыталась рукой ослабить его хватку, но отец был сильнее.

— Вот именно, ребенок! Пусть знает свое место! И ты знай! Дура!

Он с ненавистью сдавил ее шею, и в этот момент мы с мамой пересеклись взглядами. Два загнанных зайца в вольере с охотничьим псом. Пытаясь схватить ртом воздух, мама едва заметно кивнула мне в сторону коридора, и я сорвалась с места. Слышала, как отец помчался за мной, осыпая нас с мамой ругательствами. Я еле успела забежать в его кабинет и повернуть ручку, защелкнув замок. Кабинет — не считая туалета и ванной — был единственной комнатой в квартире, которая закрывалась. Отец долбил дверь так, что я боялась, еще чуть-чуть, и она слетит с петель. Забившись в дальний угол, я просидела там часа два, захлебываясь слезами.

Отец лишил меня интернета, сладкого и любых развлечений на месяц, а мать на следующее утро пошла на работу в водолазке с высоким горлом и толстым слоем тонального крема под левым глазом.

Зато ту четверть я закрыла на отлично. За всю школу у меня не было ни одной четверки среди итоговых оценок. В вузе тоже. Я всегда была идеальна.

До того злополучного дня, когда моя двойная жизнь перестала быть тайной.

— Каблукова!

Хмурясь, я отрываюсь от ноутбука и бросаю взгляд в окно. Мне показалось, что голос Королевой донесся оттуда, но этого не может быть. Похоже, пора устроить перерыв, а то мозг уже плавится от учебы.

Рассматриваю серые листья берез, грустно колышущиеся на ветру. Лучи заходящего солнца пытаются поднять им настроение, целуя ветви золотистым светом. Но солнце не греет. До зимы осталось каких-то пять дней.

— Маргарита, твою мать, Каблукова!

Все-таки не показалось. Я выглядываю в окно. На парковке с мелком в руке стоит Вика. Позади нее кривыми линиями выведено «Выходи за меня (зачеркнуто) на улицу!»

— Ты почему на телефон не отвечаешь? — вопит Вика, складывая руки рупором. — Убью нахрен!

Улыбка сама собой расцветает на моем лице. Настырная бестия! Свешиваясь из окна, машу ей рукой.

— У тебя десять минут, чтобы собраться! — Вика показывает мне кулак для пущего эффекта. — А то я одна в бар пойду!

Тяжело вздыхая, я ныряю обратно в комнату и направляюсь к шкафу. Ярко-розовый топ с глубоким вырезом — часть костюма для выступлений — молочные брюки и малиновые туфли на шпильке.

Байрон учил быть смелой, и я буду.

Через пару минут раздается звонок в дверь. Я впускаю Королеву, и та по-хозяйски вваливается в мою комнату, по пути отпивая чай из оставленной в коридоре кружки. Закидывает на диван синий рюкзак, усеянный блестками.

— Я у тебя сегодня переночую?

Королева расстегивает молнию, и на диван сыплются две ашки, палетка теней, голубая пижама с сердечками и какой-то блокнот. На последний я бы не обратила внимания, если бы Вика, взволнованно клацая ногтями, не поспешила спрятать его в рюкзак. Что это? Книга рекордов Королевой со списком самых противных девчонок вуза?

— Тебя выперли из дома за очередной сожженный пирог? — бормочу я, нанося на губы розовый блеск.

— Лейла позвала на ночевку свою новую подружку, — кривится Вика, затягиваясь. — У нее мама русская, папа испанец. Приехали в Россию на полгода. И угораздило же Лейлу с ними пересечься! То ли в книжном, то ли в библиотеке где-то… Опять с этой девкой всю ночь на испанском галдеть будут.

— Лейла уже так хорошо знает язык? Она ж полгода только его учит.

— Сотри с лица эту восхищенную мину, будь добра! — Королева подтягивает к себе ноги, упирая латексные сапоги в светлый диван. Просила же разуться… — Мне и от родителей нервотрепки хватает. Лейла такая умница, — передразнивает она, — гордость семьи! Далеко пойдет. Вика, бери пример с младшей сестры. Бе! — Королева делает вид, что ее тошнит.

— Ну, она правда молодец.

Вика бросает на меня испепеляющий взгляд, которому бы позавидовал сам Люцифер.

— Иди к черту, Марго!

— Мы же в бар собирались.

— Иди уже куда-нибудь, а! — она кидает в меня подушку, но промахивается, и я, смеясь, выбегаю в коридор.

Три коктейля, выпитых в баре, уносят нас далеко и надолго. А если точнее, в караоке-комнату. Королева оплачивает аренду на два часа, с меня ни копейки не берет.

— Это мой вклад в твое ментальное здоровье, — пьяно хихикает она.

Готова поспорить, протрезвеет и попросит половину. Но пока я стараюсь не думать о деньгах, вопя в фонящий микрофон «Косички» Mary Gu:

Косички отрезала, причёска отстой,

Последний вагон уедет пустой,

Сегодня она не вернётся домой,

Хорошая девочка стала плохой.

Никогда не любила эту песню, но теперь задумываюсь: может, и мне стоит обрезать косички? Раз уж я и так известна на весь вуз как плохая девочка.