Воронцов обещает подойти через три минуты и сбрасывает звонок. Я недовольно поджимаю губы. Еще и ждать его должна! Нет бы написать, когда уже будет на месте!

Благо, на этом этаже есть автомат с кофе. Беру латте и добавляю в него фисташковый сироп из стоящего рядом дозатора. Нажимаю слишком резко, и одна изворотливая капля попадает мне на руку. Черт!

Салфеток у автомата, конечно же, нет. Направляюсь к туалету, но замираю у двери. Изнутри слышатся знакомые голоса — переводчицы. Похоже, у них окно.

— Боже, ты видела ее джинсы? Розовые!

Про меня, что ли?

Да, розовые! Ну, пришла я сегодня в стиле Барби, а дальше что?

— Ага, жесть! Под Марго косит.

Нет, не про меня…

— И косички такие же заплела. Интересно, что дальше будет: осветлится или, может, поумнеет наконец?

— Второе бы не помешало, — пара смешков.

— Это вряд ли. Быстрее мой бывший извинится за все дерьмо, что на меня вылил, — новая порция смеха.

— Боже, я просто не понимаю, насколько нужно быть наивной, чтобы пытаться отбить парня у Марго! Она же идеальная, ну, объективно. Умная, красивая…

— Наверное, еще и из богатой семьи. Вы видели ее шмотки? То Saint Laurent, то Guess. А сумочки? Блин, хочу себе такую же салатовую! Как думаете, купить?

— Что, тоже на Пашку запала и решила сделать косплей на Каблукову?

— На него полвуза запало, давай честно! Да, мне он тоже нравится… Эй, не смотри на меня так! Я на него не претендую. Просто любуюсь со стороны.

— Ну, тогда ладно, простительно. Но в их отношения не лезь!

— Да я и не собираюсь! Я что, на дуру похожа, что ли?

Девочки замолкают на несколько секунд. Уже думаю отскочить от двери. Мало ли, решат выйти, а я тут стою подслушиваю.

Хотя это ж переводчицы. Они бы меня поняли.

— Ну, нет, с Дианкой у вас мало общего, — смех.

— Боже, какие мы крысы!

— Ну почему сразу «крысы»? Правду же говорим. Дианка дура. Бесит меня. Может хоть пластическую операцию сделать, став клоном Марго, а Пашку все равно не получит. Каблукова его заслужила.

Дианка? Влюблена в Пашку? Святые шпильки, какая же я все-таки тупая! Я должна была догадаться. Она постоянно вертится рядом с Воронцовым. Еще с первой тусовки у Миши. «Пашенька, сильно губа болит?» «Пашенька, принести еще льда?»

Потом этот SPA-центр. Зачем ей вообще надо было звать нас с Пашей? Будто бы вдвоем с парнем Дианке там заняться нечем было! Неужели со мной подружиться хотела? Ни за что не поверю!

И в свою постановку Дианка Пашу явно не просто так пригласила. Еще и на главную роль. Надо было уточнить, есть ли в сценарии поцелуи. Точнее, сколько их там.

А вчерашний вечер? Дианка с Паши глаз не сводила! Мишу с его ухаживаниями послала. И, похоже, дело было не в ее парне. Диане нравится Воронцов.

С ума сойти, как можно быть такой лицемерной сукой? Встречаться с одним, любить другого, еще и пытаться увести его, разрушив чужие отношения.

Не выйдет, мочалка кудрявая! Пашка мой! Мой ведь?

Ночь он со мной провел, не с Дианкой. И в любви мне признался. На других ему плевать. Ему нужна только я.

Нужна ведь, да?

Сомнение начинает колоть меня противными иголочками, но в этот момент телефон булькает сообщением.

П.: «Жду тебя у аудитории, Текила.»

Явился, не запылился! Слава Ланочке Дель Рей! Но руку от сиропа мне по-прежнему вымыть нужно.

Делаю пару громких шагов на месте и открываю дверь. Переводчицы стоят в кабинке, меня не видят. Я здороваюсь с ними через стенку. Тему разговора они не меняют, только разумно исключают из него мое имя. Им поздно пытаться спасти репутацию. Весь вуз — не удивлюсь, если и сам ректор — знает, что они первые сплетницы.

Выхожу из дамской комнаты, вальяжно попивая кофе. И чуть им не давлюсь. Посредине коридора стоит Воронцов. С огромным букетом алых роз. Их штук сто, если не больше. Обернуты пергаментом и перевязаны красной ленточкой. Доставка опять ошиблась и привезла ему все остатки из магазина?

— Мне что, опять надо выставлять эти показушные истории? Ты издеваешься, Воронцов? Мы же договаривались всего на месяц!

— Нет, расслабься, Текила. Теперь все по-настоящему.

Расслабиться не получается. Нервы сжимаются в напряженный комок. Не знаю, отчего сильнее: оттого, что Паша посредине коридора назвал меня Текилой, или от этого дурманяще-нежного «по-настоящему».

В сердце прорастает цветок. Бутон надежды медленно раскрывается, пока я смотрю в глаза Воронцова. Густые ресницы и капли шоколада. Знаете, такого, с карамелью… Кладешь кусочек в рот, шоколад тает, а карамель задорно взрывается, царапая небо и пощипывая язык. Прокрадывается через горло к ребрами, разжигая там фейерверки. Они распускаются яркими розами и осыпаются с неба блестками, медленно растворяющимися в ночной тишине. А ты стоишь и радуешься им, как ребенок. Улыбаешься, дуреха, и думаешь: вот оно — счастье.

Наверное, на моем лице расцветает как раз такая улыбка, блаженная и глупая, когда из аудитории выходит Вика.

— Ты че такая довольная?

Она подозрительно смотрит на меня, затем переводит взгляд на Пашу, стоящего за дверью. Открыв ее, Королева чуть не сломала Воронцову его до ужаса правильный модельный нос.

— А, вот почему!

Я наконец отмираю.

— На английском ты не был, я так понимаю?

— У меня были дела поважнее.

— Серьезно? Подарить мне цветы было важнее, чем заработать пару баллов за ответ на паре? Тебя на пересдачу отправят, Воронцов!

— Ты для меня важнее.

Я оторопело хлопаю ресницами. Ну какой романтик! Нет, мне приятно, конечно. Но отчитываться потом перед преподами за его пропуски ведь буду я!

— Эти фразы оставь для театра.

Хочу с укором ткнуть пальцем Воронцову в грудь, но ее закрывает букет. Приходится ограничиться осудительно поджатыми губами. Пашины брови на секунду сходятся на переносице. Кажется, я затронула что-то личное.

Театр… Ну конечно! Я ведь так и не обсудила с ним тот листок из кабинета. Пламенная благодарственная речь. Исправления ручкой. Это тот самый текст, который Воронцов редактировал в библиотеке. Твоя тайна раскрыта, Пашка!

Надо будет посмотреть афишу города на ближайшее время. Как там называлась Пашина пьеса? «Серый ворон»? Приду на премьеру, устрою сюрприз. Будет знать, как хранить от меня секреты.

— Может, мы уже сдвинемся с прохода, а? — ворчит Королева. — Понимаю, любовь глаза застлала. Вы и не видите, что кому-то мешаете. Но мне уже всю юбку помяли!

Вика приглаживает белую тенниску. Из аудитории выходит наша одногруппница, цепляет сумкой юбку Королевой. Это оказывается последней каплей. Вика рычит на весь этаж:

— Май! Гад! Поосторожнее можно⁈

Девчонка испуганно отшатывается. Королева раздраженно закатывает глаза и выуживает из рукава ашку. Потихоньку, чтобы никто не увидел, подносит ее ко рту. Тоненькая струйка пара с запахом кокоса, почти незаметная.

— Хочу уже выпуститься и пойти работать в школу, чтобы получать такие же букеты без повода. Другим только на праздники дарить будут, а я буду ежедневно собирать дань. И орать на всех, как Семеныч, чтоб «не растекались мыслию по древу», — Королева злорадно сверкает глазами. — Ой, оторвусь!

Да, хороший у нас выпуск будет: преподша-грымза, преподша-бывшая-клубная-танцовщица и препод-секс-символ-потока, приходящий в школу, только чтобы зазывать зрителей на свою новую пьесу. Мы с Воронцовым еще и в паре уроки вести будем. Я — давать материал, а Пашка — стоять сзади в рубашке, расстегнутой на три-четыре пуговицы, для привлечения внимания вместо презентации. Готова поспорить, у нас будет лучшая посещаемость.

Черт! Мне ведь надо в деканат! Отнести журнал и все-таки закрыть вопрос по пропускам той девчонки, которая собралась отчисляться. Выхватываю у Воронцова букет и вручаю его Вике. Прошу поставить в вазу на первом этаже под охрану гардеробщиц. Королева звонко цокает языком, но возразить не успевает. Я упархиваю прочь, мимоходом целуя Пашку в щеку.