С открытого потолка свисают стальные балки и вентиляционные трубы, продувающие холодным воздухом — необходимая мера в техасскую жару. Стены обиты деревянной вагонкой, создавая атмосферу фермерского дома в этом помещении площадью сто тысяч квадратных футов. Слева от входа — ворота, ведущие в арену для родео (да-да, здесь есть арена для катания на быках — добро пожаловать в Техас), а сразу за ней — тоннель, ведущий в ресторан, где подают настоящие блюда техасского барбекю.

«Jameson» — идеальное место для по-настоящему американской вечеринки, и похоже, наша компания сегодня решила устроить именно такую.

— Вот это нам было нужно! — визжит Эвелин, догоняя нас и хватая меня за другую руку. Мы спускаемся по небольшой лестнице к самому большому танцполу. Она разворачивает меня на месте, и мы обе смеёмся, танцуя друг с другом. Но потом подходит Шмитти и уводит её прочь, пожирая взглядом, и они начинают откровенный танец — только они и их желание.

И раз уж мы заговорили о грязном, я чувствую тёплое тело у себя за спиной и оборачиваюсь, чтобы увидеть Уокера, улыбающегося мне. — Не думай слишком много — просто танцуй. Можешь представить, что я — мой брат, если нужно, — шепчет он на ухо.

— Это… жутковато.

Я чувствую, как он смеётся, и вибрация проходит сквозь мою кожу. — Ну, может, чуть-чуть. Но не переживай, скоро тут будет мой брат, а не я.

В груди рождается луч надежды. Хотелось бы верить.

— Так, Эвелин и Шмитти, да? — спрашивает он, бросая взгляд в их сторону.

— Ага. Ей он кажется горячим. Это нормально??

Он просто пожимает плечами. — Он мой лучший друг и один из самых преданных людей, которых ты встретишь. Но… не знаю… что-то в них двоих не даёт мне покоя.

— Почему? — Мы продолжаем двигаться под музыку.

— Честно говоря, не знаю.

Я размышляю над явным беспокойством Уокера, пока звучит новая песня и к нам присоединяется ещё больше людей. Я стараюсь сосредоточиться на музыке, на движениях бёдер в ритме, одновременно поглядывая на Эвелин и Шмитти, которые буквально не могут оторваться друг от друга. А потом их губы встречаются.

Но всё, что я чувствую, всё, что осознаю — это взгляд Уайатта, направленный на меня.

И точно — я поднимаю глаза и вижу, как он сидит за столом, который мы заняли в начале, локти на столешнице, пьёт свою газировку и наблюдает за каждым моим движением. Мы встречаемся взглядом, и время будто замирает. Но я первая отвожу глаза, опуская их на пол.

Это была ошибка. Мне не стоило соглашаться на это. Мне нужен глоток воздуха.

— Я в туалет, — говорю я Уокеру, разворачиваясь к нему.

— Хочешь, кто-то пойдёт с тобой?

Я качаю головой. В голове всё плывёт. — Нет. Всё нормально. Может, по дороге ещё что-нибудь выпью.

— Ладно. Я буду здесь. — Он сжимает мою руку, прежде чем я, шатаясь, направляюсь по узкому коридору налево от танцпола, к неоновым указателям туалета. Когда я, наконец, достигаю двери, я выдыхаю с облегчением. Никогда в жизни я не была так рада, что в «Jameson» туалеты — это отдельные кабинки.

Мне нужно время. Восстановиться. В тысячный раз убедить себя, что всё закончится правильно. Что я поступаю правильно.

Оказавшись внутри, я делаю своё дело, а затем подхожу к зеркалу. Вспоминая, что я одна, не тороплюсь. Щёки у меня пылают, но в остальном я выгляжу собранной — будто у меня нет ни одной заботы, будто дружба всей жизни не рушится у меня под ногами прямо сейчас.

Как же я хочу, чтобы Уайатт был моим. Как же я хочу поддаться этим чувствам, которые, как я думала, исчезнут, когда он уехал за своей мечтой, а я осталась в родном городе. Как же я хочу просто сказать, чего хочу — и чтобы он сказал, что чувствует то же самое. И всё. Но теперь всё настолько запутано, что я боюсь: мы с ним уже никогда не будем прежними.

Те шесть лет, что его не было, немного приглушили боль в груди. Эта боль всё время напоминала, что тот мальчик, которого я любила с самого детства, никогда не будет моим. Было легче принять это, когда мне не приходилось видеть его каждый день, когда у меня было достаточно пространства от него, чтобы убедить себя, что мои чувства были просто детской влюбленностью, а не чем-то большим.

Но, увы, как только он вернулся домой, вернулись и мои чувства к нему. А взрослый, уверенный в себе Уайатт оказался куда опаснее для моего сердца и разума.

Теперь я не уверена, действительно ли Уокер знает своего брата так хорошо, как думает. Чёрт, даже я не уверена, насколько хорошо сама знаю Уайатта сейчас. Действительно ли эта маленькая игра заставит его опомниться? Или весь этот план обернётся катастрофой, разрушив отношения между нами троими навсегда?

Господи, почему признаться в своих чувствах не может быть так же просто, как вдохнуть? Почему это всегда круговорот сомнений, из которого, кажется, нет выхода?

Собрав последние капли храбрости, я расправляю волосы и открываю дверь.

А там стоит Уайатт.

— О. Привет, — говорю я, ошарашенная.

Он смотрит на меня с напряжённой сосредоточенностью, выражение лица невозможно прочитать. — Привет, — отзывается он.

— Эм… всё в порядке? — Я оглядываюсь за его плечо, но не вижу никого — мы явно находимся в отдалённой части здания. Пульс начинает греметь в ушах: мы одни.

— Нет, — отвечает он холодно. Его лицо неподвижно, всё тело напряжено, он нервно потирает пальцы у бедер.

— Ладно… могу я чем-то помочь...

— Внутри кто-то есть? — перебивает он.

— Эм, нет. Он пустой, — отвечаю я, оглядываясь на кабинку за спиной, а потом вновь на него.

И в следующий момент он заходит внутрь, вталкивая меня назад. Его глаза прикованы к моему лицу, от тела исходит жар. Он запирает дверь, а потом вновь поворачивается ко мне и приближается.

Прежде чем я осознаю это, моя спина упирается в стену, и Уайатт сокращает расстояние между нами, прижимаясь всем своим телом к моему — движение, которое он никогда не делал намеренно раньше, если только мы не обнимались.

Я чувствую каждый его дюйм — каждый чертов дюйм.

Его твёрдая грудь прижимается к моим грудям. Его пресс — к моему мягкому животу. Его напрягающийся член — к моей ноге.

— Уайатт? — выдыхаю я, глаза расширены от нашей близости, от всего, что я чувствую от него, от всего, что вижу в его взгляде.

— Келси, — хрипит он, закрывая глаза, прежде чем поднять руку и положить её мне на затылок, удерживая на месте, чтобы я не убежала. Не то чтобы я хотела — или могла — в этот момент.

Его пальцы запутываются в моих волосах, он слегка тянет их, заставляя меня поднять взгляд на него. — Почему?.. — Он делает паузу. — Как…

— Почему что? — шепчу я, запыхавшись. Я не уверена, хочу ли знать, что у него в голове, но всё равно до безумия хочу это знать.

— Блять… — выдыхает он и вновь смотрит мне в глаза. Его колено встаёт между моих ног, раздвигая их. Я замираю — моя грудь вздымается от дыхания, а между ног вспыхивает огонь от того, как его джинсы скользят по ткани моего нижнего белья.

Я чувствую себя так, будто нахожусь вне своего тела, смотрю на нас сверху вниз с широко открытым ртом и миской попкорна, закидывая маслянистые зерна в рот и ожидая, что произойдет дальше.

— Почему ты с ним? — наконец шепчет он у моих губ. Затем наклоняется к моей шее и проводит носом по коже. — Как ты можешь не видеть, что я тот, с кем ты должна быть, Келси?

Моё тело тает, температура поднимается до точки кипения, и всё между ног пульсирует так ярко, что я едва стою на ногах. Его слова — это то, чего я ждала так долго… и всё же я не знаю, что ответить.

— Уайатт…

— Порви с ним, — рычит он, поднимая голову и заглядывая мне в глаза. В его взгляде такая сила, что я физически не могу отвести глаз.

Святые небеса. Кто бы мог подумать, что мой лучший друг — такой? И, чёрт возьми, это невероятно возбуждающе.

— Что? — я моргаю. Голова плывёт. Нужно убедиться, что я всё правильно поняла.