— Рад, что ты так считаешь. Послушай, Келси...

Она поднимает руку, прерывая меня: — Я не хочу это обсуждать, Уайатт. Кажется, ты сказал всё, что хотел, прошлой ночью. Давай... просто забудем об этом, ладно?

Но я не хочу забывать. Чёрт, идея о том, что она может встречаться с моим братом — всё, о чём я думаю. И она до сих пор злится. Я знаю её достаточно хорошо, чтобы это понять. Но, похоже, сейчас не время поднимать эту тему.

Чёрт. Тогда о чём вообще говорить?

Я чувствую, что наша дружба изменилась за последние сутки, и впервые мне неловко находиться рядом с ней. Такого раньше не было. И именно этого я пытался избежать, когда решил не признавать свои чувства.

Но эти чувства уже никуда не спрячешь — они стучатся в запертую дверь, которую я столько лет держал закрытой, требуя, чтобы их наконец услышали и выпустили на свободу.

— Ладно. Тогда, эм... как твой отец? — хватаюсь за кружку, радуясь, что Бет снова её наполнила.

— Всё хорошо. Я говорила с ним утром. На этой неделе он вернётся домой на пару дней — это всегда приятно.

— Хочешь взять пару выходных, чтобы провести с ним время?

Она поднимает на меня глаза из-под ресниц, которые выглядят темнее обычного, и заправляет завиток за ухо. На ней что, больше макияжа чем обычно? — Эм… может быть?

— Просто скажи мне. — Я киваю с натянутой улыбкой. И снова между нами наступает тишина. И она убивает. Поэтому я продолжаю пытаться найти хоть какую-то тему. — Ты делала фото этим утром?

— Нет.

Снова тишина.

— А что собираешься делать после завтрака?

Она вздыхает. — Думала заехать к Эвелин в бутик.

— Платья выбираешь? — пытаюсь подшутить, но её опущенные плечи и потерянный вид сразу заставляют меня пожалеть об этом вопросе.

— Возможно. Пока не решила. Мне всё равно нужно что-то в Jameson …

Блять. Она согласилась на свидание с моим братом? — Келси…

— Вот вы где, голубки! — Бет появляется у нашего столика с дымящимися тарелками. Горячие блины и французские тосты. — Что-нибудь ещё принести?

— Нет, всё отлично. Спасибо, Бет, — улыбается Келси, но я вижу, что улыбка фальшивая.

Она начинает раскладывать еду по тарелке, затем отрезает кусочек шоколадных блинов и отправляет его в рот. Закрывает глаза и слегка стонет, вытаскивая вилку из губ. — Господи, как же это вкусно.

Похоже, моё тело с ней согласно, потому что я моментально становлюсь твёрдым как камень.

— Оу. Круто, — пробормотал я. Чёрт, мой мозг вообще знает какие-нибудь слова сегодня?

— Я же говорила тебе, Уайатт. Ты многое теряешь, игнорируя здешние блины.

Я втыкаю вилку во французский тост и подношу его к губам. — А ты многое теряешь, игнорируя французские тосты, Келс, — пожимаю плечами и тихонько стону, пережёвывая.

Келси выпрямляется, её взгляд впивается в мой. Мы оба молча жуем, будто участвуем в каком-то поединке. Но она не говорит больше ни слова, и остаток трапезы проходит в удушающей тишине.

Вытерев рот салфеткой и собрав посуду, Келси встаёт из-за стола. Когда она начинает убирать за собой, будто работает смену в пивоварне, я понимаю — всё, она ушла, эмоционально точно.

— Ну что ж… тогда до вечера? — говорит она.

Я тоже поднимаюсь, хотя пол под ногами как будто раскачивается. — Да. Я буду. Я всегда там.

Она улыбается — и в этот раз по-настоящему. — Я, видимо, тоже. — Пожимает плечами и разворачивается, чтобы уйти, но я по наитию хватаю её за руку. Она вздрагивает, а её ярко-голубые глаза удивлённо поднимаются на меня. — Уайатт?

— Ты всегда будешь моим сиропом к завтраку, Келс. Ладно?

Её брови сходятся, но потом она слегка наклоняет голову и расслабляется. — Да. Похоже, это и правда никогда не изменится.

Я отпускаю ее руку и смотрю, как она выходит из ресторана, садится в свой грузовик, запрыгивает внутрь и уезжает по дороге. А я остаюсь стоять на месте, гадая, как, черт возьми, мне сделать свой ход.

Потому что Келси может быть моей лучшей подругой, но она также девушка, которая предназначена для меня. Не для моего брата.

И я должен заставить ее это понять.

— Пап? — Я захожу в амбар чуть позже одиннадцати, полный желания поговорить с отцом — особенно после этого напряжённого и неловкого завтрака с Келси.

— Уайатт? Я в конце! — Его голос отдаётся эхом от деревянных стен. Я осматриваю помещение. Столы и стулья накрыты белыми скатертями — всё готовится к очередной свадьбе на ранчо. На каждом столе вазы с бургундскими и нежно-розовыми цветами. По золотым акцентам на посуде и расставленным приборам сразу видно — всё на высшем уровне. С потолка амбара свисают гирлянды с крупными лампочками — вечером, когда солнце зайдёт и начнётся настоящее веселье, они зальют зал тёплым светом. У бара я замечаю официантов, раскладывающих пиво из моей пивоварни в холодильники и ставящих шампанское на лёд.

Потрясающе — видеть, как мечты моих родителей становятся реальностью для других, просто потому что они осмелились следовать своим собственным.

— Что происходит? — Я нахожу отца склонившимся над удлинителем — он возится с вилками и розетками. Завершив дело, он медленно выпрямляется, придерживаясь за колени, и, расправив спину, оборачивается ко мне. Он всегда был таким же высоким, как и мы с братьями, но сейчас я впервые замечаю, как годы тяжёлой работы на ранчо измотали его. Лёгкая сутулость, морщины глубже… но всё то же фирменное, широко расплывающееся гибсоновское лицо, которое мы все унаследовали.

— Да просто ещё одна свадьба. Шейла скоро вернётся, проверит, всё ли так, как хотела невеста, — он улыбается с гордостью.

— Эта женщина — святая, раз справляется с таким количеством свадеб и мероприятий, — отвечаю, имея в виду организаторшу, которую они наняли лет пять назад.

— Да уж. Только вот она собирается переезжать. Сказала, чтобы мы начали искать кого-то на её место. — Улыбка сходит с его лица, и он кладёт руки на бока. — В этом деле ничего не остаётся неизменным надолго.

— Я начинаю это понимать. Во многих смыслах.

Он оборачивается и внимательно смотрит на меня. — А что ты тут забыл в субботу, сынок? Не то чтобы я не рад тебя видеть, но это определённо не тот день, когда я обычно вижу твою страшную рожу, — он смеётся, уходя прочь, и я следую за ним, прислушиваясь к знакомому тону его голоса.

— Да просто хотел кое о чём с тобой поговорить, — говорю, пока мы направляемся к двери амбара.

Мы выходим на солнце, и он надевает чёрную ковбойскую шляпу, затем бросает на меня взгляд из-под полей, через плечо своей красной футболки.

— Так. Это разговор для офиса или можно починить курятник на ходу?

Я усмехаюсь. — А как насчёт того, чтобы я помог тебе его починить, пока мы говорим?

— Идёт.

Вооружившись всем необходимым, мы идём к курятнику. — Ладно, выкладывай, Уайатт. Что у тебя?

Я тяжело вздыхаю и решаю сразу перейти к делу. — Это Келси.

Он поднимает бровь, и его губы растягиваются в знакомой полуухмылке. — И что с ней?

— С тех пор как я вернулся… всё стало… Я… — я хлопаю себя по лбу. — Чёрт, даже не знаю, как это сказать.

— Я подожду, — спокойно отвечает он и продолжает обрезать участок проволоки. Но вдруг его рука вздрагивает, он начинает моргать чаще обычного и замирает.

— Пап, ты в порядке?

— А? Да-да. Всё нормально. — Он откашливается и меняет положение. — Вот, можешь сам это закончить? — Он протягивает мне кусачки и смотрит в землю.

— Конечно. — Я заканчиваю то, что он начал, но теперь тревога не даёт мне покоя. Однако я решаю пока не спрашивать. — Так вот… мне кажется, у неё кто-то есть, — продолжаю я, решая не упоминать брата, чтобы не усугубить ситуацию.

— Ну, Келси — красивая женщина.

— Знаю. Просто… я чувствую, будто…

— Ты упустил свой шанс? — Он снова смотрит на меня, улыбка становится шире.

— Чёрт. Да. Именно так. — Я выдыхаю. — Помню, ты тогда сам говорил держаться от неё подальше, когда я уезжал в колледж. Я думал, чувства пройдут. Но как только я вернулся, всё вернулось с удвоенной силой. А теперь мы ещё и работаем вместе, и признаться ей — риск. Я не уверен, что она чувствует то же.