– Ты как-то подозрительно хитро улыбаешься, – сказала Гвин, целуя его в щеку. – Какую шалость ты сегодня припас в рукаве?
– Ничего из того, что касалось бы тебя, милая, – по-немецки ответил Торн.
Гвин рассмеялась.
– Ты меня разочаровал. Мне нравится участвовать в твоих шалостях. По крайней мере, дома нравилось.
Дома. Пруссия и для него по-прежнему оставалась домом.
– Ты скучаешь по Берлину? – с искренней заинтересованностью спросил Торн.
– Иногда. – На лице Гвин появилось мечтательное выражение. – Я бы душу отдала за свиную рульку, тушенную в пиве с кислой капустой.
– Надо было мне раньше об этом сказать. Мой новый повар умеет ее готовить.
Гвин смотрела на него, открыв от удивления рот.
– И у него получается вкусно? Как в Берлине?
– Поскольку мой новый повар – немец, у него получается именно так, как мы любим.
– Как, скажи на милость, тебе удалось раздобыть немецкого повара?
– Представь себе, в Лондоне есть немцы. Надо лишь захотеть их найти, – с ухмылкой ответил Торн. – Завтра я пришлю тебе твою любимую рульку.
– Ты – душка. – Гвин схватила его за голову и расцеловала в обе щеки. – Только не забудь – ты обещал!
– Не сомневайся, – со смешком сказал Торн.
– Но я шла к тебе не за этим, – сказала Гвин. – И я рада, что успела тебя перехватить, пока ты не убежал. – Гвин сосредоточенно поправляла перчатки. – У тебя вообще есть привычка незаметно исчезать с такого рода мероприятий.
– Что ты имеешь в виду под мероприятиями такого рода?
– Я имею в виду ярмарки невест.
– Но сейчас уже октябрь. Сезон уже закончен. К тому же я полагал, что сегодняшним балом мы обязаны вашему с мужем новоселью. И среди гостей, как я заметил, немало тех, кого никогда не пригласили бы на бал с дебютантками. Уильям Бонэм, к примеру.
– Прекрати, – ткнув его локтем в бок, сказала Гвин. – Я знаю, что ты не одобряешь его ухаживаний за мамой, но он для нее – идеальная пара.
– Он – делец и ловкач.
– Он – деловой человек. И был другом нашего отчима. Англия плохо на тебя влияет, братец. Ты все больше превращаешься в сноба. И кстати, мама говорит, что никаких романтических чувств она к нему не испытывает.
– Она так же говорила о нашем отчиме, но это ей не помешало выйти за него замуж.
– И правильно сделала! Не выйди она за него, у нас не было бы двух славных братьев, Шеридана и Хейвуда. И мы бы никогда не уехали из Англии, и у нас не было бы такого чудесного детства в Пруссии, которую мы оба так любим и считаем домом.
– Всё так, – согласился Торн. Он не стал напоминать Гвин, что, если бы не отчим, ему бы не пришлось выбирать между герцогским титулом и любимой сестрой.
Нет, отчим тут ни при чем. Он сам поставил себя перед жестоким выбором. Надо было еще до отъезда рассказать Гвин, что он предложил ее любимому поклоннику денег, чтобы тот отстал от сестры, и негодяй взял деньги и сбежал. Мало-помалу их с Гвин отношения наладились и стали почти прежними. Почти, да не совсем. За годы, прожитые порознь, Торн стал гораздо осторожнее и предусмотрительнее, а Гвин превратилась во вполне самодостаточную женщину.
И лучшим свидетельством наступивших изменений в их отношениях являлся тот факт, что Гвин не знала ни о том, что Торн пишет пьесы, ни о том, что у их с Гвин отца была тайная связь. Не рассказывал Торн сестре и о той единственной женщине, которой сделал предложение.
Торн едва не ущипнул себя за переносицу. С чего бы он вдруг вспомнил о ней?
Ответ прост. Потому что до этого он подумал о тайной любовнице отца. С годами уверенность Торна в том, что тайная любовница существовала, только крепла.
После того недоброй памяти бала у герцога и герцогини Девоншир Торн написал матери, вскользь упомянув встречу на балу с леди Норли. Он сделал это лишь затем, чтобы узнать, как отреагирует на упоминание мать. К его удивлению, она попросила его передать «моей доброй подруге леди Норли привет и наилучшие пожелания». Оказалось, что баронесса не лгала, рассказав о дружбе с матерью. Торн решил, что в этой ситуации он не станет тревожить мать слухами и подозрениями, и больше ни разу о леди Норли не обмолвился.
– Если маме нравится мистер Бонэм, и он хорошо к ней относится, – между тем продолжала Гвин, – в чем проблема? Рожать от него детей мама вряд ли будет.
– И на этом спасибо.
– Кстати, о браке и детях…
– Ты ждешь ребенка.
– Как ты догадался? Я думала, наряды пока успешно скрывают мое положение. Джошуа тебе сказал, да? – со вздохом заключила Гвин.
– А ты как думала? – с ухмылкой ответил Торн. – Он – будущий папаша. Чем не повод для гордости?
– По крайней мере, мне не придется никого оповещать. Джошуа все сделает за меня. Но я не затем начала говорить о браке и детях. Я пыталась донести до тебя мысль о том, что здесь сегодня немало незамужних леди.
Торн мысленно выпустил шипы. Теперь, когда Гвин наслаждалась счастливой семейной жизнью, ей хотелось, чтобы все вокруг последовали ее примеру. Торн не разделял ее взглядов. Может, Гвин и повезло, но она была в явном меньшинстве. Из трех браков матери лишь один был по любви. И это только по ее словам, ведь если верить баронессе Норли – то и там не все было гладко. За годы, проведенные в Англии в статусе желанного холостяка, Торн насмотрелся всякого и стал убежденным циником. Гвин напрасно теряла время, пытаясь сыграть роль свахи.
Торн уже собрался сказать ей об этом, как Гвин неожиданно добавила:
– И этим леди надо с кем-то танцевать.
Оказывается, он неправильно ее понял. Гвин укоряла его за то, что он манкирует своими обязанностями холостяка. Ну, это совсем другое дело. Торн знал правила и охотно им подчинялся.
– Значит, так. Перед тем, как уйти, я приглашу на танец одну леди по твоему выбору. Такой расклад тебя устроит?
– Возможно, – неопределенно сказала Гвин и, прищурившись, спросила: – А после этого?
– Ты намерена заставить меня танцевать с несколькими партнершами?
– На это я не смею рассчитывать. Хотя я бы предпочла, чтобы ты здесь задержался. Кстати, куда ты поедешь?
– Не знаю. Не думал об этом. В театр или в клуб. – Торн забарабанил пальцами по подбородку. – Интересно, Воксхолл еще открыт? Может, парни, что его купили, позволят мне пройтись по канату под куполом? Я выпил всего один бокал шампанского, и мне, вполне вероятно, удалось бы не свалиться.
Гвин закатила глаза.
– Тебя послушать, так эти пьески – ты знаешь, о чем я, – писал не кто иной, как ты!
– О каких пьесах речь? – несколько напряженно спросил Торн.
– О тех, что пишет твой германский друг, мистер Джанке. Первая из них, насколько я помню, называется «Приключения одного неприкаянного джентльмена в Лондоне».
– Начнем с того, что его зовут не Джанке, а Джанкер, – раздраженно сказал он. – Во-вторых, никаких упоминаний того, что главный герой – Феликс – немец. О нем сказано, что он иностранец, но не сказано, из какой именно страны.
Гвин смотрела на брата с подозрительной пристальностью.
– На мой взгляд, совершенно неважно, какой национальности иностранный джентльмен по имени Феликс. Я лишь хотела сказать, что ты бы придумал для него еще более захватывающие приключения.
Торн не понимал, пытается Гвин его подловить или нет. Не исключено, что она догадывается, что под именем «приятеля» Торна, поэта по имени Конрад Джанкер, пишет сам Торн.
– Если верить Джанкеру, публике нравятся описанные им приключения. Настолько нравятся, что пьесы приносят ему хороший доход и вот уже несколько лет позволяют ему безбедно жить. Что же касается продолжения, то… – Торн встретился глазами с Гвин, увидел, что она улыбается, и осекся. – Я просто хочу сказать, что они неплохие.
– Конечно. Ты верный друг, и уже по этой причине не станешь отзываться плохо о произведениях приятеля. Что касается меня, мне нравятся только сцены с участием леди Держи-Хватай и ее дочки мисс Замани-Обмани. Их махинации – это что-то. Я всегда смеюсь до упаду.
