«Господи! Откуда маман узнала, что я в Роузторне? И сейчас она говорит с Торном…»
Оливия хотела было встать, но вспомнила, что на ней нет ничего, и этот факт не может не вызвать у горничной подозрения.
– Вы не могли бы принести мне кофе? Иначе я просто не смогу вынести общество маман.
– Да, конечно. Но вам все же, наверное, стоит поторопиться. Его светлость, кажется, леди Норли… немного… раздражает.
– Кто бы сомневался, – пробурчала себе под нос Оливия.
Едва горничная вышла в коридор, Оливия спрыгнула с кровати, и, отыскав ночную сорочку, спешно в нее облачилась. И только тогда она заметила, что вчерашнее ее платье прилежно висит на спинке стула, а чулки и нижнее белье, аккуратно сложенные, лежат на стуле. Она точно этого не делала. Следовательно, это сделал он.
Оливия бросилась в смежную гостиную, к подоконнику, на котором сидела, когда он вытаскивал шпильки из ее прически. Вытаскивал и бросал на пол. Ни одной шпильки на полу она не увидела. Выходит, он их все собрал с пола и куда-то положил.
И точно, они лежали на трюмо в спальне. Надо признать, Торн очень постарался сберечь ее репутацию.
Одно из двух: либо он демонстрировал подчеркнуто бережное отношение к женщине, на которой собирался жениться, либо он с особой тщательностью заметал следы, чтобы жениться на ней не пришлось. Стоит ли сомневаться, что он проделывал эти манипуляции множество раз со своими замужними любовницами…
Горничная вернулась, сказав, что кофе сейчас принесут и, подойдя к кровати, замерла, словно увидела что-то странное.
– Мисс, – сказала горничная, указывая на одеяло, – там… э… кровь.
Торн все предусмотрел, кроме главной улики. Оливия сочиняла на ходу:
– Я вчера так устала, что легла спать, не до конца раздевшись. Проснувшись ночью, я поняла, что у меня начались месячные. Я переодела рубашку, но пятно на одеяле так и осталось. Надеюсь, его удастся вывести.
Горничная смущенно покраснела, но Оливии, кажется, удалось рассеять ее подозрения.
– Ну что вы, мисс, не беспокойтесь. Мы, женщины, знаем, как это бывает. Дайте мне свою испачканную рубашку, и я все приведу в порядок.
Горничная помогла Оливии одеться, более ни словом не обмолвившись о ее месячных. Оливии оставалось лишь надеяться на то, что девушка ей поверила.
Оливия, настраиваясь на разговор с маман, вдруг поймала себя на мысли, что даже рада ее приезду. Если Торн обманет ее ожидания, маман подставит плечо и утешит.
Вероятно, он и даст ей свое имя, но не любовь и счастье – он сам ей об этом сказал. Оливия не знала, как к этому относиться.
Одевшись, она глотнула кофе и торопливо спустилась в гостиную. Войдя, Оливия увидела, что Гвин и Торн вдвоем пытаются справиться с разъяренной миссис Норли.
– Клянусь жизнью, леди Норли, – говорил Торн. – Я не прячу вашу дочь. Я уверен, что она вот-вот придет. – Торн оглянулся и увидел в дверях Оливию. – Видите? Вот и она. Должно быть, она слишком крепко спала. Я знаю от слуг, что она каждый день допоздна трудится в своей лаборатории.
Мачеха Оливии подошла к падчерице и расцеловала ее в обе щеки. Видно было, что она искренне переживает за ее благополучие.
– С тобой все хорошо? Я так за тебя волновалась!
– Со мной все хорошо, мама.
– Как насчет чая или кофе? – предложила Гвин.
– И еще гренок с маслом для меня, – сказала Оливия, ужасно голодная.
– Разумеется, – с улыбкой сказала Гвин и вышла из комнаты.
Оливия неохотно подняла глаза на мачеху и спросила:
– Как ты меня нашла, мама?
Леди Норли недовольно поджала губы.
– Не напоминай мне о том, что не сообщила мне истинную причину своей поездки в усадьбу Грейкорта. И о том, что ты «забыла» мне сообщить, что едешь туда в сопровождении, – тут она обернулась к Торну и смерила его ледяным взглядом, – мужчины, который один раз уже чуть тебя не погубил. И который явно не заботится о твоей репутации сейчас.
Торн молчал. И это было странно.
– Мама! – возмутилась Оливия. – Герцог – сама любезность и доброта. К тому же ты сама видишь, его сестра, леди Гвин, все время находится здесь в качестве моей компаньонки. Никакие приличия не нарушены!
– С каких это пор ты стала беспокоиться о приличиях? Ты не представляешь, как легко может женщина из бриллианта чистой воды превратиться в пыль! Стоит один раз оступиться, дать повод для сплетен, и все – ты пария! – Леди Норли пристально посмотрела на Торна. – Зато я прекрасно это представляю. Я видела такое множеств раз.
– Я здесь только для того, чтобы делать свою работу. Идти к тому, чтобы стать настоящим профессионалом. Настоящим уважаемым химиком. Чтобы делать что-то поважнее вышитых подушечек. Чтобы не терпеть ухаживания мужчин, которых во мне интересует лишь мое не самое большое приданое. Единственная причина, по которой нам пришлось перебраться сюда, это…
– Так-так. Что же это за причина? – спросила мачеха, и Оливия поняла, что проговорилась.
– Ну, случилась одна неприятность в лаборатории, кое-что разбилось…
– Иными словами, в лаборатории произошел взрыв, верно? Ты продолжаешь многое скрывать от меня.
– Как и ты, мама, – сказала Оливия, сама удивившись собственной дерзости. – Для начала, ты так и не рассказала, как ты узнала о том, что я уехала из Каримонта.
Леди Норли молчала, и тогда в разговор вступил Торн:
– Нам важно это знать, леди Норли.
– Хорошо, – сказала леди Норли, недовольно поведя плечами. – Я получила анонимное письмо, в котором говорилось, что я должна лучше следить за тем, что делает моя дочь, потому что ее больше нет в Каримонте. В письме не говорилось о том, куда ты уехала, но я отправилась в Каримонт, чтобы получить ответ на этот вопрос. А оттуда прямо сюда.
– Письмо при вас? – спросил Торн.
– Думаю, да, – сказала леди Норли и, порывшись в сумочке, отыскала его. – Вот, держите, ваша светлость. Не знаю, что полезного вы можете из него почерпнуть помимо того, что сказала я.
Торн внимательно осмотрел само письмо и конверт, в котором его прислали.
– Вы получили его с почтой?
– Нет, его передали дворецкому в нашем доме в графстве Суррей.
– Можно оно побудет у меня? – спросил Торн.
– Конечно, – не скрывая удивления, ответила леди Норли.
Оливия наблюдала за Торном и заметила, что он чем-то встревожен.
– Что вы об этом думаете? – спросила она. – Кто, по вашему мнению, его написал?
– Тот же человек, что устроил взрыв в лаборатории, – ответил Торн и, повернувшись к леди Норли, спросил: – Вы не заметили никого, кто бы ехал за вами следом из Каримонта?
– Нет, никого! Можете не сомневаться, я выглядывала из окна, чтобы увидеть, не едет ли кто-то за нами, но, клянусь, там никого не было. Да и кучер сообщил бы мне, если бы заметил, что нас преследуют.
– Вы думаете, тот, кто отправил письмо, намеревался проследить за тем, куда поедет маман? – спросила Оливия, обращаясь к Торну. – В надежде узнать мое местонахождение.
Торн пожал плечами.
– Мы уже поняли, что он ни перед чем не остановится, лишь бы не дать вам доказать, что отец Грея был отравлен, – сказал он.
– Отравлен?! Боже! Где моя нюхательная соль? – воскликнула леди Норли и принялась лихорадочно перебирать содержимое ридикюля.
Оливия подошла к ней, взяла из ее рук сумочку, быстро нашла нюхательную соль и передала мачехе.
– Спасибо, дорогая, – сказала слабым голосом леди Норли и демонстративно вдохнула что-то из флакона.
– Я организовал патруль на подъезде к имению. На всякий случай, – сообщил Торн.
– Мне все равно, – сказала леди Норли, держа флакон с солью по-прежнему под носом. – Мы с Оливией сегодня же уезжаем. Я не позволю ей оставаться здесь с вами, где существует риск не только для ее репутации, но и для жизни.
– Мама… – начала было Оливия.
– Я не собираюсь губить ее репутацию, – сказал Торн. – Я намерен на ней жениться.
Оливия не верила своим ушам.
Тем временем мачеха ее не торопилась сменить гнев на милость.
