– Моя сестра осведомлена о том, какой именно вопрос я собираюсь обсудить, – поспешил развеять опасения констебля Торн, но дверь в комнату все же плотно прикрыл. – У нас есть к вам несколько вопросов касательно той аварии, в которой погиб наш отец, – сообщил Торн, решив не ходить вокруг да около. – Вы ведь уже тогда были констеблем, верно?
– Да, ваша светлость, – гордо выпятив грудь, сказал Аптон. – Я служу констеблем вот уже сорок лет.
– Когда не заняты в своей скобяной лавке в городе? – не без сарказма уточнил Торн.
– Лавка принадлежит моему сыну, ваша светлость, а я ему лишь помогаю. Надо же чем-то зарабатывать себе на жизнь.
– Кто же спорит, – сказал Торн. И действительно, поскольку работа констебля никем не оплачивалась, трудно было ждать от блюстителей закона полной отдачи. – Суть дела вот в чем: у нас есть основания подозревать, что наш отец погиб не в результате несчастного случая, а стал жертвой преступления.
– Мне об этом ничего не известно, ваша светлость, – нахмурившись, сказал констебль.
– Вы ведь понимаете, – деликатно покашляв, сказала Гвин, – что вас никто ни в чем не обвиняет. Мы лишь пытаемся докопаться до правды. Ведь в той аварии погиб не только наш отец, но и еще два лакея. А кучер остался калекой.
– Вот именно, – подхватил Торн, благодарный сестре за то, что она помогла повернуть разговор в нужное русло. Он всегда поражался способности Гвин расположить к себе людей. У него самого это плохо получалось. – А вы, Аптон, единственный, кто может нам что-то рассказать. Управляющий поместьем умер пару лет назад. Я подумал, что раз вы осматривали экипаж в тот день, то, возможно, вспомните, какие именно были там повреждения.
– Любая мелочь может оказаться полезной. Мы очень на вас рассчитываем, – с любезной улыбкой сказала Гвин.
Констебль допил кофе и, поставив пустую чашку на стол, сказал:
– Карета была разбита в щепки, так что отремонтировать ее уже не представлялось возможным, но сиденье кучера нашли позади кареты на значительном расстоянии от нее. Скорее всего, сиденье отскочило первым, что напугало лошадей, они понесли, а потом случилось то, что случилось.
– То есть крепления могли быть ослаблены специально? – спросил Торн. По спине его пробежал неприятный холодок. Дело в том, что несколько месяцев назад, по утверждению мужа Гвин, готовилось покушение на самого Торна, и убить его пытались именно так: ослабить крепление сиденья к раме кареты.
– Полагаю, что это возможно. Как бы там ни было, карета развалилась на ходу, придавив собой вашего отца, а оба кучера на запятках погибли от удара о камень, – сказал констебль и, покачав головой, добавил: – Простите меня, герцог, но я надеюсь, что вы ошибаетесь. Ваш отец был хорошим человеком и прекрасным хозяином. Арендаторы его любили. Не могу представить, кто бы мог желать ему смерти.
– Спасибо на добром слове, констебль, – сказала Гвин. – Мы оба родились уже после его смерти, и нам ничего не остается, кроме как полагаться на добрых людей, таких как вы, чтобы узнать о нем хоть что-то. Мама не любит о нем говорить. Они были так счастливы вместе, что его смерть едва не разбила ей сердце. По крайней мере, так она всегда говорила.
Торн ничего не сказал, но подумал, что давно пора поднажать на мать и заставить ее рассказать правду. Но сперва надо вытянуть информацию из служителя закона.
– У меня есть один конкретный вопрос, касающийся обстоятельств того дня. Некое лицо, хорошо знакомое с нашими родителями, сообщило, что отец в тот день очень спешил, стремясь попасть в Лондон, и авария могла произойти из-за того, что отец излишне торопил кучера, несмотря на опасность. Вы не знаете, могла ли авария произойти из-за чрезмерно высокой скорости?
Торн чувствовал на себе пристальный взгляд сестры. Возможно, придется все же рассказать Гвин, чем шантажировала его леди Норли. Впрочем, скрывать эту информацию от Гвин теперь, пожалуй, не имело смысла. Перефразируя Шекспира, можно сказать, что правда рано или поздно вылезет наружу. К тому же Торну надоело хранить тайны покойного отца.
– Прошу меня простить, ваша светлость, – сказал констебль, – но я не верю, что все обстояло так, как вы говорите. Покойный герцог никогда не был человеком безрассудным, тем более когда стал без пяти минут отцом.
– Наверное, вы правы, – с вымученной улыбкой сказал Торн. Повертев в руке пустую кофейную чашку, он добавил: – Еще один вопрос, и вы можете быть свободны. Зачем мой отец поехал в Лондон в тот день? Мать говорила, что у него были какие-то срочные дела, но, похоже, она не знает, о каких делах речь. – «Или, что более вероятно, не хочет делиться этой информацией», – подумал, но не сказал, Торн. – И, как вы верно выразились, он был без пяти минут отец. Так зачем ему потребовалось куда-то срочно уезжать, оставив мать заботам одних только слуг?
– Нет-нет, – покачав головой, сказал констебль, – ваша матушка одна не была. В доме гостили ее родственники, родственники вашего отца – полный дом людей.
Торн и Гвин переглянулись. Мать о гостях никогда не упоминала. Впрочем, она вообще не любила говорить об обстоятельствах их с Гвин появления на свет.
– Вы не можете сказать, кто именно гостил в тот день в доме? – спросил Торн.
– Нет, ваша светлость, не могу, – сказал констебль и, допив кофе, отодвинул чашку. – А что до причины отъезда вашего отца – так, по слухам, он отправился за каким-то прославленным акушером. Были опасения, что роды случатся преждевременно. Собственно, так оно и произошло, что неудивительно – вас ведь двое. К счастью, наша деревенская повитуха справилась на отлично.
К тому времени, как у матери начались роды, отец уже умер, пытаясь привезти ей акушера. Торн предпочел бы эту версию событий той, что предлагала леди Норли. Быть может, леди Норли ошибалась. Возможно, намеренно солгала. Было бы странно, если отец помчался к любовнице в Лондон, имея полный дом гостей в Роузторне.
Но почему мать никогда не упоминала гостей? Может быть, потому, что это обстоятельство казалось малозначительным на фоне разыгравшейся в тот день трагедии?
Как бы там ни было, сегодня от констебля они узнали кое-что новое. Если даже ничего конкретного он им не сказал, теперь спешный отъезд отца в Лондон не выглядел необъяснимым. Кроме того, как выяснилось, и смерть его отца, и смерть отца Грея случились при схожих обстоятельствах – в обоих случаях хозяева принимали гостей, которых было довольно много.
– Благодарю вас, господин констебль, – сказал Торн, вставая. – Вы предоставили нам очень важную информацию.
Констебль тоже поднялся, и Торн протянул ему руку.
– Жаль, что больше ничем не могу вам помочь, ваша светлость, – сказал старик, пожав протянутую руку, и, взяв в руки шляпу, направился к двери. У двери он остановился и, сдвинув мохнатые брови, сказал:
– Но если вам все еще интересно побольше узнать о той аварии, вам стоит нанести визит кучеру вашего покойного отца.
– Он все еще жив? Мы думали, что травмы, которые он получил, были несовместимы с жизнью, – сказала Гвин.
– Вообще-то с головой у него не все в порядке и ходить он не может, – ответил констебль. – Но ваша мать позаботилась о том, чтобы он получил лучшее лечение и приличную пожизненную пенсию. Так что у него есть все необходимое и о нем заботятся. И, даже если у него случаются помутнения рассудка, он может сообщить вам что-нибудь по-настоящему полезное. Только имейте в виду, что он сейчас – глубокий старик. Живет в Ньюбери с дочерью.
Еще один сюрприз. Но ведь он, Торн, должен был знать, кому выплачивает пенсию, раз он регулярно выделял для этого средства. Должен был, но ни разу не поинтересовался, что это за человек. Так сколько же еще сюрпризов таит для него прошлое?
– Тогда я пойду? – спросил констебль. – Дайте мне знать, если захотите, чтобы я сопроводил вас к кучеру, ваша светлость. А вас, миледи, – и он поклонился Гвин, – я благодарю за вкусный кофе. Вы стали очень похожи на вашу мать – такая же красивая и любезная.
