– Может, нам стоит отложить эту дискуссию? Мы можем ее продолжить, когда останемся в узком семейном кругу, – предложил Торн.
– К чему откладывать? – спросил Грей. – Мисс Норли знает цель своей поездки в Каримонт. Для нее не секрет наше предположение, что мой отец был убит.
– Погодите, – побледнев, сказала Оливия. – Вы хотите сказать, что моя мачеха могла отравить покойного герцога Грейкорта? Потому что он выбрал в жены не ее, а другую? Но если следовать вашей логике, отравить герцога могла любая из дебютанток того года. Тогда у вас будет не меньше двадцати подозреваемых.
– Вот именно, – сказал Грей. – Однако все они должны были гостить в Каримонте во время моих крестин, а заболел мой отец именно тогда. И потому наиболее вероятной подозреваемой была бы моя тетя Кора. Смею предположить, что она вышла замуж за моего дядю в надежде, что однажды он унаследует герцогский титул. Избавившись от моего отца, она бы на шаг приблизилась к цели.
Похоже, речь Грея несколько утешила Оливию, потому что теперь она перестала обиженно хмуриться.
– Но ведь тетя Кора была не единственной гостьей на твоих крестинах, – заметил Торн. – Не ты ли говорил мне, что крещение наследника твой отец решил отпраздновать со всей пышностью, и гостей, как со стороны матери, так и со стороны отца, было полно?
– Это так, но леди Норли среди них, насколько мне известно, не присутствовала.
– Точно ты не знаешь, – не унимался Торн. Он не смотрел на Оливию, но чувствовал ее тяжелый взгляд. – Как верно заметила Беатрис, дебютантки одного сезона часто становятся подругами.
– Едва ли ваша мать пригласила на крестины первенца всех двадцать с лишним дебютанток, – возразила ему Беатрис.
– Вот именно. Упомянутые ранее три леди состояли в более тесных отношениях с семьей Грейкорт, чем остальные, – стоял на своем Торн.
– Все это не более чем домыслы, – резонно заметила Оливия.
– Я все же настаиваю на том, что моя тетя – самая вероятная подозреваемая, – сказал Грей. – Если не она, то леди Хорнсби – она точно была на крестинах.
– Пожалуй, мы могли бы спросить у матери, – предложил Торн, – под каким-нибудь благовидным предлогом.
– Согласен, – сказал Грей. – Но до тех пор, пока у нас не появятся доказательства того, что отец был отравлен, бессмысленно строить предположения. Для начала надо получить результаты тестов.
– Мы почти приехали, – сказала, посмотрев в окно, Беатрис. – Слава богу! С каждым разом дорога мне кажется все длиннее и длиннее.
– Моей супруге дай волю, она бы вообще никуда из Каримонта не уезжала, – со снисходительной улыбкой, адресованной Беатрис, сказал Грей. – Она не создана для города.
– Вначале мне нравилось жить в Лондоне: поглазеть на домашних воронов в Тауэре или послушать музыку в Воксхолле, поиграть в боулинг на зеленой лужайке в Хайбери-барн, – но в целом я нахожу Лондон слишком грязным и шумным. И собак там почти нет.
– И еще она находит все наши сезоны с их балами, раутами и зваными ужинами чрезвычайно утомительными, – добавил Грей.
– И я тоже, – сказала Оливия, бросив на Торна многозначительный взгляд. – В столице столько людей, которым нельзя доверять. И тех, которые готовы видеть в других только самое худшее. – Вымучив улыбку для Грея и Беатрис, Оливия добавила: – Хотя я люблю театр и научные лекции. И еще меня радует то, что в столице я могу найти любой химический реактив, какой мне может понадобиться. Поверьте, за городом с этим положение куда хуже.
– Тогда вы, наверное, правильно сделали, настояв на том, чтобы все реактивы были заранее закуплены в Лондоне и доставлены сюда, – сказал Грей. – В ближайшем отсюда городе, в Садбери, выбор совсем невелик. Я проверял.
– Кстати о лаборатории, – сказала Оливия. – Я бы хотела сразу по прибытии заняться ее оснащением. Вы не против, ваша светлость?
– Предлагаю обойтись без церемоний и не называть меня больше «ваша светлость». Зовите меня просто Грей.
– Тогда и вы зовите меня по имени, Оливией. В обществе у меня совсем мало друзей – я почти нигде не бываю, но, как я уже сказала вашей жене, я сочла бы за честь считать вас и вашу супругу своими друзьями.
– И меня тоже? – протянул Торн.
Оливия обдала его холодным как лед взглядом.
– Я скорее отношу вас к своим врагам, ваша светлость.
Если она хотела его задеть, то у нее это получилось. Она явно злилась на него за то, что он включил в круг подозреваемых ее мачеху. Но мисс Норли не могла не знать о двуличной натуре этой женщины, так за что же на него обижаться?
– Что касается устройства лаборатории, то я не возражаю против того, чтобы вы приступили к ее оснащению сразу по приезде. Как только произведут эксгумацию, действовать придется быстро, и потому лучше все подготовить загодя.
– Но разве вы не хотите перекусить и отдохнуть с дороги? Лично я не отказалась бы от чая с чем-нибудь вкусненьким и прилегла бы поспать на пару часов перед ужином, – сказала Беатрис.
– Вы в положении, а я – нет, – с улыбкой ответила Оливия. – И у меня еще осталось немало сил. Мне не терпится поскорее приступить к работе.
По совершенно непонятной причине Торн вдруг представил картину семейного счастья. И главной героиней там была не Беатрис, а Оливия. Ему вдруг подумалось, что из Оливии получилась бы прекрасная мать и жена. И наверное, она бы вздохнула с облегчением, если бы была избавлена от необходимости доказывать свою состоятельность в качестве ученого-химика.
Но не она ли сказала, что химия была и остается ее главным жизненным интересом?
В отношении Оливии Торн ни в чем уверен не был.
Мысленно осадив себя за глупость, Торн угрюмо напомнил себе, что его женой она не будет никогда. И не потому, что она этого не хочет, а потому, что он, если решит остепениться, возьмет в жены женщину, достойную доверия, женщину, у которой от него не будет ни тайн, ни даже секретов. Его жена будет готова к роли герцогини на все сто, и для нее самым главным в жизни будет не химия и даже не театр, а безупречное исполнение роли жены герцога. Она будет нести по жизни титул с той же гордостью, как и он. С таким же самоотречением.
Торн едва не застонал, словно от зубной боли. Да, он исполнял свой долг по отношению к тем, кто от него зависит: к примеру, к фермерам, арендовавшим принадлежавшую ему землю. Он управлял своими владениями с рачительностью, которую перенял от отчима. Отчим, до того как скоропостижно скончался, учил его всему, что должен знать и уметь помещик. К удивлению Торна, заседания в палате лордов оказались не так скучны и бессмысленны, как ему представлялось в юности, хотя по-настоящему увлекательной политика была лишь для тех, кто жаждет власти, а Торн таковым не являлся.
Но Торн не хотел жить тем, чем жило высшее лондонское общество. Атмосфера сплетен и интриг была ему не по душе. Надо признаться, вначале ему льстили завистливые взгляды мужчин и внимание женщин, но вскоре он обнаружил, что столь высокий титул обрек его на одиночество. И насколько более одиноким он бы чувствовал себя, если бы его супруга получала удовольствие от сознания высоты своего положения, тогда как он воспринимал величие герцогского титула лишь как обстоятельство, его положение отягощающее?
У Оливии, в отличие от него, в жизни была цель. А он лишь клепал незатейливые пьески да присматривал за своими землями. И так день за днем до самой смерти.
Да она, черт побери, превращает его в плаксивого слабака!
– Договорились, – сказал Грей, обращаясь к Оливии. – Я дам вам в помощь лакея. Он поможет донести до сыроварни все необходимое и расставить оборудование и химикаты по местам.
– Это было бы замечательно, – с улыбкой сказала Оливия. – Помощь лакея мне бы очень пригодилась.
– У лакея и своих забот хватает, – тут же вмешался Торн. – Я с удовольствием сам вас провожу и помогу распаковать ящики. Мне это нетрудно и даже полезно после долгого сидения в карете. И еще мне не терпится посмотреть на все это хваленое лабораторное оборудование.
