Обхватив его шею и не думая об уроне, нанесенном жесткому крахмальному воротнику его рубашки и туго накрахмаленному белоснежному кравату, она приготовилась с головой погрузиться в процесс, но…
Торн вдруг отстранился и, пристально глядя ей в лицо, спросил:
– Вы так и не ответили на мой вопрос. Ваша мачеха здесь? Прячется в саду?
– Откуда мне знать, прячется ли она в саду? Я танцевала с вами. Но… Да, она здесь, на балу. Она за мной присматривает. Как это принято в обществе, – не без ехидства добавила Оливия.
Торн прищурился.
– Я пытаюсь понять, не пытаетесь ли вы вновь меня подставить, чтобы принудить меня на вас жениться.
– Подставить вас! Да что вы о себе мните! Позвольте вам напомнить: это вы затащили меня в сад, и зачем вы это сделали – известно только вам. И целовать меня начали вы.
– Что верно, то верно, – с пристыженным смешком признал Торн.
Оливия безнадежно покачала головой. Ей никогда его не понять.
– Если вам от этого полегчает, я обещаю вам отказать, если вы вновь сделаете мне предложение.
– Я не собираюсь делать вам предложение, – сквозь зубы процедил он.
Оливия, хоть и испытала разочарование, тут же сказала себе, что питать ложные надежды глупо, и, кроме того, она и сама не стремилась за него замуж, даже если ей и нравилось целоваться с ним. Самонадеянный, самовлюбленный тип, привычками очень похожий на ее отца – зачем он ей?
– Тогда, раз я не собираюсь принимать ваше предложение, мы достигли консенсуса. Но поскольку вы так боитесь, что вас застанут целующимся со мной, нам, пожалуй, следует вернуться в дом и…
Он не дал ей закончить, вновь зажав ее рот поцелуем.
Оливия хотела было возмутиться, но очень скоро передумала. Впрочем, она знала отчего. Этот Торнсток целовался как бог. Стоит ли удивляться его самонадеянности?
– Не делайте далеко идущие выводы, – прошептал Торн, набрав в легкие воздух для продолжения.
– И вы не делайте, – прошептала в ответ Оливия, запретив себе обижаться.
– Из того, что мне нравится вас целовать, не следует, что я…
– Хватит болтать, – прошептала Оливия. – Давайте целоваться.
Со смешком Торн потащил ее за руку в заросли, к скамейке, расположенной так удачно, что ее не было видно ни с одной садовой дорожки. Оливию такое развитие событий должно было насторожить, но не насторожило.
Торн покрывал поцелуями ее шею и плечи.
– Вы действительно химик? – спросил он.
– Вы действительно распутник? – в тон ему спросила Оливия. – Потому что по вашему поведению этого никак не скажешь.
– Тогда, пожалуй, пора начать оправдывать свою репутацию.
На этот раз, целуя ее шею, он лизнул то место за ухом, где бился пульс. Отвращения это у нее не вызвало, скорее наоборот. И еще возникло встречное желание проделать нечто подобное с его шеей. Интересно, как он к этому отнесется?
Оливия попробовала, и ему, скорее всего, понравилось, потому что он застонал и, уткнувшись носом в ее декольте, лизнул ее там. О, как это дерзко! Как возбуждающе-волнительно! Оливия обхватила его голову руками, намереваясь оторвать от своей груди, но прижала его еще крепче. Должно быть, он и вправду распутник!
– У вас кожа как шелк, – бормотал он, уткнувшись ей в грудь. – И запах… От вас так хорошо пахнет, Оливия. Как бы я хотел…
– Оливия? – послышалось у них за спиной. – Вы здесь? Гвин попросила меня найти вас, чтобы мы все могли собраться и поговорить.
Голос принадлежал Беатрис. Торн приложил палец к губам, но Оливия не собиралась дожидаться, пока Беатрис сама их обнаружит.
– Я здесь, – сообщила Оливия, встав со скамейки. – Я сидела тут и любовалась фонтаном, – добавила она, торопливо поднимаясь на террасу, где у входа стояла Беатрис. – У Вулфов и вправду красивый сад!
– Красивый, – согласилась Беатрис, глядя куда-то вглубь сада, в темноту, поверх головы Оливии.
Оливия не была отъявленной лгуньей, но если их с Торном снова застанут на месте преступления, то он ни за что не поверит, что все не было подстроено ею. Он был болезненно подозрителен.
Взяв Беатрис под руку, Оливия увлекла ее в дом.
– Я очень хочу поговорить с леди Гвин. Когда в начале бала меня ей представили, мы с леди Гвин едва успели парой фраз переброситься. Какой роскошный бал! Столько людей, и все веселятся, танцуют! А сад так и манит прохладой…
Оливия поймала себя на том, что болтает без умолку о какой-то ерунде. Такого с ней еще не бывало. Впрочем, не бывало с ней и кое-чего другого.
– Вы не видели Торна? – спросила Беатрис, недоверчиво глядя на Оливию. – Готова поклясться, что я видела его с вами, когда вы выходили из зала.
– Да, – на ходу сочиняла Оливия, – он показал мне сад и тут же вернулся. Кажется, ему захотелось еще ратафии.
– Вот это на него похоже, – с прояснившимся лицом сказала Беатрис и, похлопав Оливию по руке, добавила: – Мы непременно встретим его в буфетной.
Оливия втайне надеялась, что встреч с герцогом Торнстоком больше не будет. С нее было довольно его внимания на один вечер.
Хорошо, что они с Грейкортами уезжают завтра из города и она целиком погрузится в работу. Работа поможет ей поскорее забыть о Торнстоке и его поцелуях.
И тогда она снова сможет спать спокойно. Но, кажется, спокойствие это наступит не скоро.
Торн посидел немного, дожидаясь ухода Оливии и Беатрис, потом еще немного, пока не спало возбуждение. Он понимал, что облажался, и злился на себя. Изначально он всего лишь хотел предупредить Оливию о том, что не будет спускать с нее глаз в имении Грейкорта.
Но благие намерения и реальные поступки разошлись дальше некуда.
Может, ему и не стоит ехать туда.
Не стоит? Еще как стоит! Мотивы Оливии все еще вызывали у него подозрения. И даже если окажется, что никаких тайных умыслов у нее не имеется, вполне вероятно, что она никакой не химик. Впрочем, оценить ее компетенцию ни ему, ни Грейкорту не по силам.
Торн встал со скамьи. Прятаться было не от кого и скрывать нечего. Впереди целая ночь. Викерман, директор театра, ждал обещанную им, Торном, или, вернее сказать, Конрадом Джанкером, пьесу на этой неделе, так что завтрашний отъезд в Каримонт будет стоить Торну ночного сна.
Тут ничего поделать нельзя. Викерман обрушит свой гнев на Конрада, а подвести приятеля Торн не мог.
Джанкер вырос в Лондоне, и потому был не бо́льшим немцем, чем сам Торн, но в качестве автора и отчасти главного героя пьес, что с таким успехом шли в театре Викермана, Конрад был весьма хорош.
Торн с самого начала не хотел, чтобы о его писательском труде стало известно в обществе. Джанкер, согласившись признать свое авторство, предоставил Торну свободу действий. Никто и не подумает, что посещение всевозможных светских раутов для него не развлечение, а источник вдохновения и материала для будущих пьес.
К тому же неписаные правила высшего общества никто не отменял, и, если бы стало известно о том, что пэр королевства пишет пьесы за деньги, разразился бы скандал, который отразился бы на всех членах семьи.
Джанкер был рад угодить приятелю. «Приключения иностранца» снискали ему славу драматурга, что способствовало и его известности как поэта, поскольку стихи прославленного драматурга печатали охотнее. Время от времени Джанкер писал стишки и для пьес Торна. Поэты много не зарабатывают, и Торн с готовностью платил Джанкеру за то, что использует его имя, и за стихи, которые Конрад писал для его пьес.
Едва переступив порог бального зала, Торн оказался в окружении родственников. Увидев рядом с матерью Бонэма, он ощутил привычное раздражение, а вот присутствие в компании Оливии никаких чувств не вызвало. Торн поискал глазами леди Норли – та в дальнем конце зала беседовала с лучшей подругой матери леди Хорнсби. Судя по их оживленной жестикуляции, они знали друг друга давно и близко. «Есть о чем подумать», – решил Торн.
– О, смотрите, кто пришел к нам из сада! – с насмешливым блеском в глазах воскликнула Гвин. – Не странно ли, что вам с мисс Норли приспичило подышать воздухом почти одновременно?
