Мы всё успели, или это гансы долго чухались, а может в этом и заключался их коварный план, только стрельба раздалась слева от нас. В десять часов вечера, противник сосредоточил весь свой артминомётный огонь по позициям первой роты, и попытался сходу захватить мост. Наши сапёры успели, так что переправа взлетела на воздух, а вместе с ней и самые быстроногие «олени». А так как олени не летают, то и целому отделению фрицев не повезло, летать они так и не научились, а шмякнувшись в речку утонули. Бойцы роты постепенно очухались, и остальных штурмовиков ружейно-пулемётным огнём отогнали от останков моста. Видеть этого я не мог, а только слышал, и по звукам взрывов и выстрелам догадывался, что там происходит. Сначала было много «бух», потом шибко громкий «бабах», очереди из максимов, и тишина. Не хватало только мёртвых с косами, «бескосые» были, да и косые попадались, а вот так чтобы всё вместе, да ещё вдоль дороги…

Не успело затихнуть на левом, как тут же началось на правом фланге. А вот тут уже досталось работы и нам. Скорее всего слева, гансы предприняли отвлекающие действия, основные свои усилия они сосредоточили там, где мы их хоть и ждали, но как-то всё не так получилось. Первую попытку переправиться пехотинцы отбили, вовремя подвесив «люстру» осветительной ракеты, ударили с левого фланга по форсирующим реку фрицам. Станковый пулемёт с высокого берега отработал на отлично, да и мы постреляли, не дав немцам перебраться на нашу сторону. Осколочно-фугасные гранаты, весом шесть кило, рвались как в опорах моста, размётывая настилы штурмовых мостиков, так и в воде, переворачивая лодки с гансами. Единственное, что меня настораживало, это перестрелка в лесу у излучины реки, как раз там, где я в последний раз видел бойцов третьей роты.

Расстреляв все видимые цели, перекатываем орудие правее, забрав с собой также и остаток снарядов. Малыш пока не стрелял, поэтому он остаётся на месте, а вот Кеша, сохраняя дистанцию, смещается синхронно с орудием. После неудачной попытки форсирования, фрицы от своей задумки не отказались, и обрушили огонь своих миномётов по позициям, как третьей, так и второй стрелковых рот. Что там было дальше я не знаю, так как обеспокоенный стрельбой в излучине, иду к Задоре, где уже в три пары глаз наблюдаем за опушкой леса, расположенной правее, метрах в четырёхстах от нас. А так как шоссе и опушка сходились под острым углом, то при движении на север, это расстояние сокращалось, а в километре от нас, дорога вообще заныривала в лес. Луны на небе уже не было, так что больше надеемся на тот фейерверк, что устроили немцы, запуская осветительные ракеты на парашютах, с той стороны реки. «Светляки» у нас были и свои, но пока не хотелось демаскировать наши позиции. Несмотря на свист и разрывы мин слева, взрыв гранаты справа, я всё-таки расслышал, так что минут через пять, когда мы приняли вправо на сотню метров и заняли новую позицию, я запускаю осветительную ракету в сторону леса. Когда звёздка практически полностью догорела, замечаю какое-то шевеление на опушке. Вторую ракету запуливаю уже ближе к цели, потом третью, ну и вдогон ей красную — сигнальную. Противник видимо выдвигался от брода, и чтобы не блудить по ночному лесу, воспользовался заброшенной дорожкой, вот на выходе-то мы его и подловили. Кеша не подвёл, и с дистанции триста метров, выпустил в ту сторону целый магазин. Ну а когда в ответ раздались выстрелы из немецких карабинов и пулемётов, сомнения, возникшие у меня поначалу, развеялись сами собой. Судя по плотности огня, противника было не меньше взвода, и он начинал развёртываться для атаки, правда как-то медленно и неуверенно, какая может быть уверенность, если командовать практически некому. Ну а когда на месте стреляющих пулемётов, стали вырастать кусты разрывов фугасных снарядов, фрицы видимо решили пойти в «контратаку», то бишь, сменить направление и ретироваться обратно в лес. Только после этого удалось перевести дух, и оторваться от прицела своего ППД. И хоть с такого расстояния стрелять из ПП было почти бесполезно, но всё равно, плотности огня я добавил. Да и когда у тебя над башкой свистят пули, тебе без разницы, автоматные они, или пулемётные, чувствуешь себя неуютно, тем более знаешь и видишь, что стреляют в тебя. Правда стрелял я одиночными, часто нажимая на курок, так что если и не попал, то кого-нибудь всё равно напугал. А потом и сам чуть не испугался.

— С кем вы тут воюете? — задал кто-то вопрос, подойдя сзади. Я чуть заикой не стал. А развернувшись на голос, маленько не выпустил в говорившего остаток патронов, но вовремя узнал начальника штаба. Правда, если палец на спусковом крючке я в последний момент удержал, зато малый боцманский загиб оттарабанил со скоростью автоматной очереди, добавив в конце монолога.

— … грёбаные фрицы.

— Я конечно понимаю товарищ сержант всю вашу ненависть к немецко-фашистским захватчикам, только не могли бы вы, выражаться яснее, без всяких непонятных артиллерийских терминов. — Поняв, что сморозил что-то не то, докладываю уже нормально.

— С началом артиллерийской подготовки, мною обнаружено подразделение противника, выходящее из леса. По врагу был открыт сначала пулемётный, а затем артиллерийский огонь. Понеся потери, атакующие немцы, отступили обратно в лес.

— Почему решил, что это немцы, а не наши? Всё-таки ночь, мог и перепутать.

— Наши бы шли по шоссе, а не по дороге, идущей от брода, да и неоткуда нашим взять столько трофейных пулемётов. Впрочем чтобы не гадать, можно проверить, фрицы ещё недалеко ушли, можем догнать и спросить

Догонять никого не пришлось, так как на шоссейке стали рваться мины, выпущенные из немецких «пятаков», правда недолго, Мишка уничтожил их прямой наводкой из пушки. Ну, а атаку роты противника, отбивали уже совместными усилиями. Старлей пришёл не один, а с резервом, так что четыре ручных пулемёта, плюс пушка, проскочить гансам через полянку не дали. Фрицы отошли и, закрепившись на опушке, вызвали по нам огонь своей артиллерии и миномётов. Немецкие канониры отстрелялись на отлично, перепахав всю обочину шоссе своими снарядами, а когда артобстрел кончился, в штыки ударила первая стрелковая рота.

Пока мы бодались с немцами на шоссе, комбат снял с левого фланга роту лейтенанта Захарова, и повёл её в обход, за наш правый фланг, оставив на позициях только два станковых пулемёта. Ну, а как только мы отбили атаку, начштаба так же отвёл всех вправо. Заготовленные к нашей пушке снаряды закончились, поэтому взяв орудие на передки, вместе с расчётом отскочили в укрытие. В общем, как только фрицы начали артподготовку, первая рота, вобрав в себя резерв и всех кто с ним был, пошла по лесу, обходя немцев справа, и обрушилась с фланга на изготовившегося к атаке противника. А тут уже было пофиг, сколько ручных и станковых пулемётов приходится на «душу населения», всё решила внезапность и количество штыков. И хоть людей было примерно поровну, но ночью, да ещё и в лесу, и когда это, — Ура!!! — эхом разносится по всему лесу, а каждое дерево норовит воткнуть в тебя штык, тут уже становится страшновато. И фрицы побежали, только вот куда нужно бежать, «хрен его знает». Разбежавшихся по лесу гансов, отлавливали до самого утра, а наших, потом собирали ещё до обеда, некоторые вышли только на запах от полевой кухни.

Предупредив комбата, чтобы к нам никто не совался без пароля, сразу после начала атаки я повёл своих к броду. Нужно было убедиться, что больше никто из фрицев не переправится на нашу сторону. Да и очухавшихся, и нашедших переправу гансов, надо было вернуть в стойло. В шесть стволов уложив отделение пионеров, мы заняли круговую оборону на берегу, и валили всех, кто приближался к нам с любой стороны. Нас сменили только часов в девять утра, пятнадцать человек под командованием сержанта Кургачёва, видимо это было всё, что к тому времени осталось от третьей роты. Хотя с вооружением у них было всё в порядке, три пулемёта, из которых два трофейных, и это не считая винтовок. Так что пост сдал — пост принял и до свидания.