Хуже было с бутылками, бойцы их боялись, тем более слабо обученные, да и не мудрено. Поначалу, к бутылке с горючим нужно было прикрепить паклю, потом её поджечь, и только потом кидать. А вот с поджигом-то как раз были проблемы. Каждому бойцу, выдавался черкаш, и две картонные спички-серянки, как их тогда называли. Хранили их в нагрудном кармане гимнастёрки. Ну а в бою боец «немного» потеет, соответственно и чудо-спички отмокают. И как их потом зажечь? Курили тоже не все, а кто и курил, у того были универсальные своеобразные зажигалки, под названием кресало, а пока ты выбьешь из него искры, и хоть что-то подожжёшь, танк уже будет далеко, и ты тоже, намотанный на его гусеницы. Вот и кидали не подожжённые, и если даже бутылка разбивалась о броню, эффект был не слишком заметен. А боялись оттого, что видели, какие следы на земле оставляет сгоревшая горючая смесь. Вот и избавлялись от стеклянных гранат в первую очередь, оставляя их в окопах при отступлении и пролюбливая на марше. Так что ящик с засыпанными песком бутылками, я и не стал трогать.
Пока занимались делом, пришёл «кормилец», так что быстро обедаем, и пока бойцы продолжают своё занятие, с присоединившимся к ним Ефимом, я иду к Емеле, прихватив по пути все трофейные гранаты с длинной ручкой. Малыш и его команда свои окопы уже оборудовали, и теперь занимались маскировкой, так что переговорив с людьми, и назначив Емельяна по совместительству ещё и гранатомётчиком, оставляю ему десяток «колотушек» и возвращаюсь. Всё-таки я решил разобраться с «коктейлем» для немецкой бронетехники, поэтому открываю зарядный ящик и, достав одну из бутылок, рассматриваю и читаю инструкцию. Эти оказались какими-то новыми, с ампулой-воспламенителем, так что беру один комплект, и топаю к берегу реки, чтобы провести испытание, ну и с одного пешмергу надрессировать.
— Пошли со мной, — зову я «танкистов» — будем новое оружие испытывать. — Собираю всех на опушке и, откупорив бутылку, вставляю туда ампулу и закрываю.
— Смотрите бойцы. Нашу стеклянную гранату мы зарядили, теперь глядите что будет, только на открытое место не вылезайте. — Подхожу к самой реке, и кидаю поллитровку, на выступающий из воды валун. Как не странно я попал, и даже стекло разбилось, да и смесь сразу вспыхнула, правда прогорела недолго, всего минуту, но надымила изрядно, да и навоняла тоже.
— Вот видите? Весь камень закоптило, он почернел, и это в воде. А что будет с работающим двигателем танка, да ещё с горячим? Скажи танкист.
— Известно что, вспыхнет и загорит как копна сухого сена. — Отвечает Витёк.
— Что и требовалось доказать, а теперь все занимайте позиции и готовьтесь к бою. — Не даю я втянуть себя в дискуссию. — А стеклянными гранатами вас обеспечат.
Пока я пишу докладную записку лейтенанту, дядя Фёдор и Гаврила обеспечили всех бойцов «огненной водой», раздав каждому по поллитра и объяснив, как пользоваться, а остатки принесли обратно. Так что отправляю нашего почтальона с донесением и, сказав Феде, чтобы прикопал ящик метрах в двадцати от танка, занимаю своё место в башне. А дальше события начинают разворачиваться с калейдоскопической быстротой.
Через четверть часа после отъезда Ефима, со стороны моста раздалось частое тявканье автоматических пушек, но длилось недолго, и прервалось после выстрелов сорокапятки. Потом по позициям наших, немцы нанесли десятиминутный огневой налёт, и видимо пошли в атаку пехотой, при поддержке танков, так как оттуда раздавалась как частая ружейно-пулемётная стрельба, так и выстрелы из танковых пушек. А дальше мне уже было не до того, так как из деревни в нашу сторону двинулась колонна танков, судя по внешнему виду, наши старые знакомые — «чехи». А вот тут возникла дилемма, или стрелять бронебойными прямо сейчас, или подпустить поближе, и ударить шрапнелью поставленной на удар. Всё-таки я не поленился, и между делом проверил боеукладку. Из двенадцати осколочных, шесть оказались шрапнелями, а шесть фугасными, ну и пять бронебойных, как говорил Витёк. Всё. Решено. Бью сначала шрапнелями, а потом посмотрим. Стрелять на полтора километра, по движущейся цели, не факт что попадёшь, плюс дождь, ветер и другие неблагоприятные климатические условия, а с пятисот метров, шестикилограммовой чушкой, со скоростью 600 м/с, да по заклёпистой чавке, думаю, мало не покажется.
— Витя, заряжай шрапнелью, и ставь на удар — пока можно спокойно разговаривать, командую я. — И будешь этой шрапнелью и заряжать, пока я не скажу, или не покажу другой тип снаряда.
— Понял, — отвечает танкист.
— Снаряд! — Лязгает затвор, и я приникаю к прицелу, следя за целью. Немецкие «чехи» не спеша ковыляют по дороге, как утки, переваливаясь с боку на бок. Хотя назвать это направление дорогой, язык не поворачивается, особенно после того, как там прошёл батальон Т-34. Ну не совсем батальон, а три оставшихся от него танка, в одном из которых я и сижу. И на данный момент это всё, что здесь осталось от 17-й танковой бригады. Фрицы едут как-то замысловато, сначала повернули налево и поехали к дальнему сосновому лесу, а потом отвернули вправо, и покатили к берёзовой роще, она же ориентир номер раз.
— Чего это они галсами идут, ветер что ли ловят? — Спрашиваю я у танкиста.
— Не понял, какими галстуками?
— Ну, виляют как проститутка бёдрами.
— А… Так это они овраг объезжали, а потом ещё ручей, — дошло наконец до Витьки, — мы сами вчера ночью чуть не свалились, хорошо что с открытыми люками ехали, а то бы навернулись. Ручей то для наших танков ерунда, а вот овраг глубокий, да и откосы крутые.
— Ясно. — Танки как раз повернули ко мне левым бортом и выстроились друг за другом, представляя идеальную мишень, да и дистанция уже позволяла. Так что держу в прицеле крайний в колонне панцер и, взяв упреждение, нажимаю на спуск. Шрапнель влипает в подбашенную коробку точно по центру танка и, проломив пятнадцатимиллиметровую преграду, взрывается внутри. Не хотел бы я быть на месте того фарша, который раньше был экипажем. Но рефлексировать некогда, продолжим.
— Снаряд! — Перекрикиваю я звон в ушах. У нас максимум пара выстрелов, потом нас заметят. Навожу орудие левее, и после лязга затвора, сразу стреляю. Второй готов, этому прилетело в двигатель. После того как третий танк остался без башни, начинает прилетать и по нам. Оказывается, хреново сидеть в железной бочке, когда по ней долбят колотушками. Так что четвёртый танк я подбил, израсходовав на него два снаряда. Первый прошёл выше, и улетел за молоком, куда-то в сторону деревни. А вот второй, угодил прямо в лоб корпуса и взорвался на броне. Что стало с экипажем, я не знаю, но сам танк больше не двигался, и признаков жизни не проявлял. Пока я разбирался с четвёртым, пятый пропал из виду, по крайней мере, в прицеле я его увидеть не смог. И куда он делся, не под землю же провалился? Пытаюсь разглядеть хоть что-то в танковую панораму, но тоже ни черта не вижу. Так как стрелять по нам прекратили, то открываю люк и высовываюсь из башни, осмотреться, а заодно и отдышаться. Свежий лесной воздух ударяет в голову не хуже нашатырного спирта, и это всего после пяти выстрелов. Боюсь представить, что будет после десяти и больше. Сначала смотрю невооружённым глазом, потом достаю бинокль, и уже в цейсовскую оптику сектор за сектором оглядываю местность. Четыре панцера стоят там же, где я их и достал, а вот пятый… Ни в роще, ни в реке, и нигде больше его не видно. Да-а, ситуация. Был танк, да сплыл.
Ситуацию разрешил дядя Фёдор, который нарисовался как лист перед травой.
— Ты чего там потерял, командир? — весело спросил он.
— Танк. Было пять, осталось четыре. Где ещё один?
— А он того.
— Чего, того?
— Провалился.
— Куда ещё нахрен провалился.
— Ну, ехал задом и куда-то заехал.
В общем, из дальнейшего рассказа Феди выяснилось, что больше всех не повезло, или повезло, едущему впереди танку. Он видимо решил придержаться концепции, что танки с танками не воюют и, отстреливаясь, начал по рачьи пятиться назад, но видимо со страху забыл про овраг, и влетел в него кормой, а может и не забыл, и решил там укрыться. Вот и укрылся, только не факт, что он оттуда выберется, да и экипажу наверняка поплохело. Живых фрицев нигде не видно, так что спускаюсь на землю и, закурив, обхожу тридцатьчетвёрку по кругу. Свежие царапины на броне есть, но видимо все снаряды ушли в рикошет, танк стоял хоть и кормой к противнику, но башня была развёрнута лобовой бронёй, ну и немцы ближе чем на пятьсот метров не подошли, так что можно сказать обделались лёгким испугом, посмотрим что будет дальше.