-Ты бы хоть вопрос ему задал, что ли? – сухо предложила Безжалостная. – Продолжать вот так – это бессмысленно!

Наконец, Гэлред отпустил пленника, позволив ему бухнуться на коленях на каменный пол. Обернулся к ним с Балианом.

-Ты права. Он действительно рассказал все, что знает, - хладнокровно заявил Владыка. – Я просто выжег загноившуюся плоть и прижег его раны. Иначе он не жилец.

Пораженный Гэстерс с трудом поднял голову, чтобы взглянуть в лицо Темного Властелина. А затем обессилено свалился к его ногам. Гэлред постоял в камере еще с минуту, размышляя о чем-то своем. Затем вышел наружу и запер засов.

-Я пойду допрошу остальных! – распорядился Темный Владыка. – Вы оба – наверх!

-Но почему?! – возмутился Балиан.

-Потому что я так сказал! – не своим голосом отрезал Гэлред.

Гвиана поймала себя на том, что более всего ей сейчас хочется обернуться ветром, и пронестись вверх по лестнице, оказавшись на самом верху дворца. Желательно на его крыше. Поближе к чистому лазоревому небу с белыми облачками и свежему воздуху. И подальше от гнилостных сырых запахов подземелья и страха, которым оно пропитано.

-Мы тебя здесь не оставим! – отрезала Гвиана.

-Герои не всегда подчиняются приказам! – поддержал Балиан. – Ты не должен делать это в одиночку. И не надо нас беречь. Я вообще оборотень! А ее вот, слышал, прозвали Гвианой Безжалостной!

- Отлично! – проворчал Гэлред. – Герои и палачи… Не этого я хотел. Ну, да ладно. Когда было по-другому?

Подземелье Гвиана покинула в настроении препаршивом. Того паренька-дворянина, что они поймали вместе с Гэстерсом узнать было еще сложнее. В основном он только отчаянно мотал головой и мычал. Осмотрев его, Балиан выяснил, что у бедняги поврежден язык.

-Здесь палачи настолько идиоты?! - возмутился Гэлред.

-Думаю, он сам его прокусил множество раз, - отозвался Балиан. – Под пытками такое иногда происходит. Разум бедняги помутнен.

Гэлред выругался. Как и в прошлый раз, он обработал раны пленника магическим огнем. Шансы бедняги дожить до казни это повышало. На вкус Гвианы так себе милосердие, но другого они предложить не могли. Даже добить пленников было непозволительной роскошью. Могло понадобиться допросить их еще раз. Большая часть остальных заключенных, теснившихся в камерах, тоже имела отношение к заговору, но знали они существенно меньше Гэстерса. Помимо них Гвиана нашла лишь пару неудачливых грабителей, которых угораздило пробраться в королевский дворец и напасть на садовника. В прошлом отставной стражник, он скрутил обоих и доставил сюда. Из любопытства магиня поинтересовалась, на что эти недоумки рассчитывали. Оказалось, планировали ограбить во дворце того, кто попадется и быстро удрать. Что ж… Гвиана от души повеселилась, сообщив олухам, кто же они такие. Обоих вероятнее всего ждала каторга, смертная казнь для одной-единственной и к тому же не состоявшейся кражи это уже через чур.

Наконец, допросив всех, кого нашли, и удалось привести в сознание, они собрались покинуть подземелье. Гэлред еще пару минут побродил в самых темных и отдаленных его закутках, пристально изучая местную паутину. Гвиане пришло в голову, что когда-то ведь дворец принадлежал ему. С тех пор ту часть здания, что располагалась наверху, множество раз перестраивали. А вот подземелье вполне могло остаться неизменным в течение четырех сотен лет.

Оказавшись наверху, магиня вздохнула с облегчением. Ей все еще хотелось забраться на крышу и подставить лицо свежему ветру. Но сначала – сменить одежду и как следует вымыться! Ей казалось, что запах горелой и гнилостной плоти пропитал каждый миллиметр ее одежды и кожи! Гэлред задумчиво посмотрел на нее.

-Безжалостная, да? – кисло спросил он.

-От «Темного Властелина» слышу! – огрызнулась Гвиана и поспешила удалиться в свои покои.

Балиан проводил магиню задумчивым взглядом. Затем повернулся к Гэлреду.

-Можно я у тебя вымоюсь? Не хочу являться к Руале в наши покои, благоухая пыточной.

-Конечно! – заверил Гэлред. – А заодно найди слуг и прикажи, чтобы после тебя для меня ванну снова наполнили. У меня есть еще одно дело…

-Да, Господин! – оборотень поклонился – едва заметно, но большее могло привлечь нежелательное внимание, да и было не в его характере. – Могу я спросить?

-Видимо, что-то личное?

-Зачем было заботиться об этих отребьях? Мало того, что они не стоят этих усилий, так ведь в любом случае умрут скоро.

Темный Властелин усмехнулся.

-Ты воскресил чудовище, которым четыреста лет пугали детей, и называешь своим господином, оборотень! Тебе ли говорить о тех, кто стоит усилий?

-Я воскресил чудовище, чтобы спасти свой чудовищный народ, - сурово поправил Балиан. – Правда, такое ощущение иногда, что обряд воскрешения мы провели не до конца. Какая-то часть тебя так и осталась на том свете, Господин.

-Быть может! – задумчиво согласился Гэлред. – Там ей и место!

-Расскажи мне о Старых Богах? – ночью попросила Гвиана. – Как ты с ними связан?

Она сама не знала, как вышло, что Темный Властелин лежит рядом. Посреди дворца, где полным-полно слуг и они могут рассказать… Кому? Королевской чете? Она больше не наследница престола и даже не их дочь. Принцесса мертва, утонула. Гвиана Безрассудная может делать все, что ей вздумается!

Гэлред повернулся к ней. Даже сквозь бархатные объятия темноты она почувствовала его взгляд.

-Уверена, что хочешь это знать? История не из приятных.

-Мою неприятную историю ты уже знаешь! – усмехнулась Гвиана. – Могу рассказать еще парочку, если захочешь. О принцессе и семи разбойниках, или сколько их было… Или о принцессе и стае волков, которая ее чуть было не разорвала… Или вот, моя любимая: принцесса, которая едва не утонула в болоте!

-Ладно! – хмыкнул Гэлред. – Моя история будет о мальчике… подручном кузнеца. Началась она давным-давно, задолго до того, как я узнал о Старых Богах…

Кузнец, которому продали восьмилетнего Гэлреда, был человеком жестоким и обстоятельным. Если первое было плохо само по себе, то второе делало его худшие черты просто невыносимыми. Он не просто лупил сгоряча своего юного и, увы, весьма тщедушного и щуплого подмастерья. Он мог это делать часами, да так, что Гэлред несколько раз был совершенно уверен, что к утру умрет. Но, видимо, теплилась в нем яростная, практически неистребимая искорка жизни. Маленький Гэл и сам не знал, зачем цепляется за нее так отчаянно. Ему просто нравилось. Трава, деревья, небо, река… Все в общем-то кроме кузнеца и ему подобных.

Однажды, когда он лежал в бреду на полу кузницы, весь избитый ему почудилось нечто. Тьма, океаном разворачивавшаяся внутри него. А на самой глубине ее было что-то еще, словно потайная дверь… Которую мальчик не открывал очень долго. Узнав о своем магическом даре почти что случайно – вместо затрещины в драке залепив соседскому мальчишке по лицу фаерболом, Гэлред старался развивать свой дар. Но получалось слабо. Соседский мальчик, к счастью, так и не понял, откуда на его щеке взялся небольшой ожог. Спутал с синяком, благо последнее тоже присутствовало.

А Гэлред… Что Гэлред? Он мечтал. Как однажды защитится от кузнеца при помощи магии. Отшвырнет его взмахом руки, да треснет о стену кузницы. Со временем регулярные избиения Гэла стали изощреннее, как и мысли о мести. В какой-то момент подросший и окрепший подмастерье понял, что просто напугать своему мучителя ему уже будет мало. Он выковал себе нож. Наточил. И… не смог. Не потому, что рука дрогнула, просто кузнец заметил припрятанный в полу кузницы схрон. Наказал так сильно, что кости потом хоть и срослись, да не совсем ровно. Избивая Гэлреда железным прутом в очередной раз, он подписал себе приговор.

Хотя, быть может, он подписал его тогда, когда надумал спьяну избить мальчишку и все никак не останавливался. А Гэл тогда отчетливо понял, что или он или это чудовище, смутно похожее на человека… Вначале он бил его магией. Наотмашь. Но она все еще была слаба. Гэлред знал о волшебстве слишком мало, практиковался украдкой и некому было его наставлять… А потом очередной удар почти отправил его в небытие. И там, на самой грани жизни и смерти, между этим ударом сердца и следующим… Или быть может, между этим ударом тяжелого прута и тем, что унес бы его жизнь… Гэлред услышал их шепот. Старых Богов. Чудовищ, что были рождены прежде самой Тьмы и прежде Света. Что были страшнее кузнеца и даже той ненависти, которую Гэлред к нему испытывал… Ему было двенадцать лет, и он впустил их в мир.