Проводники огородили лагерь верёвкой с колокольчиками из сушеных тыкв. Мика принялся за костёр, а я, как правитель, отошёл в сторону. У хорошего правителя и управленца, есть две основные задачи: раздать работу и не мешать работать.

С вершины вновь открывается вид на причудливый ландшафт джунглей. Зелёные башни, водопады растений, прореженные венами рек. Действительно город, успевший умереть и разложиться задолго до становления империи. Ещё до того, как предки моего деда-лича появились на свет.

Жуткое чувство отчуждения и собственной незначимости обрушилось на плечи. Я сцепил челюсти и невольно потянулся к мечам. Деревянный — в правую руку, а сломанный — в левую. Ощущение орудия-убийства успокаивает нервы, возвращает уверенность.

Здесь творились дела кратно хуже всех войн, что вела империя. Масштабнее схваток с героями. Катастрофа божественного уровня.

Тьма отозвалась на эмоции, обвила левое предплечье, словно змея, сотканная из чёрного тумана. Покачалась и указала на горы, чуть сместилась. Сердце наполнили чужие эмоции, едва различимые, кажется, даже слышу далёкое эхо слов дочери.

Она жива и здорова. Скоро я заберу её домой.

Ночь пришла на холм позже, будто давая нам полюбоваться полыхающими горами и океаном тьмы на месте джунглей. Я уснул у огня, отвернувшись от света и положив руку на клинок из мёртвой стали. Странное чувство накатывающего сна, когда чувствуешь тепло костра и как изменяется дыхание.

Часть моего сознания встала на стражу, прислушиваясь к шорохам ночи и запахам. А другая провалилась в сон… что обернулся серебряным туманом. Я обрушился на дорогу из светлого кирпича, глухой звук удара подошв о металл прокатился во все стороны, увязая в тумане.

Снова?

Я огляделся, щипая запястье. Боли нет. Но меня всё равно беспокоит осознанность сновидения. Это, как то, неправильно. Неуютно. Тем более это НЕ МОЁ сновидение.

Вместе с осознанием туман по обе стороны дороги пришёл в движение. Заклубился, и в разрывах мелькают тонкие рёбра, похожие на рыбьи. Впереди из белого марева поднимается огромный змеиный череп, в пустых глазницах мерцают драгоценные камни.

— Да чтоб тебя… — выдохнул я. — Какого хега тебе надо?!

Сон мигнул, и змея исчезла; вместо неё у дороги, не касаясь серебряных кирпичей, стоит мужчина. Одет в элегантный костюм всех оттенков чёрного, волосы свободно ниспадают на плечи. Утончённое лицо украшает аристократичный нос, волевой подбородок с ямочкой. Последнее хорошо смотрелось бы на воине, но на незнакомце выглядит скорее насмешкой.

Вместо глаз у него ночное небо, мерцающее синими точками.

— Чего мне нужно? — сказал он, разводя руками и слегка наклоняя голову. — Ничего особенного, чтобы ты спас дочь.

Голос незнакомца звенит озорством. Сам он медленно приближается ко мне, шагая вдоль дороги. Клубы тумана наплывают на него, почти скрывая, но никогда полностью.

— Вот дела… — пробормотал я, сжимая ладонь и не находя меча. — Может, доставишь её ко мне и корабль заодно почини.

— Ох, я бы с радостью, дорогой Элдриан, — сказал незнакомец, останавливаясь напротив. — Увы, мои руки связаны.

Он картинно дёрнул руками, имитируя скованность. Вновь улыбнулся. Зубы у него снежно-белые, неестественные. Так и хочется врезать по ним кулаком, а ещё лучше — рукоятью меча. Чтоб хрустнули и осыпались, как битое стекло.

— Ну так на кой меня сюда тащить? — прорычал я, следя за ним.

— Спасти сам я не могу, но способен подсказать, как это сделать. Мои глаза повсюду.

Он хлопнул ладонями, и туман позади собрался в подобие горного хребта.

— Иди к горе с раздвоенной вершиной, — сказал незнакомец, мановением руки приближая образ и сметая остальные. — Не слушай проводников. Они не знают, что новая охота началась. Там будет новый проход.

— Какая ещё охота? Кто ты такой?! — зарычал я.

Потянулся к незнакомцу, ухватить за грудки, но внезапный ужас сковал мышцы. Нельзя сходить с тропы! Всё моё существо кричит об этом, а незнакомец, улыбаясь, покачал пальцем у глаз.

— Нет-нет, не стоит, ты мне нужен живым. Но если желаешь умереть, то да, можешь войти в туман.

— Кто ты? — повторил я. — Зачем тебе мне помогать.

— Кто я, совершенно неважно. Наши интересы пересекаются только на девчонке. Забирай её и уходи. Остальное не твоя проблема или забота. Я бы освободился, не верни они её. Наудачу ты хороший родитель.

Он подмигнул и… всё исчезло.

Войско столкнулось с первым легионом. Благородная конница взяла разгон с вершины холма и пронеслась через вспаханное поле. На середине пути их накрыл дождь из стрел, не причинивший особого вреда ни всадникам, ни бронированным скакунам.

Таранный удар врезался в стену щитов и копий. Первый ряд смяло, вбило в землю, но второй поднял конницу на копья. Началась давка, в лучах полуденного солнца люди убивают друг друга. Трещат стальные доспехи, кричат раненые кони. Две армии делятся на отряды и сшибаются вновь. Бой закипает по всему полю, в схватку вступают отряд за отрядом. Раненых оттаскивают, их заменяют свежие воины с подходящим оружием.

Легион меняет построение, давит стеной щитов. Тактика хорошая, но порядком устаревшая. Имперскую боевую доктрину изучал каждый генерал в Святых Землях и Старых Королевствах.

На поддержку легиону пришла конница империи, не замедляясь, влетела во фланг альянсу. Кажется, даже в столице услышали стон генерала Света.

Конница отступает, не реализовав первый удар; она увязла и потеряла сам смысл существования. Но основной цели добилась. Ровный строй легиона нарушен, и пехота расширяет бреши.

Не будь имперской конницы, чаша весов победы склонилась бы к альянсу.

Увы, война — это чёткий план, который летит в пекло.

Ничего никогда не работает как надо. Только двигается в намеченном направлении, иногда, когда дела идут хорошо.

К полю боя слетаются вороны, привлечённые агонией и кровью. Рассаживаются по крышам покинутой деревни. В стороне разбит лагерь имперцев, туда стаскивают больных, врачеватели торопливо ставят их на ноги и возвращают в бой. Тех, кого не получится сразу вернуть в строй, увозят дальше от поля боя.

Альянс действует почти так же, но их лагерь за холмом.

Два десятка гонцов наблюдают за боем, готовые сорваться с места, когда победитель станет очевиден. На войне информация едва ли не важнее снабжения.

По взмаху генерала альянса двое гонцов сорвались с холма, понеслись в лес. Там спрятан засадный отряд, ждущий момента для удара во фланг врага или лагерь.

Гонцы углубились в лес, разошлись на тропе в разные стороны. Один — к засадному отряду, а другой — к Геору. Первый проводил товарища взглядом, выдохнул и пришпорил коня, с неохотой ступающего по тропе. Возможно, через лес пешком было бы быстрее.

Он повернулся, раздумывая над этим, и в этот момент удавка захлестнула шею. Тонкая стальная нить пережала гортань, врезалась вплоть до крови и парня выдернуло из седла. Потянуло вверх. Он хотел заорать, но из горла вырвался лишь сип.

Тело вырвало из седла, носок сапога ударил по крупу коня, и тот отскочил с фырканьем. Повернулся, озадаченно разглядывая дёргающегося в воздухе хозяина. Гонец ещё трижды дёрнул ногой и обмяк. Штаны спереди и сзади заметно потемнели.

Конь заржал, поднялся на дыбы и бросился прочь. За кустами всё оборвалось. Грохот падающего тела и оборванный крик. Вскоре на тропу, вытирая пасть тыльной стороной ладони, вышел оборотень. Скривился и прикрыл нос. Посмотрел на покачивающийся труп.

— А не проще было его зарезать? — пробормотал он.

Нос подсказывает, что двое подземников рядом, но глаза отказываются видеть. Ворох мусора зашевелился, и высунулась зелёная морда с огромными ушами, фыркнула.

— Сам бы и зарезал, — фыркнул подземник, выбираясь из укрытия и скручивая с рук стальную нить. — У нас ноги короткие: на коня запрыгивать аль догонять.

— Я был занят, — фыркнул оборотень, смахивая капли крови с морды. — Отряд сам себе не перебьёт.