В Марфине, в доме церковного старосты, они встретились со следователем Перфильевым. Костя знал его и раньше, не раз вели вместе дела. Худой, с грустной всегда улыбкой на лице, опирающийся на трость и вместе с тем всегда деловитый, энергичный, непоседливый. В косоворотке, в длинном пиджаке, ботинках с галошами по-старомодному, в пенсне — он напоминал счетовода из какой-то конторы.

— Ну, опять мы вместе, Константин Пантелеевич, — поприветствовал он такими словами губернского инспектора. — Всегда вроде бы отыскивали мы концы. Надеюсь, что и сейчас отыщем...

Он сидел за столом, писал показания церковного старосты, мужичка в зипуне, в шапке, — точно и не хозяин дома это был, а пришедший сюда посторонний, будто сосед.

— Пока можете заниматься своими делами, — сказал ему.

Староста поклонился, вышел, оглядев на ходу и Македона, и Васю, присевших у входа в комнату на старинные, с высокими спинками стулья.

— Не хотите чаю? — предложил Перфильев. Они отказались — только что пили молоко в соседней деревне.

— Что у вас есть, Юрий Юрьевич? — спросил Костя.

Перфильев помрачнел сразу:

— Убит землемер Демин. Не слышали еще об этом?

Они не произнесли ни слова, не веря даже этим словам.

— Ехал со схода из Хомякова и на тракте его ударили ножом в левую сторону груди. Сумел все же дотянуть до дома, успел отцу сказать, что нападавший в фуражке с желтым козырьком и что лицо рыжеватое.

— Коромыслов! — воскликнул Костя.

— Казанцев, — поправил Перфильев. — Судя по телефонограмме... Будем так считать.

— Нет, это Коромыслов. Но, впрочем, одно и то же, — расстроенно проговорил Костя, посмотрев на товарищей. И те поняли его без слов. Третий год они разыскивают Коромыслова. И третий год он уходит.

— В Рыбинск сообщили?

— Как же, — собирая бумаги в портфель вялыми движениями рук, ответил следователь. — Тотчас же сообщили. Выехал эксперт. Инспектор Бажанов и волостной милиционер из Марфина осматривают сейчас лес у села. А больше ничего утешительного сказать не могу.

— Бажанову не здесь бы искать, а там, в поезде, задержать, — сказал Македон. — Как же он их выпустил?

— А что бы вы делали? — обратился к нему Перфильев. — Вы один, их трое, и наверняка, они с оружием. А в тамбуре, в вагоне, люди, полно людей. Крестьяне ехали с базара, рабочие. Что бы вы делали?

Македон только вздохнул, пожал плечами.

— Вот то-то и оно, — буркнул Перфильев. — Бажанов получил уже выговор, а что бы мы все на его месте?

— Что здесь произошло? — спросил Костя.

— Ограбление позапрошлой ночью, взяли только деньги. Бумажные, серебро, медь... Иконы не тронуты, даже крест серебряный оставили.

— Спешили, — вставил Македон. — За одну ночь и ларек, и церковь.

— Да, — посмотрел на него следователь. — Пожалуй что, спешили. Похватали и тут же ушли.

— Есть какие-нибудь подозрения у вас?

Следователь покачал головой, вдруг сказал сердито:

— В Шиндякове я поссорился с начальником волмилиции Хоромовым. Он арестовал в Хомякове жителя этой деревни Павла Бухалова. Тот после схода будто бы напал на землемера, взял его за пиджак, грозил «в хрюкалку», как пояснял Хоромов. Ну, побеседовал я с Бухаловым и поверил, что ничего особенного не произошло. Верно, грозил ударить. Но по запальчивости. У Бухаловых тоже земля отходит потому что в общий клин. Была только словесная угроза, а затем Бухалов вместе со всеми слушал беседу землемера. Никакой связи с убийством я не вижу... А Хоромов раскричался, дескать, все равно надо его за решетку как имущий класс. Мол, сегодня он грозит, а завтра ножом пырнет, а послезавтра бомбу бросит. Крапиву надо с поля... Не согласился я с ним и велел, подержав день, парня выпустить. Только и есть что дать подписку о невыезде и предупредить, что за повторные действия подобного рода пойдет под суд за агитацию... Парень пообещал. А Хоромов стал опять кричать, мол, я не чую, что идет уже вовсю классовая борьба...

Он внимательно посмотрел на Костю, уже тихо сказал:

— Знаете, Константин Пантелеевич, боюсь я таких вот людей, как Хоромов. Они считают, если их поставили руководить, значит, они не могут ошибаться и, раз считает Хоромов — есть связь с убийством, так и должно быть. Арестовал — значит, правильно. И признать ошибки такие люди боятся. Значит, надо уходить тогда с поста, а это для них страшнее всего. Власть, как и любовь, слепа. Вот и этот грозить мне стал. Он имеет партийный стаж, был каким-то начальником по снабжению на Онегском фронте... Все выложил мне, даже документы под нос пихать начал...

— Как может поддержать его уездный комитет, — ответил Костя, прислушиваясь к топоту в крыльце, — если нет у Бухалова доказанной связи с убийством. А что грозил — так и верно, это еще не классовая борьба. Арест и оружие в нашем деле в последнюю очередь надо оставлять...

Перфильев благодарно кивнул головой, и тут прогремела входная дверь. В комнату торопливо вошел инспектор Бажанов — невысокий коренастый мужчина в длинном плаще, светлой фуражке, в сапогах. Лицо скуластое, узкие татарские глаза, черные пышные усы, поблескивающие влажно. За ним вошел волостной милиционер, больше похожий на пастуха — в длинном тоже плаще, в надвинутой на глаза кепке, с обветренным, красным лицом, красным носом.

Бажанов быстро поздоровался со всеми, нисколько не удивляясь появлению сотрудников милиции из губернии.

— Вот как может быть, — проговорил он, и всем стало ясно, что в который раз совестил и упрекал себя, может быть, Бажанов за то, что упустил налетчиков в поезде. Развел руками, покашлял — точно ждал, что сейчас его заставят приезжие из губернии доложить, как это произошло там, в поезде. Ждал напряженно и ссутулился даже от этого нервного ожидания.

— Ну что, Алексей Петрович? — спросил нетерпеливо Перфильев.

— Есть следы, — ответил, подойдя к нему, Бажанов. — Остатки еды, костерок, пробки от бутылок. И следы вроде как на тракт.

Следователь быстро глянул на Костю.

— А еще есть следы возле Ферапонтова займища, — продолжал Бажанов. — Похоже, что в Хомяково. Правда, теряются в траве. Но точно, что кто-то шел в Хомяково.

— Надо нам тогда срочно в Суслоново, — проговорил Перфильев, подымаясь торопливо, застегивая портфель. — Вышлем эксперта сюда. И заодно посмотрим, куда ведут следы. Ну, а вам надо в Хомяково, — сказал он, посмотрев на агентов.

— Да, конечно, — ответил Костя. — Раз следы. Да и сход был там.

— Вот что, — снова вставил Бажанов, поспешно пытаясь насыпать табак на листок газеты. — Проезжал утром объездчик. Вон ему, — кивнул он на милиционера, — сообщил, будто вчера возле деревни Остров видел он какого-то парня. В темноте да издали не разглядел. Но шел парень этот за реку, кажется, к Калашниковым.

— Это кто? — спросил Костя.

— Есть тут у нас в Острове, — ответил волостной милиционер. — Семья, из Москвы высланная. Два сына у Мани Калашниковой, бывшие уголовники.

— Бывшие уголовники, — повторил Костя и невольно посмотрел на Македона. — Видишь, Македон. Говорил я, что когда-нибудь они выйдут из лесов. Устанут скитаться по деревьям да по кустам. Захочется поспать по-человечески. Может, это кто-то из них. Ну что же, — пожал он руку Перфильеву. — В Хомяково, а оттуда в Остров.

— Подождите, Константин Пантелеевич, — остановил его следователь, улыбаясь своей знакомой, болезненной и грустной улыбкой. — Так как вы считаете, прав я был, освободив Павла Бухалова? Все что-то не по себе...

— Правильно, — ответил Костя. — Задача наша, Юрий Юрьевич, прежде всего воспитание нового человека. Может, из Бухалова и выйдет полезный человек.

— Ну и спасибо... — На крыльце уже Перфильев добавил: — Конечно, время ответит на наш вопрос...

— Да, время ответит на все...

Костя шел улицей, впереди агентов, из головы не выходил разговор с Перфильевым.

В каждом человеке есть что-то хорошее и полезное, и задача милиции не только задерживать и препровождать, а прежде — быть воспитателями, прежде помочь выйти на светлую дорогу. Он вспомнил Полю. Ну-ка бы, Саша Карасев тогда не поговорил с ней, не освободил бы ее, взятую тоже вместе со шпаной в шалмане, не освободил как случайную там?