Ясно, что Центральный Комитет нельзя было считать «представительным органом» в том смысле, который в это понятие вкладывают на Западе, поскольку его члены не были свободно избраны теми, от чьего имени они выступали. Но насколько репрезентативен он в социологическом смысле по отношению к составу партии в целом, делегатам партийных съездов или всего руководимого им общества? Далее мы рассматриваем изменения в составе ЦК путём сопоставления данных по каждому историческому периоду развития советской элиты, изученному в предыдущих главах, начиная с революционной элиты 1917–1923 гг. Соответствующие результаты приведены в табл. 7.1–7.5. Наш перекрёстный анализ, кроме того, соответствует относительно равным временным интервалам существования Советской власти, в моменты, близкие к датам проведения общесоюзных переписей населения. Например, XVIII съезд партии, проходивший в 1939 г., совпал по времени с проведением переписи 1939 г., а XXII съезд (1961) проходил почти одновременно с переписью 1959 г. Первая общесоюзная перепись населения в СССР проводилась в 1926 г., и поэтому сопоставительный анализ за период времени, соответствующий периоду существования революционной элиты, оказался невозможным. Соответственно, мы начинаем с состава Центрального Комитета партии, избранного XIV съездом в конце 1925 г. Эта дата укладывается в рамки того периода, который мы назвали ранним сталинским, но, как уже подчёркивалось выше, у него имеется немало сходных черт с революционным периодом, когда доминирующее положение в партии также занимали представители первого поколения её руководителей.

В Центральном Комитете всегда было больше членов партии — мужчин, причём эта диспропорция особенно сильно бросается в глаза, если учесть, что женщины в населении страны составляли более половины. На XIV съезде партии, собравшемся в декабре 1925 г., в состав Центрального Комитета при общем числе его полномочных членов и кандидатов в члены равном 106 были избраны всего три женщины. Среди делегатов съезда их было ещё меньше, хотя в процентном отношении их доля оказалась значительно выше среди делегатов от промышленно более развитых регионов (табл. 7.1)[639]. Русские в Центральном Комитете ранней сталинской эпохи были представлены в пропорции, превышавшей долю русского населения в стране, но в значительно меньшей, чем в самой партии. Для удобства сравнения в наших таблицах указано только представительство в ЦК второй по численности нации — украинцев, но в 1925 г. в Центральном Комитете присутствовало также немало евреев (12%), кавказцев (7%) и прибалтийцев (5%). Украинцы, со своей стороны, были не столь заметно представлены в новом составе ЦК (5%), как среди делегатов съезда, и в непропорционально малом количестве по сравнению с их численностью в партии и обществе в целом. Возраст большинства членов ЦК находился в интервале от 30 до 50 лет, то есть в используемых нами терминах это был Центральный Комитет «первого поколения», почти все члены которого родились между 1881 и 1900 г. и (кроме пяти человек) вступили в партию ещё до революции. В то же время его социальный состав можно назвать довольно сложным. С одной стороны, официальная статистика указывает на то, что в Центральном Комитете практически не было крестьян, то есть людей, работавших в то время на земле, но, с другой стороны, более 40% его членов имели сельское происхождение. Фактически в Центральном Комитете за всё время его существования поддерживалось относительно равное соотношение людей, родившихся в городе и деревне. Самый высокий уровень горожан (56%) из всех составов ЦК, рассматриваемых в настоящей главе, был в Центральном Комитете, избранном в 1925 г., причём именно тогда Россия всё ещё оставалась преимущественно крестьянской страной, в которой примерно четыре пятых населения проживали в сёлах.

Наиболее очевидно по уровню образования и жизненному опыту их членов отличались от остального населения страны ЦК революционного и раннего сталинского периодов. В соответствии с результатами переписи, проходившей год спустя после XIV съезда партии, более половины граждан страны старше девяти лет были неграмотными[640]. Ещё выше оказалась доля неграмотных среди женщин, сельских жителей и людей старше 50 лет. Серьёзные проблемы с грамотностью испытывала и сама Коммунистическая партия, в которой 3% членов не умели ни читать, ни писать[641], и лишь 1% имел высшее образование[642]. Особенно низким уровнем грамотности отличались народы Средней Азии: полностью неграмотной была треть членов Компартии Узбекистана и около половины Компартии Туркмении[643]. Однако делегаты съезда 1925 г. были намного более образованными, чем партия в целом. Более 5% из них имели высшее образование[644]. Ещё выше был образовательный уровень самого Центрального Комитета, 40% членов которого окончили те или иные вузы.

Вместе с тем в составе упомянутого Центрального Комитета имелось немало людей, отличавшихся высокой образованностью, эрудицией и космополитическими взглядами. Среди них было много представителей русской дореволюционной интеллигенции. Например Николай Бухарин, по ленинскому определению «самый ценный и видный теоретик партии», являлся членом Академии наук СССР, а в конце жизни стал также писателем. Сам Ленин имел юридическое образование, также как Лев Каменев, Алексей Рыков и один из героев нашей книги Николай Крестинский. Вячеслав Молотов происходил из артистической семьи, играл на скрипке «с большим чувством и выразительностью» и являлся родственником композитора Скрябина[645]. Ряд представителей раннего поколения коммунистической элиты получили образование, будучи в политической эмиграции за рубежом. В частности Дмитрий Мануильский, активный деятель Коминтерна, окончил юридический факультет Сорбонны, где Григорий Сокольников, нарком финансов, обучался в докторантуре по экономике, а дипломат Христиан Раковский (родом из Болгарии) изучал медицину в Женеве и Монпелье, где написал докторскую диссертацию о причинах преступности, по его словам, «произведшую сенсацию среди студентов и профессоров и положившую начало специализированной мировой литературе по этому вопросу»[646].

Как уже отмечалось в главах 1 и 2, некоторые историки преувеличивают образовательный уровень ЦК революционного и раннего сталинского периода. На самом деле примерно четверть его членов имела лишь начальное образование, и только небольшая часть учились за рубежом. Ощущалась явная разобщённость между небольшой группой членов ЦК, живших за границей, и остальными, составлявшими его большинство и за границей никогда не бывавшими. Но Центральный Комитет тех ранних лет действительно состоял из представителей поколения советской элиты, которое придавало особое значение «ораторским и литературным способностям и глубокому знанию теории»[647]. Даже те члены ЦК, чьё образование можно назвать весьма ограниченным (например, сам Сталин или один из наших героев Иосиф Варейкис), уделяли серьёзное внимание самообразованию. Более того, именно уровень интеллектуальной деятельности выгодно отличал ЦК от населения и партии в целом и даже от избиравших его делегатов съездов.