Он не участвовал в активных боевых действиях во время войны, но продвигался вверх по партийной лестнице, став первым секретарём одного из райкомов, а затем, в конце войны, заведующим сельскохозяйственным отделом Башкирского республиканского комитета партии. В 1952 г. он вошёл в секретариат Башкирского рескома, став в 1964 г. его вторым, а в 1957 г. — первым секретарём. В соответствии с должностным рангом Нуриев на следующем съезде партии в 1961 г. был избран полномочным членом ЦК. Он также продолжил своё образование, окончив заочную аспирантуру в Высшей партийной школе в Москве и защитив кандидатскую диссертацию по вопросам экономики зернового хозяйства Башкирии[413]. В 1969 г. он переехал в столицу и, что намного важнее, сменил партийную карьеру на работу в государственных органах, став министром заготовок СССР, а затем и заместителем председателя Совета министров СССР[414]. Во всех назначениях и перемещениях, по словам самого Нуриева, никогда не было ничьего покровительства. «Я никогда не ощущал, что чья-то рука меня поддерживает, — утверждал он. — Всё дело было в том, как человек относится к своей работе, как ведёт себя в семейной жизни, не пьёт ли он, каких результатов он способен добиться». Его выдвижение на министерский пост оказалось для него неожиданным. Возвратившись поздно вечером из поездки за Урал, Нуриев принимал ванну, когда раздался телефонный звонок Михаила Суслова, сообщившего ему, что вчера он назначен на должность министра заготовок. «Как, — удивился Нуриев, — не поставив меня в известность?» «Но вы же не человек с улицы, — пояснил Суслов, — напротив, вы член Президиума Верховного Совета, много лет работаете первым секретарём рескома». Нуриев попробовал протестовать, ссылаясь на то, что его жена не захочет переезжать. «Все жёны одинаковы», — парировал суровый секретарь ЦК.
5.2. Зия Нуриев (репродукция с. портрета, написанного в 1970 г. Новости)
Похожая история случилась с Нуриевым и в 1973 г. Когда он ехал в служебном автомобиле, ему позвонил из Кремля Брежнев, чтобы сообщить о его назначении заместителем председателя Совета министров и о том, что на следующий день он должен явиться на представление к Косыгину. Личного мнения Нуриева опять никто не спрашивал, хотя тот не испытывал особого желания перемещаться на новую должность, поскольку только начинал осваивать министерские обязанности. Но Брежневу было достаточно того, что его коллеги заметили позитивные результаты деятельности Нуриева, о чём он сообщил тому при личной встрече. В качестве заместителя председателя Совета министров Нуриев отвечал за сельское хозяйство и пищевую промышленность, а позднее сфера его ответственности расширилась за счёт вопросов охраны окружающей среды и рационального использования природных ресурсов. На эту тему за несколько месяцев до ухода на пенсию он сделал доклад на сессии Верховного Совета в 1985 г. Он также возглавлял некоторые советские делегации в зарубежные страны[415]. Подобно Всеволжскому, Нуриев собрал богатую коллекцию наград, включая три ордена Ленина, которыми его награждали в связи с пятидесяти–, шестидесяти– и семидесятилетним юбилеями[416]. Он говорил речь на съезде партии в 1966 г., часто выступал на пленумах ЦК и заседаниях Политбюро с сообщениями по сельскохозяйственным вопросам[417]. Но в отличие от Всеволжского профессиональная компетентность Нуриева никогда не подвергалась сомнениям, и он смог уйти на пенсию без ущерба для своей репутации.
Нуриев присутствовал на XIX съезде партии в 1952 г. и слышал заключительное выступление Сталина. Но намного более тесные отношения сложились у него с Хрущёвым, который в 1964 г. посетил Башкирию и с которым Нуриев довольно часто контактировал напрямую. Энергичному и глубоко заинтересованному проблемами оживления экономики Хрущёву, по мнению Нуриева, недоставало культуры. Как-то Хрущёв собрался на пленуме ЦК раскритиковать Нуриева за плохое знание сортов кукурузы, но тот сумел доказать, что хорошо разбирается в пшенице, ржи, ячмене и во всех других культурах, выращиваемых в его республике. Нуриев полагал, что создание совнархозов трудно назвать примером авантюризма, по крайне мере с точки зрения интересов Башкирии, где промышленное производство за семь лет существования совнархозов удвоилось. Но разделение партийных комитетов на промышленные и сельскохозяйственные Нуриев, как и Всеволжский, считал бессмысленным экспериментом. При этом он утверждал, что Хрущёв, увлечённый созданием совнархозов, стал уделять меньше внимания проблемам сельского хозяйства.
Напротив, Брежнев занимался этими проблемами очень активно, по крайней мере до своей болезни. И хотя в его бытность генеральным секретарём допускались крупные недостатки в использовании химических удобрений и проведении земельной реформы, зато значительно возросла урожайность. Именно в эти годы СССР стал крупнейшим в мире производителем молока и превзошёл США по производству зерна и мяса. Брежнев даже летом, находясь на отдыхе в Крыму, звонил Нуриеву по телефону почти ежедневно, справляясь о том, как идут дела в сельском хозяйстве, особенно интересуясь закупками продовольствия. Он находился в постоянном контакте с обкомами. И в ответ на предложения Нуриевым, Брежнев всегда был готов оказать поддержку сельскохозяйственному сектору. Перед представлением очередного пятилетнего плана на утверждение Верховному Совету Брежнев имел обыкновение подробно изучать положения, касающиеся сельского хозяйства, и всегда выделял необходимые ресурсы. Он проявлял искреннюю заинтересованность в этих вопросах, причём даже большую, чем Хрущёв, и именно Брежнев поддержал предложение Нуриева о реорганизации малоэффективного Госкомитета заготовок с целью превратить его в полноправное министерство с увеличенным штатом сотрудников и более чётко прописанными обязанностями. Но спустя пять и более лет, после того как Брежнев заболел и уже с трудом выступал на пленумах ЦК, Нуриев и другие члены элиты продолжали его поддерживать. «Брежнев, которого мы все помнили, стал совершенно другим, — сказал в заключение Нуриев, — жалко, что его не освободили от должности ранее, чтобы он мог уйти, не оставив о себе дурной памяти».
Пётр Горчаков был представителем небольшой, но не менее важной группы членов ЦК от Вооружённых Сил, которых в послевоенных составах Центрального Комитета всегда насчитывалось около 8%. Сам Горчаков поднялся по служебной лестнице до поста начальника политуправления Ракетных войск стратегического назначения, занимая эту должность с 1970 по 1984 г., и кандидата в члены ЦК с 1971 по 1986 гг. Он родился в деревне и происходил из семьи потомственных каменщиков, проживавших в Липецкой области. Как и Всеволжский, он родился в ноябре 1917 г. Мать, старшая сестра и два брата умерли во время гражданской войны, и его отцу пришлось в одиночку поднимать оставшихся детей — дочь и трёх сыновей. Отец Горчакова работал каменщиком на сахарном заводе и в начале века участвовал в русско-японской войне, где получил тяжёлое ранение. Он недружелюбно относился к царской власти. Горчаков впоследствии вспоминал, что в 1924 г., когда ему было всего семь лет, отец рассказал ему о смерти Ленина, и это известие «глубоко его потрясло». От сбежавших владельцев сахарного завода остался дом, который, как рассказывал Горчаков, «можно было назвать дворцом». В этом доме была организована школа, там же размещались библиотека, а на втором этаже — кинотеатр. Горчаков вспоминал, как он облачённый в красные штаны, с синим галстуком на шее, гордо провозглашавшего, что ему 10 лет, и он — ровесник Октябрьской революции. Секретарём обкома партии в то время был Иосиф Варейкис, ленинист-сталинист, о котором рассказывалось в главе 2 и который являлся полномочным членом ЦК в 1924–1937 гг. (до своей гибели в водовороте Большого террора). Как же интенсивно он работал! Когда в начале 1930-х гг. в Липецке строился литейный завод, местные комсомольцы были мобилизованы на рытьё траншей под бетонные фундаменты. Варейкис приезжал на стройплощадку ночью, причём без предупреждения (а не так, как это делали впоследствии партийные лидеры — с предварительным оповещением и шумной рекламой) и имел обыкновение на следующее утро рассказывать директору завода обо всех творившихся там безобразиях. Позднее Горчаков работал шофёром в колхозе, в 1937 г. его избрали секретарём местного комитета комсомола. То было, — по словам Горчакова, — трудное время. Комитет комсомола, например, получал шифрованную телеграмму, требующую сообщить, сколько врагов народа удалось разоблачить и что делается для ликвидации вражеских элементов. В конце концов комсомольцам обычно удавалось удовлетворить центр сообщениями о том, что никаких врагов народа выявить не удалось, но зато на производстве были побиты все мыслимые рекорды.
