Центральный Комитет был одним из очень немногих институтов, не менявших своего наименования или официальных функций на протяжении всей коммунистической эры. Номинально он управлял всеми делами партии в промежутках между съездами, но реальность весьма сильно отличалась от того, что было записано в Уставе партии. ЦК никогда не играл роли партийного парламента, хотя порой и стремился к её исполнению. В течение всего времени существования Советской власти в нём доминировало высшее руководство, которое в ранние годы было принято обозначать термином «узкий состав ЦК», а начиная с 1919 и до 1991 г. его роль исполняли Политбюро и Секретариат ЦК. Коллективное руководство, о котором твердила партийная пропаганда, всегда было фикцией, а административные функции, которые от имени ЦК исполнял его аппарат, имели мало общего с деятельностью Центрального Комитета как коллектива представителей элиты.

В советские времена Центральный Комитет собирался довольно редко, хотя в периодичности его заседаний наблюдались существенные вариации (рис. 8.1). Относительно редко заседания Центрального Комитета происходили во время гражданской войны, но с 1917 по 1927 г. практически ежегодно проводились съезды партии или общепартийные конференции, представлявшие собой альтернативную схему диалога внутри политической элиты. Вместе с тем в середине 1920-х гг. Центральный Комитет заседал намного чаще, чем когда-либо ещё в своей истории, и именно в эти годы наибольшее число постановлений ЦК принималось на его пленарных заседаниях, а не издавалось аппаратом от его имени (рис. 8.2). Заседания Центрального Комитета в 1930-х – 1940-х гг. по мере упрочения Сталиным своей власти собирались все реже. Единственное исключение составил 1937 г., когда состоялись три пленума ЦК, понадобившиеся Сталину для разгрома своих предполагаемых противников. Далее, в течение 1940-х и в начале 1950-х гг. заседания ЦК проводились крайне редко. Число постановлений, принятых от имени Центрального Комитета, было особенно велико в годы войны, поскольку тогда партии требовался его авторитет для подкрепления военных усилий. Но на протяжении всех сталинских лет эти решения готовил аппарат ЦК, и они принимались без проведения его пленарных заседаний. Ещё более грубым нарушением Устава партии являлось отсутствие съездов партии за всё время с 1939 по 1952 г.

^{Рис. 8.1. Ежегодное количество дней пленарных заседаний ЦК за период с 1917 по 1990 г.}

^{Рис. 8.2. Количество ежегодных постановлении ЦК, принимавшихся в период с 1917 по 1990 г.}

Хрущёв придерживался совсем иной точки зрения на роль партии и на методы её работы. Поэтому, начиная с 1950-х гг., под его руководством резко возросло количество проводимых пленумов ЦК и принимаемых на его пленарных заседаниях решений, которое в некоторые годы даже превосходило число решений, принимаемых партийными функционерами от его имени. Но после 1964 г. Центральный Комитет опять стал собираться нечасто, порой даже реже двух раз в год, положенных по Уставу партии, а в 1974 и 1979 г. была принято единственное постановление. Это резко контрастировало с растущим числом постановлений, принимаемых аппаратом ЦК от его имени. Такое противоречие сохранилось и после 1985 г., когда Горбачёв провозгласил курс на демократизацию партии и общества, но при этом частота проведения пленарных заседаний ЦК всё ещё не дотягивала до уровня, установленного Хрущёвым, и тем более — 1920-х гг. Вместе с тем количество постановлений, принятых на этих пленумах, являлось одним из самых больших в истории партии, а число решений от имени ЦК было также выше, чем когда-либо, за исключением военных лет.

На протяжении всей советской эры, начиная с решения о захвате власти в октябре 1917 г. и до последнего пленума ЦК, состоявшегося в июле 1991 г., Центральный Комитет преимущественно ратифицировал решения и назначения, которые были инициированы или предрешены узким кругом руководителей. Даже в тех случаях, когда в 1957 и 1964 г. пленум непосредственно повлиял на политику высшего руководства страны, он выступал в качестве инструмента в руках фракции, доминировавшей в Политбюро. Но это вовсе не означало, что пленумы ЦК не имели важного значения или что мнением Центрального Комитета можно было пренебречь (или им действительно пренебрегали). В конце концов члены ЦК представляли собой национальную элиту. Они отвечали за проведение в жизнь принимаемых решений через руководимые ими институты и обладали практически такой же неограниченной властью в своих регионах, государственных учреждениях и военных организациях, которой пользовалось в масштабах страны высшее руководство в Москве. Равным образом у них были собственные групповые интересы. Являясь чиновниками высокого ранга, они были заинтересованы в сохранении статус-кво, заключавшегося в автоматической взаимосвязи между занимаемыми ими должностями и членством в ЦК, желали оставаться, как определил их положение Левин, «бюрократами на бессрочном контракте»[753]. Как уже говорилось в предыдущей главе, у них также развилась заинтересованность в сохранении привилегий других видов, а после горького опыта 1937 г. они были вынуждены озаботиться вопросом собственной безопасности. Имелось всего три случая конфронтации высшего руководства с коллективом Центрального Комитета, и, хотя результаты этих столкновений были разными, во всех случаях обнаружилась впечатляющая спаянность элиты. В конце 1930-х гг. Сталин был вынужден ликвидировать большую часть членов Центрального Комитета, чтобы установить свою власть над ним. Вначале антипартийная группа (в 1957 г.), а потом и Хрущёв в начале 1960-х гг. потерпели сокрушительное поражение, когда попытались маргинализировать Центральный Комитет. В период с 1960-х – 1980-х гг. интересы элиты возобладали, и вся система в известной степени была нацелена на их удовлетворение. Это обеспечило членам элиты беспрецедентный уровень личной безопасности и стабильность служебного положения, ставшего практически бессрочным. Четверть века спустя Горбачёв, будучи не в состоянии заставить элиту исполнять намеченную им программу изменений в стране с той скоростью, которая была ему желательна и действительно необходима, приступил к её решительному роспуску. На деле это повлекло за собой крах системы в целом.

Интересы элиты, которые включали стремление к самосохранению, всегда сталкивались с двумя важными факторами Советской истории. Первый из них заключался в быстро меняющейся природе советского общества и его потребностей, на которые руководство страны всегда реагировало с некоторым опозданием. Второй фактор, взаимосвязанный с первым, состоял в приоритетах высшего руководства, которое обладало исключительными властными полномочиями, опираясь на марксистское учение о диктатуре пролетариата и Ленинскую традицию демократического централизма. У Сталина была программа радикальной модернизации страны и гарантированного поддержания личной, ничем не ограниченной деспотической власти. В итоге реализация этой программы привела к физическому истреблению значительной части элиты в 1930-е гг. Как доказывали впоследствии историки, жестокость террора, потребовавшаяся Сталину для достижения своих целей, доказывала, насколько сплочённой и готовой защищаться стала к тому времени партийная элита. Полвека спустя Горбачёв видел свою цель в создании динамичной и модернизированной системы, впитавшей в себя многие ценности западной демократии, которые ранее всегда отвергались. Поначалу он попытался достичь поставленных целей с помощью существовавшей тогда или слегка обновлённой партийной элиты. В конце концов он решил добиваться их, действуя через государственные институты. Между тем ещё опыт Хрущёва доказал, насколько опасно для руководителя бросать вызов элите, и Брежнев хорошо усвоил этот урок.