Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Терапиано Юрий КонстантиновичКантор Михаил Львович
Ходасевич Владислав Фелицианович
Ратгауз Даниил Максимович
Бальмонт Константин Дмитриевич "Гридинский"
Магула Дмитрий Антонович
Дубнова-Эрлих Софья
Гиппиус Зинаида Николаевна
Форштетер Михаил Адольфович
Северянин Игорь Васильевич
Кленовский Дмитрий Иосифович
Цветаева Марина Ивановна
Маковский Сергей Константинович
Мережковский Дмитрий Сергеевич "Д. М."
Блох Григорий Анатольевич
Горянский Валентин Иванович
Струве Михаил Александрович
Евсеев Николай Николаевич
Чёрный Саша
Лохвицкая Надежда Александровна "Тэффи"
Биск Александр Акимович
Британ Илья Алексеевич
(Кузьмина-Караваева) Мать Мария (?)
Присманова Анна
Ильяшенко Владимир Степанович
Браиловский Александр Яковлевич
Иванов Вячеслав Иванович
Иванов Всеволод Никанорович
Белоцветов Николай Николаевич
Бунин Иван Алексеевич
Сумбатов Василий Александрович
Гарднер Вадим Данилович
Адамович Георгий Викторович
Кондратьев Александр Алексеевич
Корвин-Пиотровский Владимир Львович
Вертинский Александр Николаевич
Голохвастов Георгий Владимирович
Несмелов Арсений Иванович
Гейнцельман Анатолий Соломонович
Бердяева Лидия Юдифовна
>
Мы жили тогда на планете другой… > Стр.72
Содержание  
A
A

«Налево, направо — шагай без разбора…»

Налево, направо — шагай без разбора,
Столетья считай на ходу, —
Сирень наступает на башни Самбора[86],
Ночь музыкой бродит в саду.
Ты призраком бредишь, ты именем болен,
Парчой откидных рукавов,
Серебряной шпорой и тем, что не волен
Бежать от любви и стихов.
Как дробь барабана на гулком паркете
В камнях самоцветных каблук, —
Мазурка до хрипа, до смерти, и эти
Признанья летающих рук…
Не надо, не надо, — я знаю заране —
Измена в аллее пустой, —
Струя иль змея в говорливом фонтане
Блестит чешуей золотой.
Ночь музыкой душит, — и флейты и трубы,
В две скрипки поют соловьи,
Дай сердце, Марина, дай жаркие губы,
Дай легкие руки твои.
Сад гибелью дышит, — недаром мне снится
Под бархатной маской змея, —
Марина, Марина, Марина, царица,
Марина, царица моя.

«Замостье и Збараж, и Краков вельможный…»

Замостье и Збараж, и Краков вельможный
Сегодня в шелку и парче, —
На ели хрустальной закат невозможный,
Как роза на юном плече.
О, польское счастье под месяцем узким,
Дорога скрипит и хрустит, —
Невеста Марина с царевичем русским
По снежному полю летит.
Сквозь звезды и ветер летит и томится,
Ласкает щекой соболя, —
Расшит жемчугом на ее рукавице
Орел двоеглавый Кремля.
Ты смотришь на звезды, зарытые в иней,
Ты слушаешь верезг саней, —
Серебряный месяц над белой пустыней,
Серебряный пар от коней.
Вся ночь в серебро переплавится скоро,
Весь пламень в дыханье твоем, —
Звенит на морозе венгерская шпора,
Поет ледяным соловьем.
О, польская гибель в заносах сирени,
В глубоком вишневом цвету, —
Горячее сердце и снег по колени,
И цокот копыт на лету.
Все музыкой будет, — вечерней гитарой,
Мазуркой в уездной глуши,
Журчаньем фонтана на площади старой,
Нечаянным вздохом души.

«Не от свинца, не от огня…»

Не от свинца, не от огня
Судьба мне смерть судила, —
Шрапнель веселая меня
Во всех боях щадила.
И сталь граненая штыка
Не раз щадила тоже, —
Меня легчайшая рука
Убьет в застенке ложи.
В жилете снежной белизны
И в черном фраке модном,
С небрежной прядью седины
На черепе холодном
Скрипач, улыбку затая,
Помедлит над струною,
И я узнаю, — смерть моя
Пришла уже за мною.
И будет музыка дика,
Не шевельнутся в зале,
И только молния смычка
Падет во тьму рояля.
Перчатку узкую сорву
(А сердце захлебнется),
И с треском шелковым по шву
Перчатка разорвется.
Я молча навзничь упаду,
По правилам сраженья,
Суровый доктор на ходу
Отдаст распоряженья.
И, усмиряя пыл зевак,
Чиновник с грудью впалой
Заметит сдержанно, что так
Не прочь и он, пожалуй.

«Для последнего парада…»

Для последнего парада[87]
Накреня высокий борт,
Резвый крейсер из Кронштадта
Входит в молчаливый порт.
И, с чужой землей прощаясь,
К дальним странствиям готов,
Легкий гроб плывет, качаясь,
Меж опущенных голов.
Правы были иль не правы —
Флаг приспущен за кормой, —
С малой горстью русской славы
Крейсер повернул домой.
Брызжет радостная пена, —
Высота и глубина, —
Лишь прощальная сирена
В синем воздухе слышна.
Час желанного возврата
(Сколько звезд и сколько стран), —
В узком горле Каттегата
Северный залег туман.
И до Финского залива,
Сквозь балтийский дождь и тьму,
Бьет волна неторопливо
В молчаливую корму.
И встают, проходят мимо
В беглой вспышке маяка
Берега и пятна дыма,
Острова и облака.

Николай Евсеев

«Все одно и то же бездорожье…»

Все одно и то же бездорожье,
Как у дедов, прадедов, отцов.
Разговор о благодати Божьей
И один конец в конце концов.
Умереть и горько и обидно.
Жить хочу, хочу, как никогда.
Ничего и ничего не видно,
Черная шумит, шумит вода.
И глаза я в страхе закрываю.
Силюсь я молитву прочитать.
Господи, я, как всегда, не знаю,
Смерть моя, быть может, благодать.

Расставанье

Хотел бы я оставить внукам
Своей любви какой-то след —
Мой след хождения по мукам
На протяженьи долгих лет.
Я расстаюсь… Но не разлука,
А расставанье без конца.
Такая сладостная мука —
«Черты любимого лица».
Ее лицо — поля, просторы,
Луга, озера, облака,
В степи туманы, косогоры,
Моя песчаная река.
О если б расставанью длиться!
Ведь в нем такая благодать.
Хотя бы раз еще родиться
Иль никогда не умирать.
вернуться

86

Самбор — город в Западной Украине (ныне Львовская обл.), откуда была родом Марина Мнишек, польская авантюристка, жена Лжедмитрия I и Лжедмитрия II. Ее отец — польский магнат — был самборским воеводой. О Марине Мнишек и Лжедмитрии I Корвин-Пиотровский упоминает и в следующем стихотворении («Замостье и Збараж, и Краков вельможный…»).

вернуться

87

В стихотворении речь идет о перенесении праха Н. Огарева из Лондона на родину.

72
{"b":"945182","o":1}