Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Терапиано Юрий КонстантиновичКантор Михаил Львович
Ходасевич Владислав Фелицианович
Ратгауз Даниил Максимович
Бальмонт Константин Дмитриевич "Гридинский"
Магула Дмитрий Антонович
Дубнова-Эрлих Софья
Гиппиус Зинаида Николаевна
Форштетер Михаил Адольфович
Северянин Игорь Васильевич
Кленовский Дмитрий Иосифович
Цветаева Марина Ивановна
Маковский Сергей Константинович
Мережковский Дмитрий Сергеевич "Д. М."
Блох Григорий Анатольевич
Горянский Валентин Иванович
Струве Михаил Александрович
Евсеев Николай Николаевич
Чёрный Саша
Лохвицкая Надежда Александровна "Тэффи"
Биск Александр Акимович
Британ Илья Алексеевич
(Кузьмина-Караваева) Мать Мария (?)
Присманова Анна
Ильяшенко Владимир Степанович
Браиловский Александр Яковлевич
Иванов Вячеслав Иванович
Иванов Всеволод Никанорович
Белоцветов Николай Николаевич
Бунин Иван Алексеевич
Сумбатов Василий Александрович
Гарднер Вадим Данилович
Адамович Георгий Викторович
Кондратьев Александр Алексеевич
Корвин-Пиотровский Владимир Львович
Вертинский Александр Николаевич
Голохвастов Георгий Владимирович
Несмелов Арсений Иванович
Гейнцельман Анатолий Соломонович
Бердяева Лидия Юдифовна
 > Мы жили тогда на планете другой… > Стр.56
Содержание  
Сохранить
Шрифт
Размер шрифта   


Цвет фона

Цвет шрифта
Очистить
Настройки  
A
A
1
2
3
...
55
56
57
...
105

Смерть Жалости

Однажды умерла Жалость.
Ее одели и положили в гроб.
Сердце у многих сжалось,
И многие перекрестили лоб.
Большинство же вздохнуло вольно,
Ощутивши новую прыть.
Слава Богу, теперь не больно,
Больше нечем жалеть и любить.
Беспокоиться уже не надо,
Будет жизнь хороша.
Наконец-то достигла лада
Человеческая душа.
Все предусмотрено законом
И карающим Уложеньем.
Люди теснились по балконам,
Глядя на процессию с пренебреженьем.
С веселым злорадством глядя,
Тешилась людская горилла,
Огромнейшие животы гладя,
Взгроможденные на перила.
С неба падал зловещий свет,
В окнах поблескивая запотелых.
За колесницей двигались вслед
Толпы осиротелых.
Несли венки на щите
И плакали звонко
Беременные женщины, по нищете
Не имеющие права на ребенка.
Матери шли с детьми
В хаос дождевых волокон,
И подгоняли их, как плетьми,
Насмешки из нарядных окон.
Стаи брошенных кошек и собак
Пестрели различной мастью:
Покойница как-никак
Была им заменой счастью.
Пренебрегши полевой игрой,
Наслышась о детской злобе,
Бабочек легкий рой
Порхал над спящей в гробе.
Довольно светлых затей
Среди цветочного изобилья.
Теперь любой из детей
Оторвет им ножки и крылья.
На балконе женщина куталась в плед.
Дрожь потрясала тело.
Холодно сердцу, в сердце нет
Ничего, что бы нежно грело.

Лавочка сверчков

Для огорченных старичков,
Для всех, кому живется скучно,
Открою лавочку сверчков
И буду продавать поштучно…
Я долго их тренировал,
Насвистывал за старой печью,
Чтоб каждый пел из них и знал,
Вникая в душу человечью.
Чтоб тонко голосом владел
И в трели приобрел искусство,
И скромный полюбил удел —
Будить померкнувшие чувства.
Воспоминанья оживлять
И, спрятанную берегами,
На заводи тревожить гладь
Вдруг просиявшими кругами.
Ах, даже соловью с сучка
Такие не певать признанья,
Каким я выучил сверчка
За зимы долгие изгнанья.
Что — соловей? Всего лишь — май,
Всего лишь краткое влюбленье,
Всегда невозвращенный рай,
Печаль, тоска и сожаленье…
А мой сверчок — он домовит;
Певец семьи, вещей и крова,
Всего, чем жив мещанский быт,
Что крепко, честно и здорово…
Сверчка купите в декабре.
Он вам споет под голос вьюги
О звонкой тройке на дворе
И возвращении подруги.

Сочельник

Пред праздниками возится Европа,
Гусей с базара в дом торжественно несет,
Пыль выколачивает из салопа
И шубы старые внимательно трясет.
В осуществление хозяйских планов
Берется яростно за воск,
Чтоб старых кресел и диванов
Восстановить первоначальный лоск.
Любуется на милый свой закуток…
Как в годы прошлые, как в прошлые века,
Отмахиваясь от безбожных шуток
Свободомыслящего пошляка.
Им грош цена, знакомы эти шутки,
Раскрыт сундук под сладкий звон ключей…
Сегодня вечером порадуются внуки
Сверканью «золота» и елочных свечей.
Там в сундуке испытанные средства
Невинной прелести… Полузабытый вкус
Далекого рождественского детства,
Стеклянных шариков и многоцветных бус.
Хлопот по горло, возится старуха,
И вот уж сумерки набрасывает мгла,
И кафедральные волнительно для слуха
Ударили колокола.
Пусть праздник встретится в довольствии и благе!
Устала, старая, кончай!
Осталось только выполоскать флаги,
Запачканные красным невзначай…

Москва

Москва — блины, Москва — калач,
На два вершка в аршине мене,
Слеза вдовы, сиротский плач,
Прикинутые на безмене.
Церквей не счесть, а все грешна,
Издревле обиход заплечный,
Немилосердная мошна,
Рассол с похмелья огуречный.
Икона тяжкая в углу,
И тут же всероссийский нищий,
Простертый в страхе на полу,
Купцовы ловит голенища.
Словцо на «ерь» — «идет», «кует»[72],
Но до куска мясного лаком,
Москвич как липку «оберет»,
Обтешет и покроет лаком.
Не счесть петель Москва-реки,
С недальним дном, поросшим тиной,
И замкнут мертвым тупиком
Московских улиц путь змеиный.
«Царь-колокол» — и не звонит,
«Царь-пушки» спесь и рот беззубый.
С морозу девичьих ланит
Румянец яростный и грубый.
И я, и он, и мы, как вы,
Москвой обиженных имеем.
И все же матери-Москвы
Мы имя грозное лелеем.
И верим — будет некий час —
Любви и нежности рожденье —
И мир увидит ясных глаз
Родительское снисхожденье.
вернуться

72

Словцо на «ерь» — «идет», «кует»… — по старой орфографии эти слова писались через букву «ерь».

56
Перейти к описанию Предыдущая страница Следующая страница
{"b":"945182","o":1}