Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Терапиано Юрий КонстантиновичКантор Михаил Львович
Ходасевич Владислав Фелицианович
Ратгауз Даниил Максимович
Бальмонт Константин Дмитриевич "Гридинский"
Магула Дмитрий Антонович
Дубнова-Эрлих Софья
Гиппиус Зинаида Николаевна
Форштетер Михаил Адольфович
Северянин Игорь Васильевич
Кленовский Дмитрий Иосифович
Цветаева Марина Ивановна
Маковский Сергей Константинович
Мережковский Дмитрий Сергеевич "Д. М."
Блох Григорий Анатольевич
Горянский Валентин Иванович
Струве Михаил Александрович
Евсеев Николай Николаевич
Чёрный Саша
Лохвицкая Надежда Александровна "Тэффи"
Биск Александр Акимович
Британ Илья Алексеевич
(Кузьмина-Караваева) Мать Мария (?)
Присманова Анна
Ильяшенко Владимир Степанович
Браиловский Александр Яковлевич
Иванов Вячеслав Иванович
Иванов Всеволод Никанорович
Белоцветов Николай Николаевич
Бунин Иван Алексеевич
Сумбатов Василий Александрович
Гарднер Вадим Данилович
Адамович Георгий Викторович
Кондратьев Александр Алексеевич
Корвин-Пиотровский Владимир Львович
Вертинский Александр Николаевич
Голохвастов Георгий Владимирович
Несмелов Арсений Иванович
Гейнцельман Анатолий Соломонович
Бердяева Лидия Юдифовна
 > Мы жили тогда на планете другой… > Стр.70
Содержание  
Сохранить
Шрифт
Размер шрифта   


Цвет фона

Цвет шрифта
Очистить
Настройки  
A
A
1
2
3
...
69
70
71
...
105

Владимир Корвин-Пиотровский

Воздушный змей

Змей уходил под облака
(Так в высоте душа летала),
Нить гнулась, дергала слегка
(Как бы звала издалека),
Воздушной жизнью трепетала.
Я небо осязал рукой,
Его упругое теченье, —
Постиг лазури назначенье,
Ее двусмысленный покой.
Вдруг что-то лопнуло. Беда
Открылась разуму не сразу —
Еще бумажная звезда,
Катясь, взлетала иногда —
Лгала неопытному глазу.
Змей падал, падал — меж домов,
Меж разных вычурных строений, —
Нравоучение без слов
Для праздных городских умов,
Для внеслужебных настроений.
Я горестно смотрел туда,
Привычно строил наблюденья,
И вся воздушная среда
Как бы ждала его паденья.
Не закрепленный бечевой,
Он странным телом инородным
(Каким-то пьяницей свободным)
Скитался в синеве живой, —
Быть может, ангелом безродным
Летел по ломаной кривой.

«Зверь обрастает шерстью для тепла…»

Зверь обрастает шерстью для тепла,
А человек — любовным заблужденьем, —
Лишь ты, душа, как мохом поросла
Насильственным и беглым наслажденьем.
Меня томит мой неизбежный день,
Ни счастья в нем, ни даже возмущенья —
Есть голода высокая ступень,
Похожая на муки пресыщенья.

«Дырявый зонт перекосился ниже…»

Дырявый зонт перекосился ниже,
Плащ отсырел, намокли башмаки.
Бурлит фонтан. Весенний дождь в Париже, —
И девушке не избежать руки
Еще чужой, еще немного страшной, —
Она грустит и отступает прочь, —
И с лесенкой фонарщик бесшабашный
Их обогнал, и наступила ночь.
Сгущая мрак над улочкой старинной,
Бесцветные, как рыбьи пузыри,
Висят цепочкой тонкой и недлинной
Ненужные влюбленным фонари.
Всю ночь шумят деревья в Тюльери[85],
Всю ночь вздыхают где-то на Неглинной.

«Заря уже над кровлями взошла. Пора…»

Заря уже над кровлями взошла. Пора.
Пестрит узорами страница.
И синева усталости ложится
На влажный блеск оконного стекла.
Но жаль уснуть. Смущенная душа
Так непривычно вдруг помолодела,
Так просто рифма легкая задела
Медлительный клинок карандаша.
Я не творю. С улыбкой, в полусне,
Набрасываю на бумагу строки,
И свежий ветер трогает мне щеки
Сквозь занавес, раздутый на окне.
Как я люблю непрочный этот час
Полусознания, полудремоты, —
Как пуст мой дом. Как дружелюбно кто-то
Касается моих усталых глаз.
О, это ты, последняя отрада, —
В квадратном небе зреет синева,
Чуть-чуть шуршит незримая листва,
И никого, и никого не надо.

1931

«Играл оркестр в общественном саду…»

Анне Присмановой

Играл оркестр в общественном саду,
Рвалась ракета с треском и горела,
И девушка с цветком в руке смотрела
Поверх меня на первую звезду.
Из глубины взволнованного сада
На освещенный фонарями круг
Ночь темной бабочкой спустилась вдруг,
И медленно нахлынула прохлада.
Что помнишь ты, о сердце, в полной мере
Из тех годов, из тех высоких лет?
Любовный плач о выдуманной Мэри,
Два-три стиха и тайный пистолет.
Шумит земля в размерах уменьшенных,
Как вырос я для зла и для добра, —
Предчувствий светлых робкая пора
Сменилась бурей чувств опустошенных.
Сухой грозы невыносимый треск,
Бесплодных туч гремучее движенье,
Но нет дождя. Лишь молния и блеск,
Один огонь, одно самосожженье.

1943

«Решеткой сдавлено окно…»

Решеткой сдавлено окно
(Так душат жертву ночью черной),
В стене угрюмой и упорной
Полупрозрачное пятно.
Там жмется мир белесоватый,
Одетый в сумерки и мшу.
В нем солнце желто-бурой ватой
Прилипло к мутному стеклу.
Деревья, облака и поле,
Все, что шумит в свободном сне,
Обезъязычено в неволе
В замазанном моем окне.
Но, рабством длительным наскуча,
Я углем на стене тайком
Рисую море, лес и тучу,
Ладью на берегу морском.
Я долго дую в парус белый,
И вот — бежит моя ладья, —
Счастливый путь, кораблик смелый,
За счастьем отправляюсь я.
И снова мир прозрачный дышит
В текучих водах и песках,
И ветер радугу колышет
В живых, гремучих облаках.
Морской лазурью воздух тронут,
Кипит веселая корма,
И в белой пене тонут, тонут
Окно, решетка и тюрьма.
вернуться

85

Тюльери — правильно: Тюильри — дворец в Париже, построенный в 1564–1670 гг., одна из резиденций королей Франции.

70
Перейти к описанию Предыдущая страница Следующая страница
{"b":"945182","o":1}