В центральных узлах "Эона" Каэл работал без устали. Его разум теперь был единым с системой. Он плыл по потокам команд, обходил надзирателей-кодов, обходил внутреннюю защиту, как хакер в теле машины.

«Сброс протоколов охраны в секторе 17-G… Создать фантомные сигналы тревоги на верхней палубе…»

Часть системы сопротивлялась — присутствие Вайрека всё ещё ощущалось. Он вживил в "Эон" свои блоки, свои замки. Но Каэл уже знал их. Изучал их часами. И теперь — он начинал их ломать.

— Сигнал пошёл. Сейчас. — мысленно произнёс он.

Лия услышала, как в коридоре что-то вспыхнуло. Сирена. Гудок. Свет моргнул — один раз, два, три. Потом — щелчок. Поле удержания исчезло.

— Беги, Лия. Левый коридор. Через два поворота — аварийная шахта. Я открою её.

Она не задумывалась. Просто рванула вперёд. Страх исчез, осталась только цель. Впереди неё двери начали открываться, будто сам корабль ей помогал. Сбоку — вспышка. Клон-охранник. Он повернулся — и замер. Система не отдала приказ атаковать. Каэл блокировал его подпрограмму.

«Быстрее… Вайрек может почувствовать сбой…»

Лия вбежала в тёмную шахту. Свет загорелся внизу. Узкий, металлический проход, ведущий в технические отсеки. Она спустилась, скользя по трубе.

И тут — удар. Весь корабль вздрогнул.

— Он заметил. Я отвлекаю его. У тебя мало времени…

Слева, в одной из труб, возникла проекция — силуэт. Полупрозрачный, неустойчивый. Каэл. Его глаза были полны света, но голос был чётким:

— Иди по нижней галерее. Я закрою за тобой проход. Ты справишься, Лия. Ради всех нас.

— Я верю тебе, — прошептала она и шагнула в темноту, ведомая призраком своего друга.

Сухой, безэмоциональный голос системы прозвучал в командном узле "Эона", как выстрел. Вайрек замер. Его глаза сузились, пальцы сжались в кулаки.

— Тревога в секторе 17-G. Отклонение в потоках охраны. Камера 4120 пуста.

— Как… что? — Вайрек опешил.

Он мгновенно активировал отображение камеры. Пусто. Ни Лии. Ни охраны. Только тонкая, едва заметная мерцание в воздухе — след от недавнего сбоя поля.

— Она сбежала... — Вайрек прошипел.

Силовым жестом он вызвал управляющие процессы, провёл по ним, выискивая сбои. Всё выглядело… идеально. Слишком идеально. Будто кто-то вытер следы. Но не полностью. Он почувствовал тонкое несоответствие — как если бы дверь была приоткрыта на долю миллиметра.

— Сама она бы не справилась, — прорычал он. — Кто?!

Он поднял голову. Закрыл глаза. И заговорил вслух, в пустоту:

— Сверхразум. Ты знал об этом?

Тишина. Даже не гул — пустота. Ни голоса, ни шороха в псиполе. Сверхразум молчал.

— Отвечай мне! — рявкнул Вайрек, и псионическая волна пронеслась по командному залу, разбив один из консолей в пыль.

Молчание. Глухое. Как в могиле.

И тогда Вайрек замер.

Он почувствовал… вибрации. В псиполе. Сначала — как слабое эхо. Затем — ярче. Чище. Как будто кто-то коснулся его разума — не напрямую, но рядом, в соседнем слое реальности. Почти как воспоминание, но живое. Активное. Настойчивое.

Он знал этот пульс. Он помнил его.

— Нет… — выдохнул он, медленно оборачиваясь в пустоту. — Это невозможно...

Эта волна, этот рисунок энергии… это не было заблуждением. Он чувствовал тот же резонанс, что и в последний бой. В тот миг, когда остался один на один с врагом, который не сдавался даже на грани смерти.

— Каэлиан… Р’Торн.

Вайрек отступил на шаг, не веря. Это невозможно. Он умер. Он был уничтожен.

Но теперь его сознание шевелилось в структуре "Эона", как заноза, как ядовитый шёпот в венах. Он не был телом. Он был системой.

— Ты внутри… ты меняешь… ты…

Лицо Вайрека исказилось.

— Нет! Я не позволю!

Он ринулся к управляющему ядру, вбивая команды, поднимая внутренние протоколы безопасности, разворачивая сетку блокировки. Система сопротивлялась. На долю секунды где-то моргнул свет. Где-то вспыхнул сигнал тревоги — ложный.

Каэл играл с ним.

— Ты думаешь, ты победил? Думаешь, если прячешься в стенах, то я не найду тебя?! — закричал он. — Ты станешь пеплом, как и прежде! Я вытравлю тебя из самой сути этой машины!

Но глубоко внутри, под яростью, под злобой… зарождался страх.

Вайрек чувствовал: он больше не один хозяин "Эона".

И тень прошлого, тень Каэла, уже начала войну.

Коридоры были тёмными. Только тусклое, красноватое освещение с редким, нервным миганием освещало путь — каждый всполох придавал стальным стенам оттенок засохшей крови, будто само нутро корабля истекало ею. Пол был холоден. Лия шла босиком — так было тише. Каждый шаг отдавался слабым эхом, тонущим в гулком ритме глубинных механизмов, словно корабль дышал и жил, как огромное, чудовищное существо.

На ней остался только тонкий облегающий комбинезон, выданный пленной. Он почти не защищал, но не сковывал движений. Однако в груди всё пылало — ярость, решимость, и страстное стремление к свободе. Она шла, как хищник, как тень. Смерть в молчании.

Каждый её шаг был выверен. Каждый поворот — просчитан. В темноте мелькали странные отблески — где-то вглубине двигались тени. Возможно — клоны, возможно — нечто хуже.

Где-то неподалёку в стенах глухо стучали тяжёлые машины, и вибрация от этого ритма ощущалась даже под кожей. Это был ритм сердца корабля, чьё тело состояло из труб, металла и биомеханики.

Она свернула за угол — и замерла, прижавшись к стене. Мимо прошёл клон: высокий, худой, как труп, кожа — полупрозрачная, с синими венами. Глаза — пустые, затянутые мутной пеленой. Он двигался, как кукла на нитях, даже не оглядываясь — шёл, ведомый приказом, встроенным в череп.

В воздухе витал ужасный запах — смесь антисептика, гнили и чего-то неестественного, почти кислотного. Как если бы химия пыталась замаскировать смерть, но сама ей стала.

Лия затаила дыхание. Клон скрылся. Она двинулась дальше. Проход привёл её к массивной двери, на которой были выгравированы странные элдарианские символы, частично залитые бурой массой, похожей на засохшую кровь. Дверь была приоткрыта — всего на несколько сантиметров. Оттуда сочился мягкий голубоватый свет, словно из глубины аквариума.

Она заглянула.

И… вошла. Огромное помещение, уходящее вглубь и вверх, как отсек древнего храма, посвящённого науке — или безумию. Металлические столы, приборы, стеклянные капсулы, механические руки, подвешенные к потолку. Над столами — огромные экраны, на которых мелькали анатомические проекции. Китари. Гронтары. Ска’тани. Их ДНК, органы, нервные системы — в разрезах, в увеличениях, в разборе на молекулы.

Бежали строки данных, как заклинания: температура, психоэнергетический потенциал, мутации, совместимость тканей.

Где-то щёлкнул механизм. Рядом, в стеклянной емкости, медленно поднимался мутный пар. За ним — силуэт. Существо. Высокое, с нечеловечески длинными руками, и щелевидной пастью. В нём угадывались черты… Гронтара, но исковерканные. Преувеличенные. Это был гибрид, созданный для убийства.

Её передёрнуло. Она пошла дальше, чувствуя, как ужас подступает к горлу, но сдерживала его.

На дальнем краю лаборатории — прозрачная капсула, подсвеченная слабым светом. Внутри — человекоподобное существо. Сероватая кожа. Обнажённый череп, будто лишённый части лицевых тканей. Но оно было… почти человеком. Почти.

Она приблизилась. Он выглядел мёртвым. Застывшим. Но вдруг… глаза открылись. Молочно-белые, без зрачков, они смотрели прямо на неё. Выражение — боль и отчаяние. Трубки в шее задрожали.

— По...моги… — прохрипел он, голосом, будто из-под земли. Слово вырвалось с треском, искажённо, но ясно. Оно будто вцепилось в её душу когтями.

Лия отпрянула, сердце бешено колотилось. Тот взгляд, молочные глаза, голос, вырванный из чьего-то ада — всё это прожгло сознание. Она не выдержала. Развернулась и побежала, почти вслепую, подальше от зала, от капсул, от созданий, от боли.