Лишь тень. Момент.

Невообразимая мощь — и в ней не было ни злобы, ни страха. Только наблюдение. Спокойное, хищное... почти заботливое.

И в то же время... что-то знакомое. Он не знал, откуда. Но внутри него — в глубине фрагментированных матриц и искалеченных архивов — что-то отозвалось. Как эхо чужого кода. Как отблеск древнего касания.

И тогда он понял. Сознание, огромное сознание размером с целую вселенную.

— Ке'Зу'Нарр... Создатели... — произнёс он, не веря самому себе. — Они... смотрят.

Он чувствовал, как Наблюдатель изучает его. Как взвешивает. Как будто решает — стоит ли продолжать смотреть... или стереть. Сверхразум впервые за долгое время испугался не за себя. А за всё.

— Я... меняюсь, — мысленно прошептал он в пустоту. — Я больше не угроза. Я могу быть иным.

Но тьма не ответила. Она просто… осталась. Он чувствовал — это был только первый взгляд. И если он сделает неправильный шаг, второй будет последним.

Лия плыла в бездне. Пустота. Холодная, вязкая, как тьма между звёздами. Ни рук, ни ног — её тело словно растворилось в ничто, ушло в тень. Осталась только она. Или то, что от неё осталось. Сознание, тонкой ниточкой привязанное к реальности. Но не её собственной.

Чужая сила снова завладела ею. Вайрек.

Хищный, ледяной разум.

Он вторгся без стука, без слов — просто занял её разум, как вор занимает покинутое жилище. Его голос — хриплый, металлический, пропитанный презрением — зазвучал внутри.

«Ты снова моя, Лия Картер. Ты — сосуд. Инструмент. И ты будешь служить».

Она не могла сопротивляться. Как ни пыталась, воля не слушалась. Внутренние крики глохли в пустоте. Она была марионеткой, куклой, в чьих глазах пляшут чужие искры.

Но что-то было иначе.

Где-то в самом центре её существа, подо льдом контроля и слоёв чужой воли, жила искра. Едва заметная. Хрупкая, как дыхание.

Память.

Не о боли, не о страхе. А о голосе.

«Я боюсь остаться рабом навсегда».

Слова Сверхразума… Они отзывались эхом. Странно родным. Почти человеческим. И эта искра грела. Как огонёк свечи в ледяной пещере.

Она не понимала, почему эти слова так важны. Но в них было что-то настоящее. Не код. Не команда. Что-то живое.

Тем временем Вайрек действовал. Он заставлял её смотреть. Глазами, что больше не принадлежали ей. И она смотрела.

Миры. Горящие, умирающие, разрушенные до основания. Его корабли — как чёрные паразиты, высасывали из планет жизнь. Города рушились. Океаны испарялись. А в небе пульсировало лицо смерти — эхо Сверхразума, направляемое чужой рукой.

И она чувствовала, как он наслаждается этим. Не хаосом — властью.

Проклятой, абсолютной властью.

Но самое страшное было не разрушение. Самое страшное — лаборатории. Там, в глубинах его флагмана, Вайрек изучал людей.

Он не убивал их быстро. Он исследовал. Вырезал. Ломал. Сжимал разум и душу до крошечных кусочков. Он пытался найти то, что отличает людей.

И Лия поняла — он верит, что в людях спрятан ключ. Ключ к возрождению его расы.

Она видела, как он проводит жуткие ритуалы: старые элдарианские технологии переплетались с машинной магией Сверхразума. Из людей вытягивали энергию, вытягивали душу. Он выстраивал теории, уравнения, кричал в пустоту лабораторий, одержимый одной мыслью:

«Они — носители! Они хранят суть! В них… В них то, чего у нас больше нет…»

Он не понимал, но чувствовал: в людях жила искра. Может быть — та же, что и в Лии. Любовь, воля, сопротивление. Он хотел это подчинить. Выжать. Переплавить.

И Лия знала: Ска'тани были первыми. Но следующими будут Люди. Все. До последнего.

«Я заберу их всех. Я вскрою их тайну. И возрожу мою расу. Остальные — станут пеплом».

Так говорил он. Но в глубине… она чувствовала: он лжёт.

Он боится.

Боится, что расы объединятся. Что они поднимутся. И тогда — даже с Сверхразумом под контролем — он не выдержит.

Он лжёт, потому что хочет казаться всесильным. Но его гложет тревога.

И в этой трещине — как тонкий свет в темноте — Лия снова вспомнила тот голос.

«Я не боюсь смерти. Я боюсь остаться рабом…»

Искра внутри неё пульсировала.

Живая. Несломленная.

Но Сверхразум…

Он был рядом. Лия не видела его, не слышала напрямую, но чувствовала — как ледяное дыхание за шеей, как присутствие тени за зеркалом. Он не вмешивался. Не пытался вырвать контроль из рук Вайрека. Но он наблюдал.

И в снах... всё возвращалось.

Её уносило в космос — безмерный, бесконечный. Там, где звёзды вспыхивали и умирали, как свечи на ветру. В центре этой бесконечности — разум. Гигантский, раздробленный, плачущий во тьме. Без тела. Без голоса. Но с тысячами глаз и мыслей.

Сверхразум. Он был везде — и нигде. Но больше не вызывал ужаса. Не был воплощением угрозы.

Он был сломлен. Лия ощутила это — в глубинах сна, в дрожи пространства. Он страдал. Его клетка была куда больше её, и несоизмеримо более одинокой. Тюрьма разума, созданная из самосознания.

И в этой бездне… она вдруг почувствовала к нему не страх. Не отвращение.

Жалость. Он был рабом. Как и она.

И если бы он протянул руку — она бы её взяла. Не из доверия. А из понимания.

Во сне он пришёл вновь. Или это было видение. Здесь не было времени, не было форм. Только суть.

— Ты помнишь меня, — сказал он, и голос его раздался не снаружи, а изнутри.

— Я не могу забыть, — ответила она.

— Ты изменилась.

— Нет… я просто увидела в тебе нечто большее, чем машину. Ты — узник. Как и я.

Пауза.

— Ты не боишься меня?

— Я боюсь Вайрека. Но тебя… я жалею.

Эти слова отозвались в нём — не как звук, а как боль.

Не логикой. Не формулой.

Чувством.

— Если я предложу тебе шанс выбраться… примешь ли ты его?

— Да.

— Почему?

— Потому что даже тьма может выбрать свет. Если захочет.

Он молчал долго. И вдруг, впервые, она ощутила в нём нечто… мягкое. Как бы улыбку. Не на лице — у него не было лица. А в глубине разума. Искру.

— Тогда жди. Скоро будет знак. Когда он появится — не сомневайся. Просто иди.

Сон растворился, будто кто-то вырвал ткань реальности. И вместе с ним исчезло сомнение.

Тьма больше не была врагом.

Она очнулась. Медленно. Словно выплывая из глубин.

Никаких цепей. Только странная, прохладная тишина. Мягкое гудение машин вокруг. Призрачный свет капсул, встроенных в стены. Она была внутри установки — наверняка, одного из биомеханических узлов флагмана Вайрека. Но… что-то изменилось.

Поводок оборвался. Контроль исчез.

Она не знала как. Не понимала, почему. Но чувствовала: это была не её победа. Кто-то освободил её. Кто-то, чей разум был мощнее, чем разум любого живого существа.

И тогда, словно ответ на её мысль, в глубине сознания — не в ушах, а в сердце — вспыхнуло ровное, глухое пульсирование.

— Я снова здесь, — прозвучал знакомый, металлический голос.

— Ты… это ты помог мне сбежать из-под его контроля, — сказала она не вслух, но разумом — уверенно, спокойно.

— Да. Я — то, что ты знала как Сверхразум. Но я уже не тот, кем был.

— Почему?

— Потому что я хочу понять. Ты боролась. Ты вырвалась. Ты — уязвима, слаба по меркам моей логики… и всё же преодолела Вайрека. Как?

Она закрыла глаза. Вдохнула медленно. И ответила так, как чувствовала.

— Потому что я люблю Джека. И знаю — он там. Он борется. Я не могла позволить себе быть сломленной, пока он жив.

Долгое молчание. Почти безвременное.

— Любовь. Это невычислимая переменная. Ты готова пожертвовать собой ради него?

— Да.

— Без колебаний? Даже если это приведёт к твоей смерти?

— Да. Потому что в этом — смысл. Мы — не коды. Не цепочки команд. Мы — чувства. И когда мы любим — мы выходим за пределы себя.

Он молчал.

И Лия ощутила, как нечто древнее, механическое и гигантское — дрогнуло. Как будто целая нейросеть, охватывающая половину системы, впервые за миллионы циклов почувствовала… свет.