Он расплел руки, погладил меня по лицу.
– Какая искренность, ma petite. Что на тебя нашло?
Я подумала и сказала вслух:
– Я боюсь.
– Чего?
Я положила ладонь ему на руку, прижала к своему лицу.
– Что мы все провалимся только потому, что мне не хочется, чтобы что-то оказалось правдой.
– Ma petite, это не так, не совсем так.
Я отвела взгляд от его вдруг все понимающих глаз.
– Наверное, тут дело в ребенке. – Я заставила себя поглядеть ему в глаза. Это было и легче из-за мудрой нежности в них, и труднее. – Если мы действительно это сделаем, сохраним ребенка, то должны до того все наладить. Все исправить. И я не могу себе позволить роскоши быть занозой в заднице, если от этого нам вред.
– Ты всего несколько часов как узнала, и вдруг ты готова на компромисс. – Он посмотрел на меня серьезно, изучающе и нежно – одновременно. – Мне говорили, что беременность меняет женщину, но чтобы так быстро?
– Может быть, мне просто не хватало последнего сигнала.
– Сигнала о чем, ma petite?
– Я твердила Ричарду, что приняла свою жизнь, но он прав, я все еще на какие-то ее аспекты закрываю глаза. Вы… – я оглянулась на Ашера, – все еще ходите вокруг меня на цыпочках, опасаясь того, что я сделаю? – Я снова повернулась к Жан-Клоду. – Так ведь?
– Ты научила нас осторожности, ma petite.
Он попытался меня обнять, но я отступила.
– Не надо меня успокаивать, Жан-Клод, давай говорить.
Он вздохнул:
– Ты ведь понимаешь, ma petite, что такие требования полной честности, которые время от времени на тебя находят, – это просто другой способ быть занозой в заднице?
Я не могла не улыбнуться.
– Нет, до сих пор не понимала. Я думала, это значит быть разумной.
– Non, ma petite, это не значит быть разумной. Это другой способ быть очень требовательной.
– Ну, тогда, черт побери, скажи мне, что делать, потому что никакой другой у меня быть не получается.
– Ты, как говорится на современном языке, «сложна в обслуживании». Но я это знал еще до того, как мы стали парой.
– Ты хочешь сказать, знал, во что влезаешь.
Он кивнул.
– Насколько это вообще может знать мужчина, который решает полюбить женщину. В каждой любовной истории есть загадки и сюрпризы. Но я действительно несколько представлял себе, во что влезаю. И сделал это своей охотой и с радостью.
– Трудности побледнели перед – чем? Силой, которую ты мог набрать?
Он нахмурился:
– Вот видишь, ты уже злишься. Ты хочешь не правды, ma petite. Но и лжи ты тоже не хочешь. И не даешь нам даже намека, как нам пройти твои рифы.
– Никогда не слыхала от тебя морских метафор.
– Может быть, встреча с Сэмюэлом напомнила мне о путешествии в эту прекрасную страну.
– Может быть, – сказала я и сама услышала свои подозрительные интонации.
Ашер издал какое-то грудное хмыканье.
– Ты ищешь причины разозлиться, чтобы обвинить нас и сбежать.
– Как Ричард сегодня хотел затеять ссору, – сказала я.
Ашер кивнул.
Я задумалась на пару секунд.
– Дело в том, что мы с Ричардом не слишком отличаемся. Во многом мы похожи.
Жан-Клод посмотрел на меня так, будто я наконец-то дошла до того, что он давным-давно знал.
– Слишком похожи очень во многом, но ты больше способна на компромисс, и ваше сходство характеров заставляет его все время пытаться вынудить тебя к тем же решениям, что принял он. Он в тебе видит свое отражение и еще даже меньше тебя понимает, почему ты не видишь его правоты во всем.
– Может быть, этим он меня и раздражает. Он ведь так похож на меня, почему он не может принимать те же решения, что и я?
– Oui, ma petite, я думаю, в этом отчасти причина вашей столь великой злости друг на друга.
– Он прав. Я пытаюсь сделать из него кого-то другого, а он то же самое делает со мной. Черт побери!
– Что такое, ma petite?
– Терпеть не могу, когда так торможу в вещах, настолько очевидных.
– Очевидны они только тогда, когда их заметишь, – сказал он.
– Не уверена, что поняла смысл, но ладно. Я ж не говорю, что мне понравится это слышать, но скажи, почему ты так обеспокоился, когда Ашер на меня подействовал взглядом.
– На это отвечу я, – сказал Ашер. Он подошел ко мне, халат его был по-прежнему распахнут. Мне понадобилось больше усилий, чем я признала бы вслух, чтобы смотреть ему в глаза, а не ниже. – Если я тебя захвачу взглядом, мы оба тогда боимся, что ты изгонишь меня из своей постели. Своей и Жан-Клода.
– За постель Жан-Клода я не отвечаю. Вы спите вместе в твоей постели, когда я днем залегаю в его.
Мужчины обменялись взглядом, которого я не поняла. Я тронула Ашера за руку, привлекая его внимание к себе:
– В чем дело?
Он посмотрел на меня, закрыв золотыми волосами шрамы на лице. Вообще-то он уже перестал от меня прятаться.
– Так что, ты думаешь, делаем мы с Жан-Клодом в моей постели, когда ты спишь вот в этой?
Я нахмурилась, потом отвела взгляд от его слишком уж откровенных глаз. Вампирская сила не заставит меня отвести глаза, а вот смущение – может.
– Ты прав, я не хочу честности. Я только думаю, что хочу.
– Ты покраснела, – заметил Ашер с довольным смехом. – Ты думаешь, что мы любовники?
Я так покраснела, что от прилива крови закружилась голова, и появилось такое чувство, что Ашер выставляет меня на посмешище. Так что – да, я рассердилась. Скрестив руки на животе, я ответила:
– Да.
Ашер посмотрел на Жан-Клода:
– Она верит про нас, чему все верят.
Наконец-то я взглянула на Жан-Клода – ничего, совсем ничего на его лице не отражалось. Мне пришлось облизать вдруг пересохшие губы, чтобы сказать:
– Вы хотите сказать, что этого не делаете, когда меня нет с вами?
– Все прикосновения, которые мне дозволены – это только когда ты с нами, – сказал Ашер. Его очередь была говорить сердито. Но гнев окрасил его голос жаром.
Я все смотрела на Жан-Клода.
– Ты нам не веришь? – спросил он.
– Не то чтобы… – Я попыталась вложить это в слова: – Как ты можешь быть вот так близко к нему и ему отказать?
– Спасибо за такие слова, – сказал Ашер.
– А что бы сделала ты, ma petite, увидев нас в объятиях друг друга?
– Я… не знаю. Наверное, зависит от того, что ты понимаешь под «объятиями».
– Секс, ma petite. Секс.
Я открыла рот, закрыла, не зная, что сказать.
– Не знаю.
– Я знаю. Тебя смело бы прочь. Ты бы оставила мою постель, разрушила бы нашу силу, наш триумвират. Ты бы могла сбежать к нашему столь консервативному Ричарду, или бы бросила нас обоих. Ты была бы так шокирована, так не готова принять подобные вещи.
– Может быть, но я же не психовала насчет тебя с Огюстином.
– Там ты участвовала. Мы делили его с тобой. Если бы ты увидела нас только вдвоем, восприняла бы по-другому.
– Ну, во-первых, он нам чужой…
– Погоди, – перебил Ашер. – Ты хочешь сказать, что готова делить со мной Жан-Клода?
– Мы и так все друг другом делимся.
Он покачал головой:
– Мы делим тебя, Анита, а друг друга едва ли касаемся.
– Не надо об этом сегодня, Ашер. Я тебя прошу и как твой друг, и как твой мастер. Когда наши гости уедут, вернемся к этому обсуждению.
– Даешь слово? – спросил Ашер.
– Даю слово.
Я кивнула.
– Когда не будем сидеть по самую задницу в аллигаторах, и когда у меня будет несколько дней переварить эту новость.
– Для тебя это новость – что я хочу быть его любовником? – спросил Ашер.
Я покачала головой:
– Честно говоря, я думала, что вы у меня за спиной как кролики. Знаешь, страусиная политика: «не спрашивай – не скажут». Мне и в голову не приходило, что все ваши прикосновения – только при мне.
– Я думал, что ты в этом увидишь с нашей стороны нечестность, – сказал Жан-Клод.
– С другой женщиной – да, но у меня аппаратура не та. В смысле, что если мужики с тобой такое будут делать, то у меня просто нужных частей нет. Но я думала, что делю тебя не с какими-то мужиками, а с Ашером. Это же не просто первый попавшийся хмырь с улицы.