– Можешь снять марлю? – спросил он.

Я не стала спорить, просто убрала ее. Это было не больно, и кровь уже так не шла. Отлично.

– Поверни голову в сторону, чтобы я посмотрел. Пожалуйста, – добавил он.

Я выполнила его просьбу, и у меня перед глазами оказался Жан-Клод. И слишком у него мрачный был вид.

– Что теперь не так? – спросила я.

– Ты так нас стыдишься, что спрячешь наш почетный знак под бинтами и пластырем?

– О чем ты? – нахмурилась я.

Римус приложил еще кусок марли мне к шее.

– Можешь подержать, пока я возьму пластырь?

Я автоматически прижала марлю к ране.

Жан-Клод показал на мою руку, на Римуса, который повернулся к нему почти спиной.

Римус повернулся приклеить марлю пластырем. Я остановила его, положив руку ему на бицепс. Он тут же отступил на шаг, все еще держа пластырь в пальцах. Я глянула ему в лицо, но он не смотрел на меня прямо, и я не знала, что выражают его глаза. Но шагнул он так, будто я сделала ему больно. А этого не было.

Я отвернулась от охранника к Жан-Клоду. Проблемы Римуса – не мои проблемы, у меня и так хватает.

– Ты спрашиваешь, почему я перевязываю укус?

Он кивнул.

– Я всегда их перевязываю.

– Pourquoi? – спросил он. – Почему?

Я открыла рот, потом подумала, что сказать.

– Это рана. Обычно с проколом вены или артерии. На рану наносят антисептик, потом наклеивают марлю, чтобы не попала инфекция.

– Ты видела когда-нибудь инфицированный укус вампира?

Я нахмурилась, подумала.

– Нет.

– Почему так, ma petite?

– Потому что вампиров в слюне есть природный антисептик. У них гораздо меньше видов бактерий в слюне, чем у людей.

– Теперь ты цитируешь, – сказал он.

Я кивнула – едва-едва, потому что укус все же натянулся. Не то чтобы болел, но напоминал о себе.

– Да, были статьи в «Аниматоре». Один доктор задался вопросом, почему укусы вампиров не воспаляются, как обычные укусы людей или животных. Давно известно, что у вас в слюне есть антикоагулянт, но это было первое исследование других свойств вампирской слюны.

– Так я еще раз спрашиваю: зачем ты прячешь знак нашего расположения?

Я подумала и пожала плечами:

– По привычке.

И отняла марлю от следа укуса. Два маленьких кружка остались, но почти уже не кровоточили. Так обычно и бывает, если нет разрывов. Грубый укус вампира больше похож на укус собаки, он кровоточит. А две аккуратных дырочки перестают капать быстрее, чем можно подумать, и редко кровоточат снова, если рану не вскрыть. Я знала вампироманов, которые пытались скрыть свое пристрастие, прося вампиров наносить укусы в одну и ту же точку несколько раз. Это не помогает с теми, кто знает о вампирах достаточно и понимает, как должен выглядеть укус, но праздных зевак или начальника на работе утром в понедельник вполне можно обмануть. Повторное ранение все равно повторное ранение, и это один из немногих случаев помимо грубых нападений, когда укус вампира сопровождается кровоподтеками и разрывами.

Я отдала Римусу использованную марлю – он осторожно взял ее, стараясь не касаться моих пальцев.

– Бинты не нужны, но все равно спасибо, Римус.

Жан-Клод подошел ко мне, улыбаясь. Осторожно тронул укус, отняв пальцы с едва заметной капелькой крови. Поднял руку ко рту, и я уже знала, что он сейчас сделает. На моих глазах он облизал пальцы, и не могу точно сказать, какое у меня при этом было чувство. Не радостное, нет. Не то чтобы мне это нравилось. И нельзя сказать, что резко не нравилось, но зачем он это сделал? Обычно он сдерживался, чтобы не пугать меня, не быть слишком уж вампиром.

Он наклонился ко мне, взял мое лицо в ладони, попытался поднять его для поцелуя. Обычно я бы подняла губы ему навстречу, но сейчас – нет. Я сидела, заставляя его наклоняться все ниже, рукой держала халат и смотрела, как он нагибается. Жан-Клод остановился, когда наши губы едва не соприкоснулись, отодвинулся, чтобы я ясно видела его лицо.

– Ты меня столько раз целовала с этим сладким вкусом твоей крови на губах, но сейчас я вижу у тебя на лице нежелание, ощущаю его в твоем теле. Почему?

Он смотрел мне в лицо, хотя я знала, что он мог бы сбросить щиты и тут же точно узнать, что я думаю. Может быть, он этого и боялся.

Почему, спросил он? Потому что он слизнул с пальцев мою кровь? Я целовала его, когда он только отрывался от моей вены. Я целовала его, когда мой или его рот был уколот его клыками. Я привыкла капельку этого сладкого медного вкуса считать афродизиаком, потому что стала ассоциировать его с Жан-Клодом и с другими. Даже Ричард любил вкус капельки крови – ненавидел себя за это, но ему нравилось.

Жан-Клод отодвинулся, выпустив мое лицо из сошедшихся ладоней. И очень грустными стали у него глаза. Я схватила его за руку:

– Не надо.

– Что не надо, ma petite? Не надо переставать скрывать, кто я? Я не могу быть человеком, ma petite, даже для тебя. Я думал, будто самое худшее в том, что мы притворялись людьми, ты и я, был ущерб для нашей силы, но не это ранит мне сердце.

Я выпустила его руку. Мне не хотелось задавать следующий вопрос, но я знала, что это надо сделать, или получить клеймо труса. Сглотнув пересохшим до боли горлом, я спросила:

– А что ранит тебе сердце?

Это был едва слышный шепот, но вопрос я задала. Очко в мою пользу.

– Что ты от меня отворачиваешься из-за такой мелочи. Я слизнул твою кровь с пальцев, и ты не хочешь целовать меня.

– Я бы поцеловала тебя.

Он покачал головой:

– Но тебе не хотелось.

С этим я спорить не могла. Отчасти жалела, что не могу, отчасти нет.

– Что ты хочешь от меня услышать? – спросила я.

– Я хочу, чтобы вы с Ричардом приняли сами себя, каковы вы есть, и мне уже некогда ждать этого чуда.

– Что это должно значить? – спросила я.

– Ты обещала накормить ardeur от Реквиема, если он вырвется из-под твоей силы. Ты берешь свое слово обратно?

Я посмотрела на другого вампира, лежащего на груде подушек спиной к Жан-Клоду.

– Пока что ardeur еще не поднялся ни для кого из нас. Я думала, нам следует за оставшееся время выработать стратегию.

– Стратегию чего, ma petite? Это не битва ножей и пистолетов. Она куда более тихого сорта, хотя в результате не менее опасна.

Я все качала головой, и первая струйка крови потекла у меня по горлу. Не от покачивания, а оттого что пульс у меня забился быстрее.

– Мы не будем кормить ardeur до того, как это будет нужно.

– Твоя сила растет, и ты все больше походишь на Белль Морт, – сказал Реквием.

– О чем это ты?

– Белль обычно обещала напитать на нас ardeur, а потом говорила, что имела в виду не сейчас, а потом. Всегда потом. И это могло быть очень потом, когда она хотела играть в свои жестокие игры.

– Я не играю, – возразила я, – я боюсь.

– Если ты сейчас будешь питаться от него, и он снова окажется околдован, то ты не сможешь питаться ни от кого из кандидатов в pomme de sang. Мы им покажем, в каком состоянии Реквием и скажем, что ты слишком сильна стала для таких игр.

– А если он не подпадет снова под мои чары?

– Тогда некоторых из кандидатов ты сможешь попробовать без секса.

Я все мотала головой.

– Ardeur растет, ma petite, и ты должна это признать. То, что мы видели сегодня и накануне ночью, убеждает, что притворство больше не поможет.

– Я не притворяюсь.

– Притворяешься.

– В чем я притворяюсь? – спросила я.

– Прости, мне очень жаль, но мы должны признать правду.

Я подползла к ногам кровати. Кровь текла струйкой по горлу, как щекочущие пальцы. Мне было так страшно, что на языке ощущался металлический вкус.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Ты суккуб моего инкуба, ma petite. Ты питаешься, как питаются вампиры, но сексом, а не кровью.

– Это я знаю, – сказала я злобно, потому что не хотела говорить испуганно.

– Ты говоришь, что знаешь, но знаешь ты здесь, – он коснулся моего лба, – а не здесь. – Он коснулся сердца. – Ты на самом деле не веришь, что ты вампир.