— Мой отец достал из королевского хранилища самую красивую тиару и преподнес ее ей на розовой подушке, как драматичной принцессе. Они с матерью сияли, ожидая ее реакции, но это только вызвало еще больше ярости у их любимой дочери. Слуга, принесший ее, был мертв через секунды, драгоценные камни с грохотом падали на пол, пока мы стояли в полном неверии. Мой отец, наконец, достиг своего предела с ней. К черту день рождения.

— В следующий раз, когда я назову Нору королевой драмы, не стесняйтесь поправлять меня, — размышляю я, надеясь вызвать у него улыбку, поскольку он заново переживает боль, которая так долго преследовала его.

— Принято к сведению, — говорит он с мягкой улыбкой, прежде чем прочистить горло. — Мои родители не принимали решения забрать ее магию еще год. За это время она ранила или убила еще два десятка людей, но когда решение было принято, яркая вспышка света вырвалась из нее, защищая, и оттолкнула всех назад.

Моё сердце пропускает удар, и я широко раскрытыми глазами смотрю на него. — Яркий свет, — повторяю я, едва шевеля губами, пока он кивает.

— Вы двое — единственные фейри, которых я когда-либо встречал, обладающие такой способностью.

У меня внутри все переворачивается от ненависти к нашему сходству, но я знаю, что без своей защитной магии я бы уже не спасла так много людей. Мысль о том, что на моих руках будет еще больше ненужной крови, пугает.

— Как вам удалось это сделать? — Спрашиваю я, и он качает головой.

— Я обещаю тебе, этот факт действительно не имеет значения. Это было ужасно и предательски, но необходимо. И все же, даже без своей магии, она все равно умудрялась обрушивать адский огонь на любого или что угодно, что доставляло ей неудобства или выводило из себя. Вот тогда-то и началась темная магия. Вот тогда-то ее и нужно было остановить. Вот тогда-то и началось все, что привело к «Поцелую смерти».

Я чувствую боль в словах моего отца, когда он опускает взгляд.

— И все это ради власти? — Спрашиваю я, все еще пытаясь понять мотив Клементины, и отец пожимает плечами.

— Ради власти, что безумно, потому что в тот день, когда мой отец передал мне корону, в тот день, к которому сводились все мои тренировки, я почти отказался. У меня было ошеломляющее чувство, что я не хочу этого, не хочу, чтобы меня ставили в такое положение. Такое, где были бы допущены ошибки, жизненные уроки были бы тяжелыми, и боль, которую я испытывал, больше не была бы только моей собственной. Я не думал, что смогу это сделать.

Мой язык скользит по пересохшим губам, когда я пытаюсь проглотить комок, образовавшийся в горле, но это невозможно. Его слова имеют вес. Я чувствовала их в тумане всего происходящего. Моменты, предшествовавшие моей коронации, заставили меня пересмотреть все, особенно себя, именно так, как он описывает.

— Незадолго до того, как должна была состояться церемония, мой отец отвел меня в сторону, похлопал по плечу и заглянул глубоко в глаза. Несмотря на туман, в котором я чувствовал, что перебываю, он стоял передо мной, полный жизни, и я никогда не забуду, что он сказал. — Его глаза стекленеют, когда он поворачивается ко мне, на самом деле ничего не видя, поскольку воспоминания, кажется, заполняют его взор. — Он сказал: Эта роль создана не для тех, кто этого хочет или кому это нужно. Эта роль создана для тех, кто знает, что может жить без власти, но все равно принимает ее. Для тех, кто видит дальше себя, кто освещает комнату, когда даже лунный свет не помогает им. Роль лидера отводится тому, кто готов пожертвовать всем. Не для себя, а для других.

— Какие мудрые слова, — хриплю я, нервно теребя рукав своей футболки, пока отец улыбается.

— Эти слова подходят тебе больше, чем когда-либо подходили мне, Адди. Ты была рождена для этого, даже когда у тебя всё отняли. Ты самоотверженная и сильная, заботливая и щедрая, полная страха и внушающая страх. Многие из этих слов нельзя сказать о Клементине. Ни сейчас, ни когда-либо. Различия между вами приведут ее к краху, тебе просто нужно понять, как это сделать, — предлагает он, беря меня за руку, и я наслаждаюсь его теплом в ту секунду, когда его пальцы переплетаются с моими. — У нее может быть гнев, она может быть стойкой, и ее сила может заключаться в темной магии, но она слишком эгоистична, чтобы одержать верх, Адди. Ты приносишь то, чего она никогда не сможет, потому что в этом она не видит никакой силы. Ни капельки. Ты приносишь своим людям надежду.

40

БРОуДИ

Т

емная магия. Темная магия. Темная магия.

Два слова, которые были выжжены в моем мозгу. Два слова, клянусь, окажутся на моем чертовом надгробии, если я не возьму себя в руки. Два слова, которые являются ключом к следующему шагу в защите королевства, и я нигде не могу их найти.

Для чего вообще нужна библиотека мага, если не для подобных вещей? Я трижды проверил каждый чертов ряд книг, и вот я здесь, пытаюсь снова пройти четвертый проход в надежде что-нибудь найти.

Я ни за что на свете не вернусь домой без этого. Это здесь, я знаю, это есть, это должно быть, но где?

Сжимая переносицу, я медленно выдыхаю, прежде чем сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Я невыразимо устал, но сон — удел слабых. Всю прошлую ночь я охотилась за занозой в боку королевства, Клементиной, но ни следа, ни слуха. Я просто знаю, что на одной из этих полок есть зацепка или хотя бы какие-то ответы, они должны быть.

Я здесь уже несколько часов. Это невесело. Ни капельки.

Каждый раз, когда я остаюсь с пустыми руками, у меня в животе растет пустота.

А что если это не здесь, потому что мой отец уже забрал это?

Черт.

Предполагается, что я не должен позволять своему разуму блуждать и думать о худшем, но этого невозможно не делать. Мой отец, моя собственная плоть и кровь, был таким же плохим, как и остальные члены Совета, и теперь, в довершение всего, он сбежал с Клементиной и ее последователями. Конечно, она вытащила его из камеры Совета, но это к делу не относится. Почему меня не произвел на свет кто-то, у кого был хотя бы намек на сострадание или бескорыстие?

Вместо этого я беспокоюсь, что мой отец на шаг впереди и уже обладает золотыми знаниями, которые я ищу.

Покачивая шеей из стороны в сторону, я делаю еще один глубокий вдох, прежде чем поднять взгляд и окинуть взглядом корешки книг передо мной.

Некоторые из них старые, некоторые новые. Большинство потертые, переплетенные в кожу, изодранные в клочья, на грани того, чтобы быть потерянными навсегда.

Золотистые заголовки переходят один в другой, когда я провожу по ним пальцами, отмечая, что тиснение на многих из них истончилось, надеясь, что это поможет мне сосредоточиться во время отчаянного поиска.

Здесь так тихо, что, когда с другой стороны комнаты раздается тихий щелчок двери, он эхом разносится по всему пространству, подтверждая, что я больше не один. Это не первый раз, когда кто-то приходит сюда, и не последний. Если они просто будут заниматься своим делом и оставят меня в покое, то все будет хорошо. Прямо сейчас мне не нужно отвлекаться, ни на что…

— Магистр Оренда, я рад снова видеть вас здесь.

Вот и все, что меня отвлекает.

— Маг Морган, взаимно, — бормочу я, не отрывая взгляда от мужчины, который стоит на дюйм слишком близко ко мне каждый раз, когда я его вижу.

Я познакомился с ним много лет назад, когда был ребенком, но он быстро дал о себе знать, когда мы прибыли на Ледниковое Озеро после нападения, и у него есть способ находить меня каждый раз, когда я здесь. Как будто у него на мне устройство слежения или что-то в этом роде.

— Что привело вас сюда, мастер? Когда вы уезжали на днях, вы говорили, что пройдет по меньшей мере еще неделя, возможно, две, прежде чем вы вернетесь.

Убирая руку с корешков передо мной, я со вздохом поворачиваюсь к Моргану. — Я же сказал тебе, пожалуйста, зови меня Броуди.

— Но вы Магистр Магов, было бы невежливо не обращаться к вам как к таковому. Кроме того, вот как…