Активити покопался в рюкзаке, нашёл плеер, включил. Взвился над тишиной надломленный хрипловатый голос Дэна Подгорного, до дрожи любимые "Напалм и фосфор" привычно вспороли безысходность клинками гитарных риффов.
Резать грани бытия
Надо чисто и красиво.
В споре вечности и взрыва
Правы город, ночь и я.
И хотя не ночь сейчас была, а мерзопакостный промозглый осенний день, да и до города далековато, мощная музыка делала своё дело — мчала исстрадавшуюся рэеву душу куда-то в направлении лучшего мира. За все границы и все горизонты, туда где не нет майтирэнов и исс, ставших врагами друзей и умирающих за пультами инженеров. Там только разноцветные неоновые огни, бесконечная свобода и ветер в лицо, у "напалмов" все песни — про взрывы, крылья и скорость.
Криком вспорот льдистый свод
Равнодушной синей бездны…
Из богов, что мне известны
Все хотят — наоборот.
Что именно "наоборот" хотят боги, Рэй, честно говоря, не понимал. Может быть, сохранить в неприкосновенности синюю бездну, которая от криков рвëтся? Сейчас над глупыми домиками бездна была не синяя, а беспросветно серая, но тоже равнодушная к любым крикам. На которые, впрочем, не было ни сил, ни желания. Всё самое плохое уже случилось, чего орать-то? Бесполезно орать.
Теперь надо только найти Кострова, слить ему так чудовищно дорого доставшуюся координату и… Что "и" Рэйден тоже пока не понимал. Как превратить смерть Росшанского в спасение Майтирэна, пусть лучше чекист придумывает. Пока он, Рэйден, своей свинской самодеятельностью ещё кого-нибудь не угробил!
Мы никогда ещё "Монолит" в экстремальном режиме не тестировали. Я сам сяду…
Если бы Рэй заспорил. Если бы настоял… Это ведь ему, а не Юрию Петровичу нужнее всех эта проклятая координата. Ну, не считая, разве что Сэнеда. Но бэ-энчик маленький и беззащитный, да к тому же с выжженной памятью, его в "Монолит" пихать тем более нельзя. Это должен был сделать он, Воин Храма, активити Светлояра! Но не сделал.
И теперь мир разломился на две половины. И та, в которой они теперь оказались, такая безнадëжная и страшная. Давящая серой тоской.
Нет, смерть как таковую светлоярский активити уже видел и знал. Но именно что знал — почти абстрактно, почти умозрительно. Гибли едва знакомые или вовсе незнакомые Храмовники и сотрудники "Эпи-Центра", а ещё какие-то далëкие люди из телевизионных новостей про Белфаст и Бейрут. Умерла бабушка Тима Хлеборезова прошлой весной, и весь класс ходил выражать соболезнования. Задохнулась, угодив в аномалию "петля", соседка с первого этажа. Все эти смерти пугали, печалили и истязали разум жалящими вопросами без внятных ответов. Но они всё-таки не выдирали когтями кровоточащего куска из души. Везло Ростиславу Майно-Коломенскому, любимчику города и Зоны.
А вчера вот перестало везти.
Юрий Петрович Росшанский мог бы стать Рэю другом. Не станет. И "Монолит" до ума не доведëт, его пламенную мечту о славе для родного города исполнят теперь другие. Он вообще больше ничего уже не сделает, даже самого простого. Не улыбнëтся, не откроет книгу, не сядет в свои синие "жигули". Никогда. Потому что его больше нет. Вообще. Совсем. Вместо него есть теперь только саднящая дыра в душе, которая никогда уже ни чем не заполнится. Некому заполнять.
И виноват в этом Рэйден. Потому что надо было спорить дальше, надо было настоять, не пустить, придумать что-то другое, в драку полезть, если иначе не выходит! А Рэй, бесполезный говорящий кипятильник, не посмел. Или не сообразил. Или не решился. Или просто, как всегда, привычно понадеялся на профессионала. И глупая убеждëнность, что взрослые, более опытные всегда знают, как лучше, убила инженера Росшанского.
Оксана теперь будет Рэя ненавидеть. И правильно! И поделом!
Мы никогда ещё "Монолит" в экстремальном режиме не тестировали…
Будь всё проклято! И особенно Исса.
Из зверей, что ждут в аду,
Помня мой горчащий запах,
Кто придёт на мягких лапах
Останавливать беду?
Впрочем нет, Иссу проклинать не надо. Исса сама по себе атомная станция, она не виновата ни в чём. А вот уроды, на ней засевшие, своё ещё получат! Он, Рэйден, до них ещё доберëтся! Но сам. Теперь только сам.
Мы никогда ещё "Монолит" в экстремальном режиме не тестировали…
Во имя Меридиана, теперь всегда только сам!
Из сердец, что я сжигал
На решётке строгих строчек
Я сложил печати Ночи
От безумья в двух шагах.
И Чернобыльников… Впрочем, что — Чернобыльников? Прав он был в том, что не надо на "Альтаир" лезть. Во всём остальном неправ, а в этом прав!
Ты меня не позовёшь,
Не откроешь сонных окон…
В споре точки и истока
Правы город, ночь и дождь.
Не посмеешь рушить твердь
Дней холодных светло-серых.
В битве памяти и веры
Правы город, ночь и смерть.
Финальное соло на барабанах показалось оглушительным и страшным. Будто это звуки разрушения мира. Впрочем, мир действительно рушился, он с третьего сентября ещё начал рушиться. А вчера подполз к своему краю, за которым только бессилие и отчаяние. И всё, что Рэй пока ещё может с этим сделать, это найти майора и отдать ему координаты Урмилы. А потом…
Обычно богатое и безотказное воображение презренно дезертировало, даже не пытаясь рисовать никакого "потом".
Майор подошёл неслышно, как лесной кот. Сёл на крыльцо рядом. Молча.
Рэйден приготовился к казни. Ох, Костров ему сейчас устроит выведение на номинал! И будет прав, прав, прав тысячу раз. Может быть, его теперь даже расстреляют, или, что ещё хуже, выгонят из Зоны. Выселят в Новгород или ещё куда. Светлоярский реактор бесславно сдохнет там от тоски по станции и по Меридиану. Но это будет лучше, чем смотреть Оксане в глаза.
Стрелять Михаил Константинович в Рэя, разумеется, не стал, а вот огорошить огорошил. Так, что активити несколько секунд по-рыбьи хватал ртом воздух, мучительно не зная, что сказать в ответ и куда девать взгляд.
Чекист… попросил прощения. У него, Рэйдена. За то, что исчез из города в самый неподходящий момент, за то, что Рэю с компанией пришлось идти на "Альтаир" одним без него. Сказал, что, будь он на месте, сам бы, без всяких Оксан Росшанских это предложил. И установку "Монолит" в экстремальном режиме задействовал бы тоже сам, как "эфирщик" он гораздо сильнее Юрия Петровича.
А потом майор сгрëб Рэя в объятия, крепко-крепко, почти больно. Уткнул носом себе в грудь. Одет Михаил Константинович был не в форму, а в кожаную мотоциклетную куртку. И на ней противно царапалась молния.
Спустя маленькую вечность активити высвободился. Сразу же отстранился, так поспешно, будто сдетонировать боялся. Уставился на свои кроссовки и жëлтые палые листочки под ними. Смотреть любимому наставнику в глаза было невыносимо. И слушать извинения было невыносимо, Рэй же только сам, сам, сам виноват! Он всё равно что собственными руками прикончил инженера Росшанского!
Мудрый чекист поймал его настроение. Или считал. Или просто слишком хорошо знал Рэя и понимал, что тот не из-за глупой обиды на другой край серого крыльца уползает.
— У тебя другой возможности не будет ведь, — нарочито буднично сказал он, пропустив слово "поплакать", — А тебе ещё с остальными как-то говорить. В том числе и о деле. И вообще на переживания у нас мало времени! Если ты, конечно, не хочешь, чтобы твой конструктор умер ещё и зря.
Выглядел майор по-прежнему плохо. Такой же осунувшийся, небритый и с мешками под глазами.
