Рэй стянул с сэнедовской тарелки бутерброд и вцепился в него зубами изо всех сил. Будто целый месяц до этого не ел. Потому что если набить рот и жевать, перестанет быть горячо в глазах и горький болючий комок куда-нибудь денется из горла. Рэй-то, как раз, во всё сразу поверил.

И ему отчаянно захотелось обнять хрупкого быстронейтронничка, стиснуть так крепко, будто что-то угрожает оторвать его и унести назад на эту страшную Иссу. Уткнуть в себя носом, пригладить тëмные волосы. Сказать, что нечего больше бояться, что самое главное Сэнед уже сделал, и теперь он, Рэйден непременно поможет спасти станцию. А лучше — даже обе станции сразу, Иссе, наверно, тоже ведь не по нраву всё, что на ней творится. Да, ровно так и следовало поступить, если бы Рэй был настоящим героем.

Вот только, к сожалению, героем он, как раз не был. А значит, и поддаваться этому порыву, мягко говоря, не стоило. Враньë это будет, мерзкое, самонадеянное, унизительное враньë! Потому что на самом деле он тоже не знает, как спасать Майтирэн и Иссу. И у него тоже для этого ничего нет. Во всяком случае, пока.

Нет, Рэй, конечно, этого так не оставит! Он поговорит с Костровым, с Храмовниками, с самой Зоной и с лысым чëртом, если понадобится. Он Меридиан бантиком завяжет и Мироздание в трубочку свернëт! И если есть во вселенной хоть какая-нибудь справедливость, у него всё получится. В конце концов, в прошлом году с Храмом и Тварью же получилось. Хотя там дело тоже казалось поначалу безнадëжным. Тогда Рэю Зона помогла, так неужели и теперь не поможет? Да быть не может такого!

Сэнед Ар-Майтирэн, похоже, понял или считал его чувства. Поднял голову и посмотрел на светлоярского активити огромными своими глазами, в которых плескалось столько всего! И боль, и отчаяние, и надежда, и робкая, ещё недоверчивая благодарность, и… В общем, в крохотную, на пару секунд, паузу в разговоре вместилась для Рэйдена целая древнеримская река Рубикон. Который они с мелким бэ-энчиком навстречу друг другу вброд перебежали. Сэнед улыбнулся, но теперь уже не смущëнно и виновато, а благодарно и доверчиво. И улыбка, настоящая улыбка, была у него такой светлой, будто от неё одной в город возвращается лето.

Рэйден бегло вслушался в мысли остальных.

Эрик искренне обрадовался, что мелкий иномирянин перестал наконец быть таким печальным. Лина, не смотря на всё свойственное ей спокойствие и хладнокровие, прямо-таки сгорала от желания узнать об этом всём больше. Александр Николаевич нисколько за своё похищение не злился и от всей души хотел хоть чем-то бэ-энчику помочь. Дайичи уже прикидывал, какие на быстронейтронных реакторах вообще возможны аварии, и как сделать, чтобы вообще никакие стали невозможны. А параллельно с этим сочинял танка о том, как важно в несчастье обрести друга. И только Антон Чернобыльников мучительно диссонировал с общей тëплой волной. Ощущался сейчас недобрым, колючим, ощетинившимся. Он не верил Сэнеду, злился на его поступок и ожесточённо размышлял о том, с каким удовольствием сдаст "этого ряженого придурка" майору Кострову, как только тот рядом появится. И это было настолько на прежнего привычного Чернобыльникова не похоже, что Рэю захотелось взять Тошку за грудки и долго-долго трясти, пока не вытрясется вся дурь.

А на балконе обиженно скулил и повизгивал бедный Клондайк, о котором все от волнения просто забыли. Это тоже было свинство, и Рэй уже не телепатически, а вслух попросил Эрика несчастную собаку выпустить. Через минуту большой добрый пëс ворвался на кухню этаким серым и лохматым стихийным бедствием. Он крутился, вставал на задние лапы, рискуя снести стол и всё со стола, молотил хвостом и не знал, кого первым вылизывать — Сосновского, выпустившего его из неволи, или обожаемого Александра Николаевича. Воцарилась весëлая кутерьма. С жалобным "дзынь" прекратила быть одна из чашек Сэнед смеялся вместе со всеми и притворно испуганно выкрикивал что-то на родном языке. Голос у него оказался тоже симпатичный, хорошо поставленный, певучий такой. И смех приятный.

— А ведь это здорово, что нас теперь шестеро, — сказал Эрик, когда Клондайк, наконец, перестал беситься и улëгся под столом, устремив преданный взгляд на на Александра Николаевича, — И давайте, кстати, решим, заодно, где Сэнед пока что жить будет!

— Очень надеюсь, что не у нас! — злобно выдохнул Тошка.

Повисло гробовое молчание. От веселья мгновенно не осталось и следа.

— Антон! — ВИУР Назаров посмотрел на сына ошарашенно, — Что ты такое говоришь?

— Что надо, то и говорю! — припятский РБМК взял чашку, и тут же грохнул обратно на стол, с такой силой, что она треснула, — Я ни на грош ему не верю, история эта шита белыми нитками, и я готов спорить на что угодно, что он или преступник или шпион!

— И почему ты так думаешь? — спросил Дайичи, — Аргументируй!

— Да, аргументируй! — присоединилась к нему Лина, — Я понимаю, что ты злишься за похищение отца. Но эмоциям не место в обсуждении эксплуатационной проблемы!

— Тебя послушать, так эмоциям вообще нигде не место! — прошипел Тошка, — Снежная Королева!

Лина поджала губы и презрительно отвернулась. А Рэю просто захотелось Чернобыльникова немедленно удавить. Будь он хоть какой друг. Тем более, что сейчас припятский активити другом не казался. Это был какой-то иной, незнакомый Чернобыльников, чужой, гадкий и страшный.

В глазах Сэнеда погасла тëплая радость, и он снова сделался одиноким, и пронзительно беззащитным. Александр Николаевич, явно от родного Тошки такой реакции не ожидавший, закаменел лицом. У Эрика на добродушной физиономии написался полный шок. Под столом тоненько и обиженно взвизгнул Клондайк, кто-то, похоже, наступил бедняге на хвост.

— Хорошо, аргументирую, — безжалостно продолжил Чернобыльников и даже встал для пущей убедительности, — Аргументирую! Вся эта история очень уж топорно выглядит! И у неё концы с концами не сходятся, вот!

— Это почему ещё? — запальчиво спросил Эрик, — Как по мне, так вполне нормальные концы. И вполне себе сходятся.

— Угу, — набычился Тошка, — Такое прямо "нормально". Сначала этот тип говорит, что его уважали как аналитика и даже в этом качестве пригласили на Иссу, а потом "блестящий аналитик" лепит глупость за глупостью. Которых бы и трëхлетний ребенок не настрогал. Хоть бы уж придумал легенду получше, если уж припëрся шпионить!

Сэнед поднялся с места, поправил пышный кружевной воротник. Взял в руки ретранслятор. Вот сейчас он опять не казался ни растерянным, ни беспомощным. Наоборот, выглядел, как настоящий принц, которого оскорбили, и поэтому он теперь или перчатку в лицо бросит или вовсе прикажет казнить на месте. Плотно сжатые губы, гневно сведëнные брови, ледяной холод в глазах. Шпаги, правда, нету, но, её превосходно дорисовывает воображение.

— К сожалению, ты, Антон, сейчас тоже не демонстрируешь блестящих способностей аналитика. Иначе бы сообразил, что тот, кто действительно приходит шпионить, рассказывает, как раз, историю, безупречно правдоподобную. Иначе как бы он мог рассчитывать удачно внедриться? Хотя, я пожалуй, понимаю, почему ты невесть в чём меня подозреваешь. Тебе самому-то в компанию умных людей и существ как-то затесаться удалось.

ВИУР Назаров нахмурился. Антон, конечно, перегибает палку, но настолько безжалостно хлестать сына словами Александр Николаевич позволить всё-таки не мог. Лина закусила губу. Эрик со своей любовью к художественным гадостям, на бэ-энчика смотрел скорее восхищëнно. Дайичи — обеспокоенно.

Тошка же, что естественно, просто вскипел от злости. Истошно затрещал лежащий на подоконнике дозиметр.

— Я тебе шею сейчас сверну! — зарычал он и полез через стол. Рэю пришлось хватать припятчанина за плечи и силой ухаживать обратно. Просто потому что именно он к Чернобыльникову ближе всех сидел, и вот только драки всем тут и не хватало.

— Пусти меня! — заорал Тошка, — Пусти, придурок, я его сейчас просто убью!

— Сам придурок! Давай сейчас в собственной квартире погром устраивать! Озверел?