— Семейная?
Наташа так растерялась, что ответила:
— Р-разведена.
— И-йэх! — громогласно вздохнул старик. — А ребятишки?
И снова едкая отповедь застряла на губах.
— Сын у меня. Сережка.
— Вот, это хорошо. Мужичок. Помогать будет.
Наташа расслабилась. Вот он о чем, оказывается!
На улице к ним подскочил жизнерадостный Федор. У него в руках была планшетка с планом и пометками. Они со стариком переглянулись.
— Охо-хо, — сказал Петр.
— Ого-го, — подтвердил Федор.
— Ну что, возьметесь?..
Оба одинаково улыбнулись.
— А то ж. Нам подходит.
Через пару месяцев Наташа приехала принимать работу. Дом улыбался открытыми дверьми и подмигивал окнами. Сад приветственно махал яркой зеленью.
— Ну как, нравится? — спросил Федор.
Он сменил свитер на футболку, и Наташа увидела растительные татуировки, бегущие по его предплечьям. Оттенок в волосах, кажется, стал еще более зеленым.
— Просто вау! — высказалась Наташа. — Дом такой… радостный. А сад — и ухоженный, и как будто совсем лесной. Все, как я люблю. Завтра же въезжаем.
Двое снова одинаково улыбнулись. Наташа перевела остаток за работы и вбежала в свой новый дом. Она не видела, как и на чем уезжали Петр и Федор.
— Ишь, обрадовалась! Ну и хорошо, ей надо, — проскрипел Петр.
— Вооот, а ты говорил — ничего не выйдет, дурья моя голова… — прошелестел Федор. — А теперь гляди-ка. И нам жилье, и ей — счастье.
— Ну, поошибся маленько… Ладно, звони в контору, сообщи, что мы заселились. Пусть следующих двоих готовят. Эх, много у нас нынче бездомных домовых да леших!..
Вирус
— Знаешь, никогда мне этот город не нравился. Серый, мокрый, холодный… То ли дело моя родная Исфара.
Двое сидели на крыше десятиэтажки, свесив ноги над пустотой. Была полнолунная ночь. Было холодно и сыро.
Внизу во дворе четверо парней кого-то били.
— А что ж уехал?
Выходец из Исфары пожал плечами:
— Учеба… Второй курс медицинского.
— А-а-а…
Его собеседник протянул ему бутылку. Тот глотнул прямо из горла, поморщился и вернул обратно. Со двора долетело отраженное стенами: “Сволочь!”. Двое глянули вниз.
— Интересно, когда до них уже дойдет?.. — спросил исфарец.
— Когда в новостях прочитают. Утром. Увидят, что “во дворе дома номер шесть был зверски убит Хабиб Закиев”, и поймут. Только, если ты думаешь, что они испугаются, или раскаются, или им станет стыдно — даже не надейся.
— Совсем? Ни на минуту?
Собеседник мрачно почесал крыло и посмотрел на компаньона. Тот был совсем молод. Он сжалился.
— Ну, может, на минуту. Если вирус полностью не сожрал…
— Какой вирус?
— Ненависти, — ангел хлебнул портвейна. — Да вот, сам посмотри…
Он протянул парню свои очки.
Почему-то в них все было видно, как днем, и очень близко. Куда ближе, чем хотелось бы парню. Он содрогнулся. Больше не было четверых сильных, агрессивных, подкачанных ребят. Внизу корчились тощие, полусгнившие существа с запавшими глазами. Они кричали от боли и ужаса.
Парень сдернул очки и резко отвернулся. Его затошнило.
Ангел похлопал его по спине.
— Да, неприятно… А ты прикинь, я такое постоянно вижу. Поэтому и таскаю с собой бутылку. Чтобы совсем не спятить.
— Но как же они… неужели они…
— Не знают? Нет. Эти — уже нет. Понимаешь, то, что ты увидел — это не тела. Это их души. Такое бывает, когда вирус заходит так далеко, что даже нам до них не достучаться. Поэтому я и сижу здесь, а не там, — он кивнул вниз и полез в карман за пачкой сигарет.
Парень рядом потихоньку выровнял дыхание. Он покачал головой:
— А я-то думал, почему ты раньше не явился. Сейчас-то мне все равно, но когда только тебя увидел, разозлился.
— Я с самого начала здесь. Только без толку это. Когда-то, когда я только начинал работать, я еще пробовал, — ангел вставил в зубы сигарету, и его голос зазвучал невнятно. — Ну, достучаться. Остановить. Прыгал вокруг таких вот, как воробушек. За руки хватал. Орал в самое ухо “Одумайтесь!”
Он выдохнул дым и горько усмехнулся.
— Но эта дрянь слишком быстро их жрет. И передается быстро. Хотя чего ей передаваться, она у всех есть…
— Как это? — парень аж подскочил.
— Да вот. Как герпес. В спящем состоянии. Иногда просыпается, от обиды, или от зависти, ну, знаешь, как всякая хронь вылезает во время простуды… Нормальные люди ее лечат сразу, как заметили. Спортом занимаются, или творчеством, или с друзьями по душам говорят. Изолируют источник, сами изолируются. И все быстро проходит. А если иммунитет хороший, так вообще дальше вспышки гнева дело не идет. Но когда болезнь пускают на самотек, да еще и не изолируются от заразы, все, пиши пропало. Вот человек постит мемы и спасает собак, а вот он уже оправдывает убийство, или идет убивать.
Ангел махнул рукой с сигаретой и глотнул портвейна.
— Спросишь его, за что, и он тебе вывалит кучу вонючих аргументов, но все сведется к тому, что они — не мы, и если не мы — их, то они — нас. Он больше не задумывается, понимаешь? Считает, что делает благое дело, очищает мир от скверны. Убивает писателей, художников, ученых… студентов-медиков. И уже не помнит, что можно жить по-другому.
Парень мрачно посмотрел вниз. Нападавшие разошлись. Избитый лежал на земле и не двигался.
— Да уж.
Ангел вздохнул:
— Действительно, кому я все это рассказываю? Э-эх, молодой человек неславянской наружности… — он хлопнул собеседника по спине. — Хороший ты парень, Хабиб! Жаль, что с тобой все так вышло. Знаешь что? А давай к нам? Будем вместе работать… Рук не хватает катастрофически. Особенно в отделе профилактики, которые как раз по вирусам.
— Что?.. — Хабиб оторвался от созерцания своего мертвого тела и уставился на ангела.
— Будешь прививки делать.
— От этого есть вакцина?!
Ангел ухмыльнулся:
— Недавно разработали, лет восемьдесят назад. Стопроцентной гарантии не дает, конечно, но шансы повышает. Ну что, согласен? Идешь?
— Иду, — ответил Хабиб не задумываясь. — А что за вакцина?
Ангел повернулся к нему. Крылья тихонько засияли, в глазах появилась трезвая ясность и глубина бездны. Он наклонился и выдохнул Хабибу прямо в ухо, вместе с сигаретным дымом:
— Ух ты…
Вовка строил песочный замок. Получалось плохо. Песок был слишком жидким и каменистым, слишком быстро высыхал, замок кособочился и был похож на оплывший холмик с палочками и ракушками.
Чуть впереди на берегу замок строил Димка. Димка был старше на два года и говорил по-русски как-то по-другому, как будто и не по-русски вовсе.
И у Димки все получалось. В его замке были арки, башенки и даже зубчики на башнях. А еще у него были друзья, которые ему помогали, хохотали, брызгались и дурачились.
Вовке очень хотелось к ним, но мама не разрешала отходить далеко. Да и стеснялся Вовка, совсем как девчонка. И теперь он смотрел, как его творение все больше оплывает, грустил и злился на Димку за все и сразу.
— Ух ты! — тихонько шепнул ему на ухо невидимый Хабиб.
А ведь правда, ух ты! Как же Димке удалось сделать так, чтобы замок не разъезжался в разные стороны? И стоял так красиво, что прямо засмотришься…
Вовка оглянулся на маму. Мама дремала. Он сжал кулачки и решительно пошел вперед.
— Привет! — сказал Вовка, и Димка обернулся. — Крутой замок!
— Хвала! Ой. То есть, спасибо.
— А как это он у тебя так держится?
— Штапови унутра…Э-э-э… Палки. Это папа подсказал. Гледай!
Вовка посмотрел. Потом попробовал. А потом вдруг обнаружил, что ведет Димку и его компанию к своему замку, хотя еще минуту назад не показал бы его вообще никому и никогда. К тому времени Вовкино творение превратилось в блестящую гору песка.
— Ух ты! — вдруг сказал Димка. Он показал на стеклышки и ракушки, которыми Вовка украсил крышу — Лепо! Хайде заедно?
