После сказки Василий еще минут пятнадцать отвечал на вопросы, а потом все разошлись. Перед уходом Саша достал из кармана две заколки и передал Юле. Она взяла их и с удивлением посмотрела на него.

— Одна выпала из волос в больнице, другую вырыл мой пес у Мартышкинского валуна. Это там, где вас нашли.

— Спасибо, — сказала Юля, сжимая заколки в кулачок.

Она сняла очки и в первый раз улыбнулась Саше. Ее глаза сияли как звезды. В них была благодарность. Улыбка изменила ее лицо, ушла задумчивость и отстраненность. Она на миг стала обычной девушкой. Не обычной, конечно, а самой прекрасной на свете.

В понедельник Саша пошел в поликлинику и выписался на работу. Участковый терапевт по-дружески подговаривал его продлить больничный:

— Что вы рветесь на работу? Есть возможность передохнуть, так воспользуйтесь.

— Не могу. Там меня ждут.

— Эх. Все мы такие. Поверьте, никто так не рвется на работу, как врачи.

Саша не хотел подводить своего учителя, Якова Срулевича. На старика свалили всех его больных. А Якову Срулевичу семьдесят пять, у него давление, стенокардия, свои пациенты, да еще и студенты. Он, конечно, из старой гвардии, для которой не существует нормированного графика, профессионального выгорания, а интерес к медицине сохраняется до самой смерти, но возраст и здоровье берут свое.

Во вторник Саша пришел на работу. Яков Срулевич встретил его радостно и тут же перешел к делу:

— В ваших палатах появились прелюбопытные пациенты. Давайте-ка сообразим чайку. Все расскажу.

Саша поставил на стол коробку с пирогом. У них было принято приносить что-нибудь к чаю после отпуска. Если коллеги уезжали в другую страну или в необычные места нашей необъятной родины, то всегда привозили что-нибудь особенное, какое-нибудь национальное лакомство. Больничный, конечно, не отпуск, но пирог с брусникой и яблоками он купил.

— Четыре дня назад в пятую палату поступила Симохина, кокаиновая наркоманка, — сообщил Яков Срулевич.

— Что может быть любопытного в наркоманке? — поморщился Саша.

— Не скажите, голубчик. Она сбежала из дому в восемнадцать лет и укатила за своим любовником в Мексику. Там и пристрастилась. Он, надо отдать должное, сам не употреблял, пытался ей помочь, но средств у него особо не было. Вернул родителям, а те состоятельные люди. Лечили ее в Германии, Израиле, но помогало ненадолго. Шесть попыток самоубийства. Последняя как раз четыре дня назад. Пыталась штопором проковырять себе висок. Кожу зашили — и к нам. Но это еще не все. Она с вашей Зориной, спина, кстати, у нее получше, так вот… С этой Зориной напилась чифирю и у них случились одинаковые галлюцинации. Виделись им какие-то барабашки, двух видов, одни мохнатые и теплые, другие — склизкие и холодные. Теплых они прижимали к груди и ласкали, а склизких гоняли по отделению.

— Это был не чай.

— Обижаешь, батенька, проверили. Чистый чай, «Три слона». Так что у тебя в палате случай коллективного помешательства, а ты говоришь, не интересно, — усмехнулся Яков Срулевич.

— Возможно, что они чай вприкуску пили.

— Не исключено. Кровь на наркотические вещества у обеих дам взяли, но анализ пока не готов. Надеюсь, сегодня придет.

— Что еще интересного?

— Вчера в четвертую палату поступила молодая женщина, тридцати трех лет. Фамилия ее Кононова. Месяц назад у нее случился некроз мизинца левой стопы. Палец отрезали. Искали причину. Диабет, сосудистые аномалии… О душевной болезни никто не подумал. Внешне поведение ее не сильно страдало, разве что уволилась с работы без особой причины, а в последнее время перестала выходить из дома. Живет она с матерью, замужем не была, детей нет. Мать и заметила, что кисть дочери посинела, а на запястье тугая резинка. Разрезать резинку дочь не позволила, объяснить случившееся не смогла. Мать вызвала скорую, привезли к нам.

— Мизинец тоже сама?

— Конечно. Об этом она рассказала. Три дня терпела боль.

— По какой причине решила оттяпать себе конечности?

— Причина понятна. Шизофрения. Синдром Кандинского-Клерамбо. А вот с сутью бреда выяснить любопытно. Пока она упирается, делиться не хочет, да и времени с ней разбираться у меня вчера не было. Пораньше убежал на кафедральное. Так что, голубчик, постарайтесь.

Весь день Саша занимался больными, но большую часть времени потратил на писанину: выписки, дополнения к анамнезу, дневники, назначения.

Пациентка Анна Кононова, та, которая уже ампутировала себе мизинец на ноге, оказалась приземистой женщиной с широким лицом и зачесанными в хвост жиденькими волосами. При разговоре вела себя настороженно, отвечала односложно, оглядываясь по сторонам. Саше удалось выяснить, что «нервный срыв» у нее начался полгода назад по такой причине, что ему «лучше не знать, целее будет». Скорее всего, речь шла о могущественных преследователях, которых пациентка опасается. Об этом она еще расскажет, но чуть позже, когда привыкнет к больнице и подействуют лекарства. На вопрос о том, почему резинкой перетянула руку, Анна призналась, что хотела отрубить топором, но испугалась. Во время разговора она тормошила левый рукав халата и натягивала его на кисть, чтобы скрыть глубокую странгуляционную борозду на запястье.

Если к Анне Саша отнесся с сочувствием, как ко всем шизофреникам, страдающим не по своей воле, то к наркоманке Дарье Симохиной — с подозрением. Она оказалась высокой худой девицей с зелеными волосами и лживыми глазами. Уверяла, что хочет завязать, найти работу и создать семью. Никаких барабашек, ни теплых, ни холодных, в глаза не видела. А с соседкой Зориной пила обычный чай, только очень крепкий.

Саша не поверил ни единому слову. Он решил дождаться анализов из наркологической лаборатории. Обоюдный психоз с ловлей барабашек не мог возникнуть сам по себе. Пациенты психиатрической клиники нередко сознательно или неосознанно скрывали информацию, от которой зависели и прогноз, и лечение. Саша временами ощущал себя детективом, по крупицам складывая реальную картину. Это получалось у него неплохо, и не раз его хвалил Яков Срулевич.

Но молодому психиатру было далеко до профессионала-сыщика Вадима. Их встреча состоялась, как и было заранее оговорено, во вторник вечером.

Контора детектива располагалась в узком переулке на Петроградке, недалеко от площади Льва Толстого. Когда Саша вошел внутрь, там его уже дожидались. В небольшом холле на диванчике сидели Иван с Юлей. За письменным столом работал молодой мужчина с короткой стрижкой. Он отвлекся от компьютера, кивнул Саше, взглянул в сторону диванчика. Иван тоже кивнул и принялся подниматься, кривясь от боли. Саша подошел к нему и стал помогать. Юлия подхватила карлика с другой стороны.

— Можете пройти к Вадиму Григорьевичу, — сказал мужчина с короткой стрижкой и вернулся к работе.

Кабинет детектива представлял из себя просторное помещение с вытянутым столом, обставленным удобными креслами. Окна, в которые с теневой стороны переулка много света и так не попадало, занавешивали плотные жалюзи. Во главе стола сидел крепко сбитый, с грубыми чертами лица мужчина, лет тридцати пяти, не больше, но с посеребренными висками. Он поднялся, поздоровался и пригласил вошедших за стол.

— Иван, если бы я знал, что у тебя такие проблемы с ногой, заехал бы к тебе домой.

— Ничего страшного. Старые болячки. Я ведь не один. Позволь представить моих друзей. Юля и Александр.

Вновь все покивали друг другу.

— Что за дело тебя привело?

— У Юли пропал старинный меч.

— При каких обстоятельствах?

— Юля попала в неприятную ситуацию. Не очень понятно, как это произошло, но уж так случилось. Ее ранили. Пока она была без сознания, у нее украли меч. Это семейная реликвия. Он очень дорог ей. Еще такое дело… У Юли нет документов. В общем, мы не можем обратиться в полицию. Она сирота, совсем одна.

— Расскажите подробнее. Как Юля попала сюда и кто ее ранил, — попросил Вадим.