Она слишком близко стояла к краю утеса. Тогда был удивительной красоты закат. Солнце садилось в облака, и фиолетовое небо окрасилось в яркие полосы всех оттенков красного и желтого цветов. С Поклонного утеса был хорошо виден королевский замок с острыми пиками девяти башен, стоящий на каменистом холме с отвесными склонами, уходящими в бурные воды горной реки. Покрытая сланцем крыша замка и поверхность реки горели красно-желтым, повторяя цвет неба.

Зрелище было настолько завораживающим, что она потеряла бдительность. Тяжелая стрела нгуров пробила кольчугу и угодила под правую лопатку. Мгновенный яд лишил сознания, и она рухнула в Печальное озеро, которое наполнялось из многочисленных родников, струившихся по склону Поклонного утеса. Казалось, что гора плачет.

В воду этого озера никто никогда не заходил, ее запрещено было пить, даже умываться не стоило. Считалось, что вода мертвая и сама несет смерть. Оказалось, что озеро открывает путь в другой мир.

Теперь ей нужно попасть обратно. Виктория сказала, что это можно будет сделать после первого ноября. У нее еще есть время, чтобы все обдумать и хорошенько подготовиться. Бесик обещал, что в Турции их встретят и обеспечат охрану.

Юлу взглянула на парней. Они сидели напротив и впереди. С начала полета пили коньяк. Большая пузатая бутылка была наполовину пуста. На темно-коричневом полированном столике стояли квадратные белые тарелки с закусками.

— Я не могу так просто исчезнуть, — говорил Саша. — У меня работа, пациенты.

— Кого-нибудь найдут, — беззаботно махнул рукой Бесик, а другой подцепил дольку лимона.

— Некого. Одна врач в пятницу ушла в декрет. Еще один уехал в отпуск. У него внук в другой стране. Заведующий и так волосы на себе рвал. Работать некому. Яков Срулевич мог бы подстраховать. Он кафедральный работник, но больных ведет. Но ты же видел, что с ним случилось. Как бы инсульт или инфаркт не хватил. Оставили там одного, без помощи.

— Нашел кого жалеть.

— Зря ты так. Он меня в профессию привел. Все мои знания от него. В психиатрии без наставника делать нечего. Сам он последний ученик профессора Шапошникова. А это авторитет, величина. Все студенты по его учебникам занимаются. Мне Яков Срулевич про него много рассказывал. Профессор Шапошников знал шесть языков, имел энциклопедические знания и всегда говорил, что психиатрия — это не только теория, а особое мироощущение. Он жил во флигеле, примыкающем к психиатрической больнице. Врачи и пациенты могли зайти к нему на чашку чая.

— Большая радость с психами чаи распивать, — фыркнул Бесик.

— Так можно больше узнать о больном, и это своего рода лечение, иногда самое эффективное. У нас диагноз строится на разговоре. Никакие исследования, МРТ там или УЗИ, галлюцинации не покажут. Яков Срулевич всегда говорил, что психиатрия — это высокоинтеллектуальный труд. Нужно уметь задавать правильные вопросы в зависимости от статуса и образования пациента.

— Поэтому твой умник тебя ментам сдал? — усмехнулся Бесик.

— Ты не понимаешь…

— Не понимаю. Он предатель. Этому нет оправданий. Знаешь, как у нас с предателями поступают?

— Знать не хочу. Он ко мне как к сыну относился, боялся, что я повторю его страшную ошибку. Он женился на своей пациентке, больной шизофренией. У них родился ребенок. Через месяц жена убила ребенка и себя.

— Жуть какая, — рука Бесика дрогнула и коньяк пролился на стол. — Зачем вообще этой хренью заниматься? Вы же никого вылечить не можете.

— Неправда. Очень даже хорошо лечатся некоторые заболевания. При шизофрении бывают длительные ремиссии.

— Когда замуж выходит и ребенка рожает — это ремиссия. А когда себя и ребенка убивает, это как называется?

— Рецидив.

— Нафиг такую работу. Еще и за копейки.

— Работа тяжелая, но это лучше, чем наркоту продавать, — огрызнулся Саша.

— Я наркоту и нариков ненавижу. Поэтому этот бизнес слил. Меня чуть не прибили за это.

— Вот за это тебя уважаю. Давай выпьем. Ненавижу нариков лечить.

Саша не помнил, как его вынесли из самолета и погрузили в машину. Проснулся он только на следующее утро. Голова гудела, во рту поселилась стая ежей, а желудок горел огнем. События вчерашнего дня вспоминались с трудом. Возле кровати стоял графин с водой. Саша поблагодарил доброго самаритянина, позаботившегося о нем. Он припал к горловине сосуда и, обливаясь, осушил его до дна. Покачиваясь, добрел до узкого окна и обомлел. Впереди высились горы. Саша открыл створку и высунул голову, вдыхая свежий прохладный воздух. Каменная стена здания стояла на краю обрыва, а там, внизу, мчалась горная река.

Горный воздух и поразительная картина за окном прочистили Саше мозги. Сразу вспомнились меч Командора, отрубленная голова полицейского, крик мамы, дорога в аэропорт и бизнес-джет, а потом бутылка коньяка, скорее всего, не одна. Не стоило столько пить, хотя сама ситуация спровоцировала пьянство. Вся привычная жизнь рухнула. Он в бегах. Нетрудно поставить себе диагноз — стресс катастрофического уровня, отсюда и необходимость в нейромедиаторах. Но где же он находится?

Саша осмотрел комнату уже более осмысленным взглядом. Стены обнесены темными деревянными панелями. Пол из каменных плит прикрыт толстым ковром в виде медвежьей шкуры. Два высоких окна-бойницы без занавесок или жалюзи. Возле кровати небольшой столик с пустым графином. Больше мебели нет. Аскетичная обстановка. В любом номере отеля был бы телевизор и платяной шкаф, да и душ с туалетом, который очень хотелось посетить. Посмотрим, что за единственной дверью. Она тоже, кстати, необычная. Тяжелая, из потемневшего дерева, с резным орнаментом и металлическими вставками.

Саша вышел в узкий коридор. Тут не только пол, но и стены состояли из каменных плит. Между серыми блоками встречались камни черного цвета и мраморные вставки. Саша спустился по винтовой лестнице и попал на открытую террасу. Она шла вдоль полукруглой стены, возвышающейся над пропастью. Это был, без сомнения, древний замок. Сейчас модно переоборудовать подобные сооружения в отели. Денег на содержание исторического наследия не хватает, вот и придумывают, как из него получить выгоду.

Однажды в Голландии, куда он приехал на конференцию, ему пришлось жить в монастыре, где под номера приспособили кельи. А ресторан располагался под сводчатыми потолками древнего костела с высокими витражными окнами и потрясающим ажурным окном-розой над главным входом, но завтракать там совсем не хотелось, неправильно как-то это было.

Саша прошел по террасе и увидел Юлу. Она стояла у края зубчатого парапета и смотрела вдаль, на горы. Ее волосы развевались на ветру. Такая хрупкая и красивая на фоне каменной громады. Саша хотел подойти, но вспомнил, что он неумытый, мятый, небритый, с запахом перегара. Поэтому попятился и завернул обратно за башню. К его счастью, на террасу вышел чернявый мужчина и поманил его рукой. Проводник отвел его в ванную комнату, где на тумбочке лежали полотенца и чистая одежда: трусы, футболка и джинсы. Саша искренне поблагодарил доброго человека.

Когда он привел себя в порядок и вышел из ванной комнаты, мужчина ждал его снаружи и вновь жестами пригласил следовать за собой. Саша попытался поговорить с ним по-английски, но провожатый не откликался. Он подошел к еще более массивной двери и постучался.

— Войдите, — крикнул мужской голос изнутри.

Саша вошел, а провожатый остался снаружи. В просторной комнате за большим овальным столом сидели Бесик и солидный господин лет пятидесяти. Они были очень похожи.

«Родственники», — подумал Саша.

Так и оказалось.

— О, Сашка, живой! Вчера, когда тебя тащили наверх, даже не мычал, — оскалился Бесик. — Познакомься. Это мой дядя, Фазыл Санджар.

— Очень приятно.

— Друзья моего дорогого племянника — мои друзья, — сказал Фазыл по-русски с южным акцентом. — Сегодня вам приготовят более удобные комнаты. Вчера у меня оставались гости, так что извините за неудобства. Вы как снег на голову свалились.