Он высокий. Я бы сказала, шесть футов четыре дюйма.
— Держите, мистер Блэквуд, — мурлычет мисс Нокс, наклоняясь над своим столом, чтобы передать ему пропуск.
Он равнодушно выхватывает его из ее руки. Даже его ловкие движения отображают уверенность и контроль.
— Благодарю, мисс.
В слове «мисс» столько многообещающего. Интересно, сколько таких мисс Нокс у него на быстром наборе?
Он направляется к двери, но когда оглядывается, солнечный лучик улавливает золото в его глазах, проявляя расплавленный янтарь. Он выходит за дверь, а я приглушенно глубоко вздыхаю. Желание последовать за ним почти неудержимо.
Я пытаюсь сконцентрироваться на контрольной, но не могу. Хочу знать, куда он идет, ведь туалетный поход явно был предлогом. Поэтому я поднимаю руку.
Мисс Нокс смотрит на меня; раздраженный вздох срывается с ее губ.
— В чем дело, Дарси?
Ничего не могу с собой поделать и сравниваю ее ответ с тем, как она обращалась к Блэквуду. Так что я решаю воспользоваться его фразой и подзадорить ее ответить мне отказом.
— Можно мне пропуск в коридор? Мне тоже нужно воспользоваться уборной.
Она отвечает так же, как я и ожидала:
— Сможешь уйти после того, как закончишь с тестом.
Тест этот с несколькими вариантами ответов, поэтому я быстро закрашиваю галочки в случайном порядке. С таким же успехом это может быть раскраской по номерам. Но я знала, что проебу этот тест, так что неважно.
— Я закончила.
Не даю ей времени отказать мне и встаю, направляясь к ее столу. Я с улыбкой протягиваю ладонь. Она ясно дает понять, что хотела бы, чтобы я никогда не переводилась, и шлепает пропуск мне на руку.
— Благодарю, — мило говорю я.
Она взмахом руки показывает мне, чтобы я ушла.
Оказываясь в пустом коридоре, я радостно хихикаю, ибо это было весело.
Глядя слева направо, я гадаю, в какую сторону Блэквуд мог пойти. Не знаю, с чего я взяла, что он что-то задумал. Может, это просто шестое чувство. А может, я как-то связана с ним, и мне просто нужно понять.
Думаю, он такой же любитель острых ощущений, как и я, и мне хочется к нему присоединиться.
Приглушая шаги, я слышу безошибочный звук того, как кто-то пытается взломать шкафчик, и когда я поворачиваю за угол, то вижу Блэквуда с коричневым бумажным пакетом в руке.
Скрещиваю руки и медленно качаю головой.
— Что это? — спрашиваю я, останавливаясь в нескольких футах от него.
Он даже не выглядит обеспокоенным тем, что его поймали с поличным за тем, чего ему делать нельзя.
— Без понятия. А что ты хочешь видеть? — парирует он с раздражающей нахальной ухмылочкой.
— Чей это шкафчик?
— С чего это ты взяла, что он не мой? — прикидывается он, сжимая в руке ножичек и вставляя его в замок.
Я осознаю, что наш разговор был всего лишь рядом вопросов, поэтому решаю понаблюдать и получить ответы самостоятельно.
Блэквуда это не волнует, и он продолжает ковыряться в замке, пока тот наконец не открывается с приятным щелчком. Он открывает дверцу, и когда я замечаю прикрепленное к ней зеркальце с запечатленными розовой помадой губами, то закатываю глаза.
— Я была права, — заявляю я. — Это однозначно твой шкафчик, а то какой еще самовлюбленный педрила будет целовать свое отражение каждый раз, когда смотрит в это зеркало? Свет мой, зеркальце, скажи: кто ж самый надоедливый пацан в этой школе?
Блэквуд хватается за сердце, притворяясь обиженным.
Он кладет бумажный пакет в шкафчик и протягивает руку.
Я в недоумении вскидываю бровь.
— Дай мне свою зажигалку, — говорит он, и прежде чем я успеваю бесстыдно соврать, он качает головой. — Только не говори мне, что у тебя ее нет. Я знаю, что ты положила ее до того, как собрала свой обед.
Такое впечатление, что он уже знает меня.
Любопытство берет вверх, и я шагаю вперед, пока мы не оказываемся в нескольких дюймах друг от друга.
Он возвышается надо мной, однако я не чувствую себя карликом в его присутствии. Не пойму, что в нем такого, но я ослабляю галстук и расстегиваю две пуговицы на рубашке. Он, кажется, этого не замечает. Он продолжает смотреть на меня, словно расшифровывает самую занимательную головоломку во всем мире.
Запускаю руку под рубашку и достаю зажигалку, спрятанную в лифчике. Без понятия, как он узнал, что она у меня есть. Полагаю, все дело в том, что в минуту нашей встречи я стояла перед пылающим кустом роз.
В тот миг, когда я касаюсь зажигалки, меня охватывают тепло и покой. Только в это время я чувствую себя в безопасности.
Передаю ее Блэквуду и он качает головой.
— Твоя.
— Что моя?
— Твоя очередь.
— Для чего?
— Для того, чтобы спалить мир, — отвечает он, осторожно подталкивая меня к шкафчику, положив руку мне на поясницу.
Его прикосновение вызывает непредвиденную реакцию. Надо отдать ему должное: он смельчак. Мне это охренительно нравится, но я ни за что бы ему об этом не сказала.
Без промедлений я провожу большим пальцем по колесику зажигания, и как только я это делаю, меня мучает трепет. Это прелюдия перед большой кульминацией. Вдруг все остальное, кроме сжигания этого пакета, становится неважным.
В миг, когда пламя вспыхивает, я заворожена видом, и тем, как огонь в мгновенье ока может все уничтожить. Нечто столь красивое может причинить столько боли — как я, когда мама говорила мне, что я самая красивая девочка в мире.
Мысли о ней, о ее изуродованном теле, испускающем последний вздох, побуждают меня протянуть руку к шкафчику и поджечь этот пакет. Хотела бы я, чтобы это могло выжечь боль, испытываемую мною, но это никогда не работает.
Он мгновенно загорается, а это значит, что Блэквуд использовал катализатор.
Мы оба стоим у двери и смотрим, как вспыхивает маленький костер. Кто угодно может появиться в любую минуту, но нас это, по-видимому, не колышет.
Пока пламя усиливается, я непринужденно застегиваю пуговицы и завязываю галстук.
— У тебя имя есть?
— Есть.
— И какое же?
— Рэв, — он захлопывает дверцу шкафчик, закрывая огонь.
— Что это вообще за имя такое — Рэв?
Он близко наклоняется, так близко, что перехватывает дыхание. Я зацикливаюсь на его двух кольцах в носу — по одному обручу в каждой ноздре.
— Это прозвище.
Когда я вспоминаю, что нужно вновь дышать, я собираюсь допытаться до него, однако он хватает меня за руку и шепчет на ухо:
— Беги.
Меня охватывает дрожь.
Эти слова очень напоминают прошлую ночь. И все же, когда он возводит глаза к потолку и через две секунды срабатывают разбрызгиватели, я осознаю, что он имеет в виду в буквальном смысле.
Мы бежим по коридору, мои туфли скользят по мокрому полу, а разбрызгиватели обрушиваются вокруг. Мы промокли до нитки, и из меня вырывается истеричный смех, когда я вижу, какой бедлам мы сотворили. Ученики выбегают из классов, крича и плача с тушью, стекающей по их щекам.
Рэв тащит меня на улицу, где, как ни парадоксально, полил дождь. Однако ливня я не замечаю. Все, на чем я могу сконцентрироваться, — это нахождение под дождем с хулиганом, который так же изумительно испорчен, как и я.
Наши груди быстро вздымаются и опускаются, пока адреналин скачет между нами. Мою кожу покалывает, и это не связано с холодом. Он отпускает мою руку, но не уходит.
Белая рубашка облегает его мускулистое тело, и когда он закатывает рукав, я замечаю татуировку на его запястье — звезда в окружности с двумя полумесяцами по обе стороны. Хочется узнать ее смысл, но с этим придется повременить, поскольку двери распахиваются, и на улицу роится шквал студентов.
Рэв проводит длинными пальцами по мокрым волосам, оттеняя свое безупречное лицо. Он слизывает капнувшую каплю дождя со своих пухлых губ. Я ей завидую.
— Что стряслось? — спрашивает девчонка у своей подружки, выжимая свой мокрый хвост.
— Донна Джо сказала, что шкафчик Жизель сгорел! — отвечает ее подруга, пока я чуть ли не проглатываю язык. — Судя по всему, там был ее доклад и ноутбук. Надеюсь, у нее есть резервная копия. Иначе девчонке трындец. Он должен быть сдан на этой неделе.