— Рэв. — От голоса Дарси я опоминаюсь.

Оглядываясь, я наблюдаю за тем, как она выключает телек и ищет песню на старом радиоприемнике. Когда звучит песня «Стеклянное сердце» группы Блонди, она улыбается и начинает танцевать на кухне, растворяясь в голосе Дебби Харри.

Песня веселая и бодрая — полная противоположность тому, что чувствует Черпак, будучи погруженным мордой в раковину, полной воды.

Напевая, она пляшет ко мне, и я теряю дар речи; судя по ее взгляду, она перевернет мою жизнь с ног на голову. Она наклоняется ближе, горланя припев, и вынимает пробку из раковины.

Вода бурлит в сливе, и с каждым клокотанием все больше воздуха попадает в легкие Черпака. И когда я слышу, как он глубоко вдыхает, я расшибаю его морду о край раковины, злясь, что он еще жив.

Она кладет свою руку на мою. Ее прикосновение подобно разряду в десять тысяч вольт по всему телу. Это переизбыток эмоций, и она тоже это ощущает.

Я отпускаю Черпака, и Дарси хватается за него и приподнимает его башку, низко наклоняя свое лицо, чтобы оказаться с ним на одном уровне глаз.

— Тебя называют Черпаком из-за огромных лап, верно? — интересуется она. Ее глаза искрятся коварным волнением. — Эти сильные руки можно было бы использовать во благо, но вместо этого ты запихивал их туда, где им не место!

— Тебе понравилось, — рычит он, скаля зубы. Это то, в чем он себя убеждает, чтобы спать по ночам?

— Нет, нет, нет, — шепчет она, прижимаясь своим носом к его. — Мне правда не понравилось.

Кажется будто она его вот-вот поцелует, а когда она включает измельчитель мусора, я чувствую, что ему это не придется по вкусу.

Не успевает он моргнуть, как она заталкивает его руку в устройство мусоропровода, удерживая его изо всех своих сил. Он пытается освободиться другой рукой, так что я расшибаю ее о край раковины, ломая ему запястье. Его кости хрустят в такт музыке.

Вскоре Черпак впадает в болевой шок: его руку все больше засасывает в измельчитель мусора, лицо его бледнеет, и он болтается, как тухлый кусок мяса, пока я стою в сторонке, возбужденный тем, как моя девочка мстит, покрывая себя его кровью.

Затем Дарси достает шпажку с торчащими острыми зубчиками для кукурузных початков в виде желтой кукурузины и со всей дури втыкает ее в левый глаз Черпака. В этом действии есть что-то личное. Она возмещает украденное.

Он вопит как резанный, как будто это больнее, чем измельчитель, «жрущий» его руку.

Девушка размазывает брызги крови по щеке, как и подобает настоящей воительнице, отчего я не могу удержаться. Я хватаю ее за затылок и накрываю своими губами ее. Сначала она замирает, но когда я подталкиваю язык к ее губам, она приоткрывает их и целует меня в ответ.

Мои пальцы запутываются в ее волосах. Она встает на цыпочки, чтобы дотянуться до моего рта.

Мы целуемся так, словно это наш последний день вместе, и когда Дарси чувствует, как я твердею, она проводит ладонью по ширинке моих джинсов и сжимает меня через них. Она отстраняется, пристально глядя в мои глаза, — щеки разрумяненные, губы опухшие, — и произносит:

— Давай сейчас потрахаемся.

Черпак в одном шаге от нас, и я понимаю, что это ее последнее «пошел на хер» послание для него.

Она разворачивается, поднимая подол своего платья и оголяет свою попку, пока облокачивается на кухонную стойку. Все происходящее — это оттенки дурного, поэтому я стягиваю джинсы и провожу членом по ее трусикам, затем быстро оттягиваю их, чтобы подразнить ее и возвращаю на место.

Она хнычет, когда я собираюсь отойти, и оглядывается на меня, хватая за руку.

— Не смей останавливаться. — Она хватает меня за бедра и притягивает к своей попке.

Я принадлежу ей.

Она, блядь, владеет мною, — моим рассудком, телом, душой.

Дарси вынуждает меня двигаться; когда головка моего члена входит в нее, мы оба стонем от близости. Черпак тоже стонет, кровью возюкая кухню и ее прелестное личико. Ее щека прижата к столу, отчего пряди окровавленных волос падают ей на лоб, и она смотрит на него.

Она, блин, просто огонь.

Я жестко начинаю ее трахать. Ее бедра ударяются о стойку, и она толкается ко мне.

— Блядь, да! — кричит Дарси, желая каждый мой дюйм.

Схватив ее за бедра, я погружаюсь в нее; ее киска крепко сжимает мой член. Я хочу кончить. Но я ни за что не сделаю этого, пока она не кончит.

Черпак рыдает, — бедолага больше не сможет передернуть этой рукой или так схватиться за бедра девушки.

Мне так кайфово, что меня даже не колышет эта жуткая сцена. Нездоровой части меня, которую я холю и лелею, капец как нравится все. От возбуждения я врезаю ему по морде и выбиваю шпажку из глазницы, уносящую за собой глазное яблоко.

Дарси начинает подпрыгивать на моем члене, встречая каждый мой толчок, пока я жестко врезаюсь в нее. Я держу ее за бедра, а она держится за стойку, потому мы встречаем друг друга с одинаковой силой, и зрелище это потрясное.

Я отстраняюсь только для того, чтобы толкнуться обратно.

Она стонет и тянется к горячему крану, открывая его на уже изувеченную руку Черпака, отчего он громко кричит, пока я неустанно трахаю ее. Его крики — саундтрек к этому секс-шоу.

Хоть я и груб с нею, но я знаю, что это то, чего она желает. Она поворачивается лицом к Черпаку, наблюдая за ним, пока я погружаюсь в нее — вновь и вновь, — заменяя плохие воспоминания на хорошие. Я исцеляю ее, пока его тусклый взгляд наблюдает за нашим трахом.

На кухне образуется пар от горячей воды, поднимающийся над его лицом. Его сознанье медленно утекает сквозь пальцы, пока его рука превращается в фарш.

Наклоняясь к Дарси, я целую ее шею, погружаясь в нее глубже, проталкиваясь до упора и задерживаясь там, пока она не начинает содрогаться. Она стонет, что сводит меня с ума, затем поворачивается ко мне щекой, чтобы мы поцеловались. Обхватив ее за талию одной рукой, я хватаю ее подбородок другой и склоняю ее лицо так, чтобы трахать ее и языком, и членом.

Она стонет, посасывая мой язык и сжимаясь вокруг моего члена. Она ощущается просто охренительно, и любая другая женщина меркнет по сравнению с нею. Причина заключается в том, что те чувства, которые я испытываю к Дарси, ранее были мне неведомы.

Это пугает и возбуждает меня.

Я провожу пальцем по ее подбородку и зажимаю ее щеку. Хочу, чтобы она знала, что это кое-что значит для меня. Как бы ни было хреново лицезреть этого тупорылого качка, который вот-вот вырубится от большой кровопотери, я хочу, чтобы она знала, что произошедшее все меняет, и в следующий раз, когда мы это повторим, — а таких «следующих разов» будет дофига, — я буду растягивать удовольствие.

Но сейчас… пришло время ей кончить.

Выйдя из нее, я разворачиваю ее, ошеломляя девушку, и прежде чем она успевает спросить, что я творю, я опускаюсь на колени и боготворю ее, как королеву, коей она и является. Я зарываюсь лицом между ее ног и лижу ее так, как мужчина должен заботиться о своей даме.

Ее тело бьется в конвульсиях, чего я собственно и добиваюсь; я хочу, чтобы она ассоциировала меня со всеми аспектами секса, а не только с трахом. Желаю, чтобы она вытеснила ту ночь из памяти. Желаю, чтобы она заменила воспоминания о них на меня, потому что я принадлежу ей, пока она того хочет.

Она запускает пальцы в мои волосы и сильно прижимает к себе мое лицо, оседлав меня так, как я этого желаю. Девушка закидывает одну ногу мне на плечо и раскрывается мне, отчаянно потираясь о мой рот. Я хватаю ее за бедра и трахаю своим языком, надавливая пальцем на ее клитор, и ее ноги начинают содрогаться. Ввожу в нее два пальца, и у Дарси вырывается судорожный всхлип, прежде чем она притягивает мой рот к своему клитору.

Моя жадная малышка.

Я одновременно использую и рот, и пальцы; вскоре ее тело выгибается на стойке, ее ноги крепко сжимают мою голову, и девушка дрожит. Дарси сильно кончает, и ее крики эхом отражаются от стен кухни. Достаточно громкие, чтобы соседи услышали их вдали.