— Моя травма, — прошептала я. Это был простой ответ. Я была создана такой. Он… он родился таким.

Но откуда мне это знать? И имеет ли это значение, если ничто не может оправдать оскорбительное поведение?

Я остановилась перед комнатой Эли и прижала пальцы к вискам, желая, чтобы этот голос исчез. Это было глупо. Я что, всерьёз рассуждала о том, хорош ли Мейсен или нет? Это не имело значения. Он не имеет ко мне никакого отношения, поэтому я не должна тратить на него больше ни секунды своего времени.

Отбросив все эти мысли и сомнения, я изобразила широкую улыбку и вошла в комнату Эли.

— Итак, генерал Сказочный, что мы собираемся делать сегодня?

Он не улыбнулся, его брови сошлись на переносице.

— Тебе не обязательно скрывать свои настоящие эмоции передо мной, — пробормотал он, глядя куда угодно, только не на меня.

Я растянула улыбку ещё шире.

— Я ничего не скрываю!

Он встретился со мной взглядом. Он покраснел, но не отвел его.

— Скрываешь. И это нормально. Ты можешь грустить. У тебя есть право грустить. — Он посмотрел на свои руки, лежащие на коленях, и печаль придала его глазам темно-синий оттенок. — Я знаю, что был бы расстроен, если бы Мейс умер. Он с трудом сглотнул. — Я бы плакал, как ребёнок.

Я прикусила дрожащую губу, поджав губы. Мое сердце билось слишком быстро, и все внутри меня словно рушилось на части, но я все еще старалась держать себя в руках. Я не могла позволить себе показать свою боль.

Я запрыгнула в мягкое кресло и одарила его еще одной улыбкой.

— И как ты узнал, что мне грустно? Ты обладаешь какими-то сверхспособностями, о которых я не слышала, генерал Сказочный? Разве ты не знаешь, что такие замечательные люди, как я, никогда не грустят?

Он на это совсем не купился.

— Я понимаю, что тебе грустно, потому что Мейс тоже так делает. Он всегда выглядит таким счастливым передо мной, как будто я не знаю, что у него стресс, особенно когда нам нужно оплатить счета. Я вижу это, когда он думает, что никто за ним не наблюдает. Я каждый раз вижу его боль, и это причиняет боль, потому что он не хочет ни у кого просить помощи. Он хочет оградить меня от боли, но я не хочу, чтобы он обращался со мной как с ребенком. Я хочу, чтобы он относился ко мне как к равному.

Я уставилась на него, широко раскрыв рот. Это было так, будто он говорил обо мне. Я вспомнила все случаи, когда я отстранялась от Стивена. Чувствовал ли он то же самое? Понимал ли он, что я не воспринимаю его как равного себе?

— Где та сестра, которая действительно слушала меня? Которая пыталась понять меня, вместо того чтобы всегда обращаться со мной как со своей боксерской грушей? — спросил он.

Я часто задавалась вопросом, не причиняю ли я боль Стивену, когда отталкиваю его. Или, если уж на то пошло, не причиняю ли я страдания кому-то из своих близких. В те моменты, когда все мои мысли были сосредоточены на выживании, я не задумывалась о том, чтобы увидеть другую сторону вещей.

Я не знала, что ответить Элаю. С одной стороны, я была удивлена, что он рассказал мне все это о Мейсене. С другой стороны, это стало для меня поучительным моментом, который затронул самые глубокие струны моей души и заставил переосмыслить все, особенно наши сложные отношения со Стивеном. Но я не была готова к этому. Пока нет.

Возможно, однажды я смогу открыться без чувства, что контроль ускользает из моих рук. Но в этот момент… мне казалось, что у меня не хватит смелости даже попытаться.

ГЛАВА 13

Я медленно шла домой, готовясь к гулкой, тяжелой тишине, которая служила напоминанием о том, что наша семья уже не та, что раньше. Последние несколько дней моя мама была в своем собственном мире, не выходила из дома и проводила время, уставившись в пустоту. Поэтому у меня была миссия — вернуть её из страны зомби. Возможно, я не могла изменить своё состояние, но я могла помочь ей. Одного крушения в этой семье было более чем достаточно. Нам не нужно было, чтобы её тоже поглотила печаль.

Мой план состоял в том, чтобы приготовить попкорн, а затем ворваться в её комнату и уговорить её посмотреть со мной фильмы. Однако голоса, доносившиеся из кухни, остановили меня на полпути.

— Ты хорошо питаешься? — Спросил мой отец обеспокоенным голосом, которого я не слышала целую вечность.

— Да, — коротко ответила моя мама. Лгунья. Она почти ничего не ест и похудела на несколько фунтов.

— Ты неважно выглядишь. Ты уверена, что следишь за собой?

Я осторожно выглянула из-за стены и увидела, что они сидят за кухонным столом. Мне пришлось дважды оглянуться, потому что впервые за много веков мне было трудно поверить, что они ведут цивилизованный разговор.

— Да, Роберт. Тебе не нужно беспокоиться обо мне.

— Но я действительно переживаю, потому что это повлияло на всех нас, и мы должны двигаться вперед, как только сможем.

Мама кисло улыбнулась, её глаза остекленели, когда она уставилась на прилавок.

— Двигаться дальше. Ты говоришь так, будто это неудачная деловая сделка. — И вот опять. Едкие замечания в лучшем виде. Она встретилась с ним взглядом. — Мы говорим о нашем сыне. Мы не можем просто встать, отряхнуть пыль со своих плеч и продолжать жить так, как будто ничего не случилось. Как ты можешь быть таким бессердечным?

Я вздохнула. Пришло время вмешаться, пока они не устроили на кухне настоящий бой.

— Привет, пап! — Я быстро поцеловала его в щеку и направилась к холодильнику. — Так вот почему сегодня я видела летающих свиней, ты наконец-то решил почтить нас своим замечательным присутствием. — Я достала сок из холодильника и отпила прямо из бутылки.

— Я уже говорила тебе, не пить бутылки. Возьми стакан, — устало сказала мама.

Я подумала, что её постоянные напоминания о том, что я должна или не должна делать, должны были раздражать меня, но это было не так. На самом деле, это было прогрессом. По крайней мере, она обращала внимание на окружающий мир и общалась со мной.

— Конечно, босс. Как скажете, босс. — я подмигнула ей и взяла стакан из шкафчика.

— Как прошёл твой день в школе? — Спросил папа.

— Изумительно! Знаешь, по десятибалльной шкале это на миллион!

Как обычно, папа не оценил мои шутки.

— Ты могла бы ещё несколько дней не ходить в школу. Тебе не нужно напрягаться.

— Именно это я ей и сказала, — заметила мама, потянувшись за сигаретой.

— И оставаться здесь, наблюдая, как вы наслаждаетесь жизнью весь день и всю ночь? — Спросила я, наблюдая, как она прикуривает сигарету и глубоко затягивается дымом. — Нет, спасибо. Я предпочитаю засыпать от скуки на уроке.

Папа серьёзно посмотрел на меня.

— Тебе лучше не засыпать на уроке.

Я закатила глаза и сделала глоток сока.

— Не волнуйся, папа. Такая ужасная идея никогда, ни за что не приходила мне в голову! — Лучше было не рассказывать ему о тех нескольких случаях, когда я засыпала на уроке.

— Хорошо, — ответил папа. — Я хотел тебе кое-что сказать. Поскольку Стивен скончался, — я поморщилась, — его трастовый фонд был автоматически переведен на твое имя. Он будет объединен с твоим, и будет действовать то же правило, ты сможешь получить к нему доступ, когда тебе исполнится двадцать один год.

Я сжала свой стакан.

— Мы можем сейчас не говорить о деньгах? Он только что умер, а ты уже говоришь о его трастовом фонде.

Том самом трастовом фонде, который Стивен хотел использовать для лечения своей зависимости. Я содрогнулась. Мне не нужны были эти деньги.

— Я знаю, что мы переживаем трудные времена, но мы должны обсудить и эти вопросы. Ты знаешь, как устроены ваши трастовые фонды. Если кто-то из вас… — он тяжело вздохнул. — Если один из вас умрет, другой ребенок получит свою долю.

— Да, я знаю, пап. Не нужно напоминать мне. Это даже не имеет значения. Не то чтобы я хотела этих денег с самого начала.

— И всё же. Теперь это твоё, так что можешь делать с ним всё, что пожелаешь. Я также продам его машину и переведу эти деньги в фонд. Конечно, я надеюсь, что ты будешь тратить их разумно.