Он чувствует желание в моих венах и мгновение спустя усаживает меня на туалетный столик. Полотенце распахивается, оставляя меня полностью голой, пока он не насытится. Его пальцы не останавливаются. Не то чтобы я хотела этого; сейчас мое тело контролирует ситуацию.
Я хватаюсь за край туалетного столика, не находя слов, пока он обдает дыханием мои соски, ухмыляясь, когда они затвердевают, жаждая его внимания.
— Скажи мне, что ты этого не хочешь, — бормочет он, хватая меня за талию так, что моя киска оказывается на краю туалетного столика. Он раздвигает мои ноги, чтобы получить легкий доступ к тому, что ему нужно, и опускается на колени. — Скажи мне, что ты не хочешь, чтобы я попробовал тебя на вкус.
Мое сердце бешено колотится, когда я смотрю на него сверху вниз. — Я не знаю, — прохрипела я, ложь очевидна даже для моих собственных ушей.
— Скажи это громче. — Он проводит языком от входа к клитору. С моих губ срывается стон — грубый, отчаянный и нуждающийся.
Проклятье.
Он повторяет движение, и мое тело содрагается от желания. Моя голова откидывается назад, глаза закрываются, но я вздрагиваю, когда моя голова ударяется о зеркало позади меня. Черт, это больно, но адреналин, бегущий по моим венам, не дает мне сосредоточиться ни на чем, кроме Кассиана у меня между ног.
Его пальцы находят самый упоительный ритм, когда он покусывает мой клитор, и я беспомощна перед экстазом, который овладевает мной. Мне некого винить, кроме себя. Я хочу этого, а хочу ли я признать это вслух или нет — это уже другая история. История, в которую я даже не хочу погружаться в данный момент, но единственное, что мешает мне достичь пика эйфории, — это, безусловно, я сама.
Моргнув, я обнаруживаю, что его взгляд уже прикован ко мне, и когда он загибает пальцы и проводит зубами по моему клитору, я распадаюсь на части.
Я не могу сдержать свои крики, когда кончаю на его язык. Мои конечности обмякают, когда я спускаюсь с пика пронзившего меня удовольствия, но у меня нет ни секунды, чтобы насладиться послевкусием, прежде чем меня ставят на ноги. Я теряю равновесие, когда он кружит меня, и мне приходится несколько раз моргнуть, прежде чем я могу заставить свой взгляд остановиться на нашем отражении в зеркале, как раз вовремя, чтобы почувствовать головку его члена у моего входа.
Наши взгляды встречаются в зеркале, мой пульс грохочет в ушах, но, когда на нас опускается тишина, ее быстро нарушает скрип открывающейся двери.
— Убирайся к чертовой матери, — рычит Кассиан, его голос мрачен и искажен, но дверь снова быстро захлопывается.
Этого достаточно, чтобы привести меня в чувство, и я выпрямляюсь, готовая оттолкнуть его, но он использует это движение в своих интересах, глубоко вгоняя свой член в мою киску, и я снова вскрикиваю от удовольствия.
— Скажи мне, что ты этого не хочешь, и серьезно. Действительно, черт возьми, серьезно, Адди.
Я моргаю, глядя на его отражение, замечая размазанную по стеклу кровь, и нутром понимаю, что это место, о которое я чуть раньше ударилась головой.
Это напряженно. Он напряженный. Может быть, если я уступлю еще раз, этого будет достаточно. Этого должно быть достаточно.
Принятие накрывает меня теплыми объятиями, и вместо того, чтобы выразить согласие словами, я подаюсь назад, насаживаясь на его член. Наступает его очередь стонать, и этот неистовый звук взрывает в нем бомбу так, что он хватает меня за бедра и погружается в меня с грубой, отчаянной потребностью.
Держась за туалетный столик, я наблюдаю, как он смотрит туда, где мы соединяемся, на его виске выступают капельки пота, и он рычит при каждом толчке. В этом нет ничего милого, только дикая свирепость, которая ведет меня к вершине обрыва с головокружительной скоростью.
— Вот так, Альфа, сожми мой член. Мне это чертовски нравится.
Альфа? Что это значит?
Я не успеваю спросить, поскольку мое тело кричит от его слов. Мой оргазм начинается с пальцев ног, захватывая каждый дюйм моего тела по частичке за раз, пока не остается ничего, кроме моего освобождения. Его рука обхватывает мое горло, сжимая, когда он находит разрядку вместе со мной.
Это продолжается вечно, из нас выжимают все до капли, пока мы не превращаемся в задыхающееся месиво.
Реальность того, что я только что сделала, на этот раз охватывает меня быстрее, и я чертыхаюсь, вытирая лицо рукой и глядя куда угодно, только не на него. Должно быть, он чувствует перемену во мне, потому что безмолвно выскальзывает из моего тела, давая мне достаточно места, чтобы схватить полотенце и обернуть его вокруг себя.
— У тебя идет кровь. Позволь мне исцелить тебя, — бормочет он, и я качаю головой. От этого напоминания у меня мгновенно начинает болеть голова.
— Я в порядке. — Я направляюсь к двери, но он хватает меня за руку, останавливая на полпути.
— Позволь мне исцелить тебя, Адди, — повторяет он, хватая меня за подбородок свободной рукой, чтобы заставить посмотреть на него.
— Отвали от меня, — рявкаю я, вырывая свою руку из его хватки, и он отпускает меня. Я делаю шаг назад, раздраженная тем, что ненавижу расстояние между нами, но когда он снова не приближается ко мне, я открываю дверь и убегаю.
Мгновение спустя звук захлопывающейся за мной двери моей спальни звенит у меня в ушах, предлагая мне легчайший намек на ощущение покоя, которого я не уверена, что хочу. Я слышу скрип половиц по другую сторону двери и знаю, что это он.
Затаив дыхание, я жду, что будет дальше, но ничего не происходит. Через несколько минут он уходит, оставляя меня наедине с моими мыслями, и я не уверена, что они мне сейчас нравятся.
ТРИДЦАТЬПЯТЬ
АДДИ
У
тро наступило слишком быстро, и, прежде чем я успеваю опомниться, я уже одета и стою перед зеркалом, гадая, кто, черт возьми, смотрит на меня в ответ. Я измучена, я вижу это по своим глазам, но румянец на моих щеках по другой причине. Наверное, от секса, как и синяки, которые сейчас разбросаны по всей моей коже.
Воспоминания о вчерашних событиях разрывают меня на части. Они мне нравятся, как и боль между бедер, но напоминание о том, из-за кого это, выводит меня из себя. Меня тянет к ним. На данный момент это неоспоримо, но это не значит, что я должна радоваться этому.
Вчера… было много членов. Хороших членов, по крайней мере, я могу это признать, но я не могу продолжать так отвлекаться. Если бы мой отец и Нора могли видеть меня сейчас, у них определенно были бы другие мнения. Мой отец презирает отвлекающие факторы любого рода, и даже если бы он не знал, что или кто отвлекает меня, он бы это почувствовал. В то время как Нора дала бы мне пять, отчаянно желая узнать все подробности за тортом и повторным просмотром своих любимых фильмов.
Вместо этого я пытаюсь понять, как мне справиться со всем этим в одиночку. После беспокойной ночи я предпочитаю спрятать голову в песок и надеяться, что никто не увидит. Хотя, я в курсе, что прошлой ночью кто-то зашел в ванную. Я не знаю, много ли этот кто-то увидел, но уверена, что достаточно.
Я морщусь, раздраженно зажав переносицу, когда раздается стук в дверь.
Черт возьми.
Я не могу прятаться вечно, кто бы это ни был. Я потратила столько времени на прокрастинацию, что едва успею позавтракать, а из-за всей этой дополнительной физической активности я умираю с голоду.
Подходя к двери, я кладу руку на деревянную поверхность, но тот, кто там стоит, начинает говорить раньше, чем я успеваю понять, кто это.
— Да ладно, Адди. Я знаю, что ты там.
Флора.
Глубоко вздохнув, я распахиваю дверь с самой приветливой улыбкой, на которую способна.
— Привет.
— Мы не успеем поесть, если не выйдем прямо сейчас, — заявляет Арло, стоящий за ней, бросив взгляд на свои часы. Я присоединяюсь к ним в коридоре.
— Я готова.
Мы спускаемся вниз в уютной тишине. В здании тихо, так как время позднее обычного. Все либо в столовой, либо направляются на свой первый урок.