Дядя Джо смотрит на меня, выражение его лица невозможно прочесть. — Дело не в твоей приверженности, Вайолет. Дело в обеспечении стабильности для компании. Мое предложение, просто обеспечить эту стабильность, пока у тебя не будет больше времени, чтобы вжиться в роль.

— Стабильность важна, — соглашаюсь я, — но важен и прогресс. Мы не можем позволить себе стоять на месте, пока наши конкуренты идут вперед. Я уважаю твой опыт, дядя Джо, но я также верю в свое видение этой компании и свою способность вести ее в будущее.

В комнате становится тихо, напряжение нарастает. Акционеры обмениваются взглядами, взвешивая наши аргументы. Я вижу, как некоторые из них кивают, некоторые даже выглядят впечатленными. Другие, однако, остаются неубежденными, их лояльность явно связана с дядей Джо.

Председатель совета директоров наконец призывает к голосованию. Один за другим акционеры поднимают руки, их решения ясны. Мое сердце замирает, когда я вижу, как большинство рук поднимается в пользу дядюшки Джо.

Я чувствую прилив разочарования и гнева, горький привкус наполняет мой рот. Снисходительная улыбка дяди Джо ощущается как пощечина, его победа, как личное оскорбление. Это не только из-за компании, это ощущается как предательство.

Председатель объявляет результаты, и зал разражается разрозненными аплодисментами в адрес дяди Джо. Я изо всех сил пытаюсь сохранить самообладание, но внутри меня бурлят разочарование и чувство несправедливости. — Это неправильно, — бормочу я, сжимая кулаки.

Дядя Джо встает и идет ко мне. — Вайолет, дорогая, надеюсь, ты понимаешь. Так будет лучше для компании.

Его слова покровительственны и полны неискренности. Я стискиваю зубы, чувствуя, как во мне вспыхивает гнев. — Я не “дорогая”, дядя Джо. Это никогда не было связано с тем, что лучше для компании. Это было связано с тем, что ты хотел контролировать.

Его глаза слегка расширяются, ошеломленные моей вспышкой. Прежде чем он успевает ответить, Калеб подходит и успокаивающе кладет мне руку на плечо. — Вайолет, давай не будем делать этого здесь. Нам нужно уйти.

Я отдергиваю руку, но его пристальный взгляд возвращает меня в чувство. Я делаю глубокий вдох, заставляя себя успокоиться. — Мне жаль. Я просто… это несправедливо.

Калеб понимающе кивает. — Я знаю, но нам нужно сохранять самообладание. Пошли.

Заставив себя сохранять спокойствие, я позволяю Калебу вывести меня из комнаты. Мое сердце все еще колотится, унижение и гнев почти невыносимы. Когда мы выходим в коридор, прохладный воздух помогает успокоить мое жгучее разочарование.

Калеб идет рядом со мной, его присутствие успокаивает. Как только мы оказываемся снаружи, я делаю еще один глубокий вдох, пытаясь сосредоточиться. Свежий воздух помогает, но боль поражения остается.

— Не принимай это на свой счет, Вайолет, — говорит Калеб пренебрежительным тоном. — То, что сделал Джо, было просто бизнесом.

Я останавливаюсь, поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. — Просто бизнес? Он мой дядя. Он должен был поддержать меня, а не подрывать меня перед всеми.

Калеб вздыхает, потирая затылок. — Я понимаю, что это кажется личным, но в корпоративном мире такие решения принимаются постоянно. Джо сыграл на своих сильных сторонах, и акционеры на это купились. Это не отражение твоих способностей или твоего потенциала.

Его слова, хотя и призваны утешить, мало что делают для облегчения боли. — Это определенно похоже на отражение моих способностей, — говорю я с горечью.

— Ты молода, Вайолет. У тебя есть время проявить себя. Не позволяй этой неудаче определить тебя, — настаивает Калеб.

Я киваю, но боль от предательства и разочарование от того, что меня не замечают из-за моего возраста и предполагаемой неопытности, все еще терзают меня. — Спасибо, Калеб. Я ценю, что ты пытаешься заставить меня почувствовать себя лучше.

Он слегка мне улыбается. — В любое время. А теперь пойдем отсюда. Тебе нужно немного отдохнуть.

Мы идем к машине Калеба в тишине, тяжесть дня давит на нас обоих. Когда мы садимся и начинаем ехать домой, знакомый гул двигателя немного утешает. Городской пейзаж проносится мимо, размытые огни и движение, но мой разум в беспорядке.

Я смотрю в окно, мой голос едва громче шепота. — Кирилл сказал мне не доверять даже семье, — говорю я, больше себе, чем Калебу. — Теперь я знаю, что он прав. Я не могу доверять Джо.

Калеб молчит, его глаза сосредоточены на дороге впереди. Напряжение в машине ощутимо, каждый из нас потерялся в своих мыслях. Я смотрю на него, надеясь на какое-то успокоение, но выражение его лица нечитаемо.

— Он знал, — продолжаю я, и мой голос становится немного сильнее. — Кирилл знал, что это может произойти. Он предупреждал меня, и я не хотела в это верить. Теперь… я это вижу. Я вижу, что даже своему дяде я не могу доверять.

Калеб крепче сжимает руль, костяшки пальцев побелели. Наконец он говорит, его голос тихий и задумчивый. — Кирилл был прав.

Простота его заявления висит в воздухе, неся тяжесть, которая кажется почти удушающей. Согласие Калеба с суровой правдой Кирилла подтверждает реальность, с которой мне пришлось столкнуться. Люди, на которых я когда-то думала, что могу положиться, семья, которая, как я верила, поддержит меня, теперь стали источниками предательства и манипуляции.

Через мгновение Калеб спрашивает — Почему ты все еще общаешься с ним?

— С кем?

— Кирилл.

О. Точно. Я кусаю внутреннюю часть губы, сердце колотится. Калеб сейчас спокоен, ведет машину молча, но если я скажу что-то не то…

— Он не оставил мне выбора, — выпалила я, морщась. — Папа заплатил ему, чтобы он защитил меня, и я думаю, он действительно это сделает. Если сможет.

Краем глаза я вижу, как Калеб хмурится, но ничего не говорит. Он просто смотрит на дорогу впереди, руки все еще сжимают руль. Может быть, он понял, что уже слишком поздно что-то с этим делать.

Мы продолжаем ехать молча, серьезность ситуации тяжело давит на нас. Я откидываюсь на спинку сиденья, закрываю глаза и пытаюсь осмыслить все, что произошло. Предательство дяди Джо, это рана, на заживление которой уйдет время, но это также урок, который я не забуду.

Когда мы въезжаем на подъездную дорожку особняка Харрисона, дом кажется огромным и внушительным, суровое напоминание о ответственности и вызова, с которыми я сейчас сталкиваюсь. Калеб паркует машину и поворачивается ко мне, выражение его лица слегка смягчается.

— Отдохни немного, Вайолет.

Я киваю, открываю дверцу машины и выхожу. — Да, хорошо.

Я дарю ему легкую, благодарную улыбку, прежде чем повернуться и пойти к дому. Каждый шаг кажется тяжелым, но с каждым шагом я напоминаю себе о своей силе и решимости. Я не позволю этому поражению определить меня. Я найду способ проявить себя, обеспечить себе законное место в компании и почтить наследие моего отца.

Когда я вхожу в дом, тишина кажется почти гнетущей. Она также предлагает момент ясности. Слова Кирилла отзываются эхом в моем сознании, и я знаю, что, двигаясь вперед, мне нужно быть осторожной, стратегической и непоколебимой.

Глава 14 — Кирилл

Понедельник, вечер, я еду по городу, темные улицы освещены редкими фонарями и неоновыми вывесками ночных магазинов. Мои мысли все время возвращаются к Вайолет. То, как она сегодня стояла на своем, даже против собственного дяди, это было впечатляюще, мягко говоря. В ней есть огонь, решимость, которая отражает мою собственную.

Внезапно мой телефон начинает пищать, вырывая меня из задумчивости. Взглянув на экран, я вижу имя Вайолет. Мой пульс ускоряется, когда я отвечаю. — Вайолет?

— Кирилл, — говорит она дрожащим голосом. — Я вышла по делам, и мне кажется, что за мной гонится машина. Мне страшно.

Меня пронизывает адреналин. — Где ты сейчас? — спрашиваю я, и мой голос ровен, несмотря на то, что я чувствую срочность.

— Я на углу Мэйн и Пятой. Машина уже несколько кварталов позади меня, — отвечает она, ее голос едва громче шепота.