Торадора серьёзно опасался, что Морь будет как-то препятствовать ему в том, чтобы подмять под себя прибывших одиночек, но старый орк… просто положил бубульду на него и никак не реагировал на призывы встать под одно знамя. Знамя Племени Синих Знамён.

— Я предлагаю организовать банду! — воскликнул, наконец, Торадора, тем самым открывая окружающим свои амбиции. — Эти людишки куда умнее местных! Они мощнее и опаснее! Они уже покромсали три десятка или около того наших гайзов! По мне, так достойный противник!

— А что мешает нам просто пойти побить их? Зачем вступать в твою банду? — задал вопрос один из орков, что притащил с собой десяток братьев и сестёр. — На кой-хрен нам ты сдался⁈

— Потому что вы не первые, кто так думают! — ответил Торадора. — Было тут племя дураков одно! Тридцать орков! А их всё равно размазали, как говно по земле!

— Так, может, это они хилые были⁈

— Во-во! Идиоты полезли поди вперёд настоящих гайзов и получили по шарам!

— Я чё сказать хочу! — рявкнул Торадора. — На кой-чёрт нам носиться за этими людишками, если вместе мы можем организовать один большой и славный пастук! Соберём по всем правилам банду, придём к этим выродкам, а после разнесём им кабину, как нефиг делать! Круто же⁈

— О, это круто!

— Я в деле!

— Покажем, у кого бубыльды больше!

— Да чего даже показывать⁈ И так всё ясно! Просто покрошим пару сотню черепов!

Как сильно гайзы не любили идти под чьё-то командование, с той же силой они любили сами войны. Кровь, адреналин, столкновение лицом к лицу. Вся природа чатлан ревела о том, чтобы взять и грабануть кого-то, по пути размозжив пару голов. Это было заложено в них природой. Таков был их основной инстинкт.

Ясное дело, что с такими «солдатами» ни о какой армии не могло идти и речи. Вместо этого орки формировали банды — подразделения, в которые мог входить кто угодно: и орки-одиночки, и отряды гайзов из разных племён.

Если ты вступал в банду, то ты обязывался подчиняться, хотя бы в какой-то степени, стукателю — самому крутому гайзу во всём подразделении. Стукатели считались почётной кастой даже среди высокомерных гайзов. Уже одно их существование доказывало то, что этот самый орк имеет самую большую бубыльду на десятки, если не сотни километров вокруг.

О самых древних стукателях рассказывали байки не хуже, чем о легендарных орках-отшельниках. И хитрый Торадора посчитал, что это будет крутой идеей — создать собственную банду. Хоть и совсем небольшую, но её должно хватить для того, чтобы мощно втащить жалким людишкам.

Тем более уверенности орку прибавляло и то, что в его банду вошёл сам Морь, Мудрая Головешка! С такими-то кадрами им явно будет сулить успех! И никак иначе!

— Так что⁈ — воскликнул Торадора. — Кто хочет жахнуть самый славный пастук на весь регион⁈

— Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы! — ответили ему воем орки, выдвинув вперёд нижние челюсти. Зрелище получилось столь уродливым, что без слёз не взглянешь.

Но это Торадоре и требовалось. Только такими гайзами и нужно пугать врага!

— Тогда вперёд! На пастук! — воскликнул он.

И зелёная волна сорвалась со своей стоянки.

— Что вам удалось узнать? — сразу перехожу я к делу, встретившись с Малым и Третьим.

Мужчины поравнялись со мной и повели дальше по коридору.

— Как только вы приказали расследовать ситуацию, мой Король, мы разделили людей по двум задачам, — поясняет Малый. — Первая — определить виновных в произошедшем, а вторая…

— Отыскать хоть кого-то из рунологов, — заканчивает за него Третий.

— И почему тогда мы идём к тюрьме? Разве рунологи — не золотая жила Парижа? Что им делать в казематах? — интересуюсь я.

— Разведчики узнали у бывших стражников тюрьмы, что по возвращении Филин организовал массовые чистки, — объясняет Малый. — Он бросал в темницу всех тех, кто ещё оставался предан лично Консулу и его идеям. Помимо прочего, Магистр Ордена занимался проверками «на вшивость» даже среди высокопоставленных игроков.

— Не избежал его взгляд и рунологов, — фыркаю я, поняв к чему клонят мужчины.

— Именно так, — кивает Малый. — Как нам известно, едва ли не десяток мастеров-рунологов были помещены в кандалы по приказу Филина. Их обвинили в предательстве Парижа. Среди них мы обнаружили бывшего главу рунологов, Ловеласа.

— Серьезно, Ловелас? — я расплываюсь в ухмылке. Как типично для Системы.

— Я поначалу тоже не поверил, но да, — повторяет мою улыбку Малый. — Ловелас — главный рунолог Парижа. По крайней мере был таковым, до того, как его сместил Шов.

— Что ж, давайте пообщаемся с ним.

Парижская тюрьма ничем особо не отличается от спартанской. Разве что условия пребывания здесь явно похуже будут. Голые камеры, ржавые решётки, кучки сена в качестве лежанок — вот и всё.

Сейчас коридоры заполнены гвардейцами и бывшими легионерами. Солдаты освобождают одну камеру за другой, изучая дело каждого заново.

Похоже, масштабы «чисток» Филина оказываются куда больше тех, что я изначально ожидал.

Орден немало пролил крови, стоило Магистру вернуться в город. В то же время Филин явно осознавал, что нельзя резать всех налево и направо. Немало было ценных кадров, которым он просто не мог довериться. Но и их отправка на новый виток стала бы болезненной потерей.

Поэтому Орден придумал новый способ — пытать игроков, измываться над ними, держать в холодных камерах на грани голода. Всё для того, чтобы прежние сторонники Консула согласились работать по невыгодному для них Системному договору.

Только Системе Филин доверял в достаточной мере, чтобы не впадать в самые пучины паранойи.

Под горячую руку попало немало — производственники, десятки офицеров, управляющие всевозможного толка, даже рядовые писцы при штабе Консула не избежали внимания Ордена.

В самой дальней камере я обнаруживаю тех самых рунологов, которые предпочли холод камер работе на Филина.

Как они выглядят? Очень неважно. Когда-то богато украшенные мантии теперь представляют собой затёртые до дыр грязные и выцветшие балахоны. Лица бледные, осунувшиеся, с глубокими мешками под глазами.

Но что меня удивляет, так это взгляды, обращённые на меня. Горящие, гордые и полные презрения.

Даже тёмные казематы не сумели сбить спесь с гордых рунологов.

— Кто из вас Ловелас? — задаю я вопрос.

После недолгого копошения к решётке выходит старик. Хотя какой такой старик? Несмотря на седые волосы, я бы дал этому человеку лет сорок или сорок пять.

Но, как мне уже известно со слов Малого, Ловеласу на момент попадания в мир Системы уже было за семьдесят. Вот это я понимаю сохранился!

Или всему причиной вложенные очки в Харизму? Тут уж попробуй угадай.

В отличие от своих подчинённых, Ловелас явно поддерживает своё прозвище. Даже здесь, в грязных и холодных комнатах, ему удаётся выглядеть презентабельнее своих «коллег» по несчастью.

Хоть и криво, но постриженные волосы, чистое, хоть и до жути худое лицо, впалые скулы. И всё тот же взгляд — упёртый и будто бы бросающий вызов.

— Ты — главный рунолог, Ловелас? — уточняю я.

— Это я, — кивает мужчина. — По крайней мере был им до того, как Филин скинул меня с этой должности. А вы кто такие? Сомневаюсь, что люди Ордена стали бы освобождать из камер «предателей», кроме как для того, чтобы бросить их на плаху.

— Ордена больше нет, — отвечаю я. — И мы пришли вас освободить. А заодно и взять на работу.

— А что ж вы не пошли к Шву? — хмурит брови Ловелас. — Эта лиса должна была в числе первых склонить голову перед новым хозяином города.

— С этим возникли некоторые трудности.

— Да, например?

— Например, Шов предпочёл подорвать себя вместе со всем районом рунологов вместо того, чтобы пойти к нам на службу, — поясняю я.

По рядам заключённых проносятся оглушительные шепотки. Рунологи не верят моим словам.

— Чтобы скользкий Шов взял да набрался смелости для самоподрыва? Не верю!