- В таком случае, что вы намерены сделать? - спрашиваю я.

- Я намерена сделать тебя, дерзкая ты девчонка, частью своего дома.

Она похожа на кошку, которой не удалось поймать добычу: вроде бы и обидно, но нужно сделать вид, что ей нет до неудачи дела - наловит еще!

- Судя по всему, вам трудно с этим примириться. Зачем тогда вы идете на это?

- Мне нужен Ведо. Живой и невредимый, - Кемея слегка повышает голос, будто стремиться, чтобы все ее слова дошли до меня, - Влияния моей семьи достало бы, чтобы оградить его от преследования. Особенно, если бы ты, наконец, вернулась туда, где должна быть. Но этот глупец отчего-то вцепился в тебя, как клещ в песий хвост. А с тобой все не так просто.

Она задумчиво перестукивает пальчиками по своему плечу, разглядывая меня.

- Он говорит, в тебе есть auculti taak, - говорит Кемея.

Я пожимаю плечами. Не мне судить о том, что во мне есть по мнению лиамедцев. Кемея бросает на меня взгляд недоверчиво сощуренных глаз и, словно не выдержав какой-то жуткой правды, продолжает:

- Доктор Гебия это подтверждает, а ему я верю. Как не прискорбно это осознавать, эта особенность в какой-то мере ставит тебя наравне с нами. И по закону, ты могла бы стать частью цивилизации. Такое уже бывало, хоть и крайне редко, - Кемея на секунду умолкает, изображая снисходительную улыбку, пока я осознаю сказанное, а затем продолжает притворно-доверительным тоном:

- Раньше людей с Сатурна забирали лишь ради секвенирования редких и полезных для Лиамеды мутаций. Назад они, конечно же, не возвращались. В живых оставляли разве только ради прикладной пользы. Ради каких-то особых талантов, гениальности, необходимых цивилизации в разные моменты времени. Тогда подобных сатурнианцев могли включить в общество. Они проживали тихую и мирную жизнь на удаленной планете, но… таких историй можно сосчитать лишь по пальцам одной руки. К тому же подобного не случалось уже несколько сотен лет, - Кемея делает эффектную паузу, будто давая мне осознать безвыходность моего положения. Я молчу, не больно-то хочется ее радовать. Не дождавшись моей реакции, она добавляет: - Однако, закон, регламентирующий эту процедуру, еще существует.

Наконец, Кемея не скрывая разглядывает меня, едва ли не морщась. Так когда-то смотрел Валт, с осторожным любопытством.

- Нет, - заключает она, отворачиваясь и будто обращаясь к лунам на небосводе, - одной из нас тебе не стать. Никогда. Но auculti taak дает основание для твоего оправдания и сохранения жизни, если останешься здесь и никогда больше не явишься в сатурнианский сектор. Нужно лишь найти дом, готовый поручиться за тебя, - она переводит на меня взгляд темных глаз, сверкающих отблесками искусственных огней наступившей ночи, - Я готова предоставить этот дом.

- И что вы хотите взамен? - спрашиваю я.

Кемея смотрит на меня так, будто я сказала что-то смешное.

- Что можно хотеть от тебя? Тебе совершенно нечего предложить! - она насмешливо улыбается, - Но не волнуйся, твой долг выплатят другие.

- Вы имеете в виду Ведо? - хмурюсь я.

- Останешься в живых, и он, наконец, сможет сделать то, что должен, - отвечает Кемея, - Если ему отчего-то нужно при себе иметь такого питомца как ты, что ж, я не стану возражать.

- Зачем он вам так нужен?

- А это уже не твое дело, - резко пресекает расспросы Кемея, - Раз уж ты станешь частью моей семьи, то знай свое место. Твое дело сейчас - подготовиться к minavit aravan, процедуре принятия. Изучить наши законы, хоть в чем-то постараться приблизиться к нам. Чтобы в итоге дать присягу семье Аэрия и мне. Знай и помни: ее нарушение карается жестоко. И если тебе это не по нраву, ты всегда можешь отправиться исполнять волю архитекторов.

Она отворачивается, демонстрируя, что разговор окончен. Не давая мне времени для иных вопросов, моя платформа сама-собой начинает движение вниз. С непривычки я едва не теряю равновесие. И когда снова вглядываюсь в своды зала, фигуры в голубом уже нет.

А внизу, в ночной темноте меня встречает лишь голем в серебряной маске.

Первым делом меня избавляют от имплантов, и с Илмой приходится попрощаться навсегда. Затем доктор Гебия объявляет, что меня ожидает Кузнец.

Им, к моему удивлению, оказывается немолодая женщина с умиротворенным лицом и уложенными в скромный пучок волосами. Как и доктор, она носит белый комбинезон, только без защитного экрана. От типичной лиамедской внешности, которая встречалась мне раньше, ее отличают разве что золотистая кайма вокруг радужек глаз, да бледные рисунки на кистях рук, частично проглядывающие из-за краев перчаток. Они напоминают татуировки, но какие-то хаотичные, бессмысленные.

В светлом помещении, заполненном разномастными сосудами всевозможных размеров, незнакомыми мне устройствами и прочим хламом она велит мне сесть в кресло, рядом с которым расположилась прозрачная цилиндрическая труба.

- Что это такое? - настороженно спрашиваю я.

Она улыбается и становится похожа на зубного доктора, привыкшего убеждать пациентов, что больно не будет. Пожалуй, это второй по счету лиамедец на моей памяти, чья улыбка не вызвана снисходительностью.

- Ты должна получить свой ninanh, ритуальное оружие, - объясняет она, - Ninanh определяет принадлежность семье и дается каждому почти с рождения.

Кузнец снимает перчатки, демонстрируя свои ладони и предплечья. Все они испещрены геометрическими узорами разных цветов.

- Я ношу более двадцати, потому имею право их создавать. Но мой родовой ninanh этот, на ладони, - она указывает на рисунок в виде трилистника, - Ты же, не имеющая до этого дня семьи, сразу получишь знак Аэрия. Их женщины традиционно носят naahin.

Затем она просит меня положить руку ладонью вниз в отверстие в цилиндре и предупреждает:

- По традиции ninanh дается через боль. Придется потерпеть.

На этих словах с мою ладонь впивается тысячи раскаленных игл. На барабанные перепонки давит высокочастотный писк, а кожу печет так, что в самом деле приходится стиснуть зубы, чтобы не закричать. Но, когда уже кажется, что рука раскроена до мяса и иглы подбираются к костям, боль наконец отступает.

Вытаскиваю руку и, рассматривая ее на свету, вижу бледный рисунок из трех линий: двух прямых и одной волнообразной.

- Знак Аэрия, - поясняет женщина, и указывает на такой же на своем запястье.

Затем она повторяет процедуру с моей второй ладонью и, с минуту поколдовав у рабочего стола, возвращается, неся в руках нечто, напоминающее тонкий и длинный шприц. Она медленно обводит иглой каждую черточку рисунков на мой ладони, вводя темную жидкость.

- Как это работает? - я внимательно наблюдаю за процессом, пытаясь разгадать назначение татуировки - или того, что очень на нее похоже.

Я помнила, что Ведо материализовал оружие, как мне казалось, из воздуха. В моем сознании это граничило с волшебством. Но даже сейчас, видя как оно создается, я слабо представляю, как все происходящее может вязаться с созданием, скажем, меча или хотя бы кинжала.

- Это особый, легкоплавкий, но прочный сплав с эффектом памяти формы, - охотно делится Кузнец, не отрываясь от работы, - В тех сосудах разные его компоненты. А моя задача - для каждого человека народа подобрать свой состав, способный восстановить форму в зависимости от гормонального фона носителя. Злость, гнев, страх и даже воодушевление помогают вызвать ninanh.

Она на секунду отвлекается, рассматривая меня. Ее забавляет моя озадаченность.

- Вызов непросто контролировать. Да и управлять оружием непросто. Народ учится этому искусству с раннего детства - как только возвращается в мир живых. Но тебе для Принятия достаточно лишь иметь его при себе.

- Хотите сказать, в моих руках будет вшита какая-то металлическая штуковина?

- Вещества не так уж много. Чтобы создать форму не нужно много сплава, - она добавляет последние штрихи и объявляет: - Готово! Ну-ка, давай проверим.