- А твои родители - они из правящей прослойки общества? - спрашиваю я.
- Что? - не понимает он, - Нет, с чего ты взяла?
- Ты сказал, что планета принадлежала им.
- Да, - соглашается Ведо, - по праву открытия. Они были своего рода авантюристами. Но Цея расположена слишком далеко от основных колоний, а у цивилизации Лиамеды нет недостатка в землях. Нерентабельно поддерживать колонию и на этой. Родители использовали систему Цеи как место своего уединения.
- Ты хочешь сказать, здесь больше нет людей?
- Надеюсь, что нет.
- Ну вы и подонки! Все сатурнианские государства глотки были бы готовы друг другу перегрызть, только бы заполучить в распоряжение хотя бы похожую по характеристикам планету. А тут - целый мир и принадлежит только двоим??
Ведо не отвечает. Он идет впереди, и я не вижу выражения его лица, но мне почему-то кажется, что его забавляет моя наивность.
В один момент заросли растений расступаются, и перед нами открывается равнина, большую часть которой занимает гладь водоема, весь берег которого зарос невысокой, но густой растительностью. В поросли у тропы зияет широкая брешь. Мы пробираемся через нее, проходим ближе к воде. Я вглядываюсь в ее толщу, пытаясь разглядеть, что она в себе таит.
На сатурнанских базах, конечно же, есть водоемы. Рукотворные, искусственные, как и все, что имеет наша цивилизация. Вода в них кристально прозрачна, как талый лед. А здесь у воды красноватый оттенок, и дно едва различимо. Однако я все равно не могу удержаться от восхищения.
По поверхности водоема вдоль берега разбросаны зеленые кляксы растений, напоминающих кувшинки, увенчанные желтыми цветами. Легкий ветер колышет их, а предзакатная Цея огненными искрами поджигает водную гладь. Будто мы в жерле вулкана, но лава не обжигает. Только природа может создать красоту, недоступную ни одному человеческому мастеру.
Ведо усаживается на один из прибрежных камней, наблюдает как я осторожно подхожу к самой кромке воды, держа плазматор так, словно вот-вот выстрелю - самое тихое на первый взгляд место все же не должно усыплять бдительность.
- Ты хочешь встретиться со своими родителями? - спрашиваю я, убедившись, что видимой опасности в округе нет. Ведо как всегда темнит. Он ведь не упоминал своих родителей, когда несколько дней назад на Ишияк я расспрашивала его о семье.
- Нет, их нет в живых, - отвечает он.
- Соболезную твоей утрате, - я привычно складываю пальцы левой руки в скорбном жесте. Не особо при этом опечалившись.
- Не стоит. Это произошло много, очень много лет назад.
Он наклоняется, загребает несколько камушков и начинает кидать их в воду по одному. Камни отскакивают от водной поверхности, в несколько прыжков преодолевая значительную дистанцию, прежде чем затонуть. Смысл развлечения, судя по всему, как можно дольше не дать камешку уйти под воду.
Я тоже устраиваюсь на соседнем валуне и осторожно интересуюсь:
- Ведо, у тебя ведь есть план?
- Несомненно, - загадочно отвечает он, не сводя глаз с озера.
Его слова не прибавляют мне уверенности. Мы молчим какое-то время. Для себя я заключаю, что хотя и неплохо знать о намерениях моего спутника, главное, чтобы план был у меня самой. А он у меня есть. В общих чертах.
-Ты был ребенком? Ну, когда они умерли?
Мой спутник качает головой.
- Они не умерли. Вернее, отец погиб, да. А мать не захотела быть восстановленной без него.
- Восстановленной?
- Думаю, ты должна знать, что жизненный цикл у нас проходит не так, как у сатурнианцев.
Что ж, можно было ожидать.
- Ты уже спрашивала, что позволило лиамедской цивилизации продвинуться так далеко. Но это сложно объяснить без знания языка. Во многом мы еще сохраняем традиции, цепляемся за них, а язык позволяет это сделать… Это то, что мы называем aukulti taak.
- Драгоценный сосуд! Эти слова произносили те люди на вашем совете.
- Ты подслушивала? - улыбается Ведо. Он не смотрит на меня, полностью увлеченный своим бестолковым занятием.
- Ты не запрещал, - возражаю я.
Он утвердительно кивает. Кажется, он даже ожидал, что я так поступлю.
- Но простыми словами, aukulti taak - лишь мутация, позволившая приобрести нашей расе генетическую память. Да, можешь воспринимать это именно так.
- Любопытно. И что же это все-таки значит?
- Это значит, что если ты убьешь меня, то мое тело и сознание относительно легко смогут реплицировать заново по моей генетической информации, которая постоянно копируется в общую базу. Более того, я буду помнить все, до единого момента из своей предшествующей жизни.
- И это будешь действительно ты, а не твоя говорящая копия?
- Это буду действительно я.
В священном ужасе смотрю на Ведо, переваривая услышанное. Получается, если Ведо не лжет, лиамедцы действительно подобны бессмертным богам, только из рода людей. Я не верю своим ушам, а мой собеседник невозмутимо продолжает:
- Это дало нам безграничные возможности запоминать информацию, экспериментировать и практиковаться в новых навыках. В какой-то момент цивилизации стало выгоднее реплицировать уже живших граждан, чем создавать новых. Деторождение практически сошло на нет.
- То есть ты…
- Да, много раз.
- Сколько же тебе лет?
- Биологически - двадцать семь. Около девяти сатурнианских единиц. Кстати, было бы полезно, если бы ты научилась пользоваться земными системами исчислений.
- Нет, - мотаю головой я, - не биологически, а вообще?
- Очень много. Честно говоря, я не вел счет. Но мое первое рождение пришлось на Ukseumi Uyiawan - время начала распространения мутации. Около пятнадцати тысяч лет назад.
- Пятнадцать тысяч лет???
- Живу я далеко не все это время, лишь малую часть. Не все живут одновременно. Те, кто будет реплицирован в тот или иной период времени определяется архитекторами, в зависимости от нужд цивилизации и навыков конкретного человека. Когда-то больше нужны созидатели, когда-то - воители, когда-то - ученые. Цивилизация живет циклично, приобретая новые навыки, совершенствуя их и применяя. Открывая новые пространства, осваивая их и облагораживая. И так далее. Иногда бывали и неудачи. Случались и катастрофы. Однако, все накопленные знания всегда остаются при нас. И то, как они будут применяться, решают архитекторы.
- Так вот зачем вам нужны эти важные шишки, - фыркаю я. Лично на меня встреча с архитекторами не произвела приятного впечатления.
- Эти шишки - самые мудрые члены общества, - встает на их защиту Ведо, - они понимают и знают больше любого из нас.
Я внимательно вглядываюсь в лицо своего собеседника, пытаясь понять, не шутит ли он. Но Ведо серьезен. Он действительно полностью доверял своим архитекторам, словно всевышнему. По крайней мере, до недавнего времени.
- Все равно не понимаю. Неужели все согласны с таким положением дел? Невозможность иметь детей, слепое подчинение воле какой-то кучки людей, распоряжающихся чужими жизнями… Они что, возомнили себя богами?
- Жизнь одного человека - ничто по сравнению с задачей выживания целой цивилизации. Посмотри на свой Союз Рут. Несмотря на потребительское отношение государства к своим гражданам, ты была готова умереть за его идеи, да и сейчас ничего не изменилось, все строишь планы как вернуться туда… Не смотри на меня так, я вижу тебя насквозь. К тому же, отсутствие четкой иерархии, отрицание идеи самопожертвования, не раз приводила земные и сатурнианские цивилизации к краху. Сколько я видел таких падений!
- И что, абсолютно все из вас соглашаются лечь на алтарь во славу цивилизации?
- Почему же алтарь? Репликация - дело добровольное. Но кто не захочет жить вечно?
- Твоя мать не захотела.
- И это глупо.
Ведо с силой запустил очередной камешек в воду. Звенящую тишину нарушает лишь всплеск воды.
Повисает тяжкое молчание.
Я ловлю себя на мысли, что впервые вижу Ведо таким. Живым. Человечным. Словно, сойдя с борта корабля, он стал совсем другой личностью, со своими мыслями и эмоциями. Правда, эмоции, обуревающие его сейчас, судя по всему, не самые положительные.