- Нет, - отвечает Ведо, отставляя полусферу, - их применение ведет к накоплению негативных побочных эффектов. Итоговый результат при этом скорее удручающий, чем вдохновляющий на новые открытия. Нам помогло иное.

- Что?

Но Ведо не ловится в мой капкан любопытства. Он просто не отвечает, словно я не задавала никакого вопроса. Так же он поступил, когда я попыталась осторожно расспросить про технологии межзвездных перелетов. И про то, куда мы летим.

Повисает молчание.

Я чувствую себя словно на приеме у чопорного министра и при том только что сморозила страшную глупость. Мой напиток давно выпит, мне бы очень хотелось попросить добавки, но я не смею. Вместо этого рассматриваю панораму верхнего купола.

Капитан корабля не солгал, когда говорил, что я могу свободно передвигаться практически по всем помещениям. Их было не так много: помимо технического отсека с, вероятно, двигателем, куда мне доступ был закрыт, корабль вмещал три каюты, то, что можно назвать санузлом, центральный холл с просторным залом и подобие капитанской рубки под верхним куполом. Мне даже позволялось наблюдать за тем, как Ведо управляет кораблем во время «цит-масс переходах» (так он выразился и при этом тоже морщился). Я надеялась, что это мне поможет выучить принципы управления кораблем, но, увы. Большую часть времени Ведо смотрит стеклянными глазами на панель, испещренную ничего не значащими для меня символами. Только звезды за куполом растекаются кляксами, а затем картинка их россыпи полностью меняется, словно кто-то перещелкнул слайд.

Молча допив напиток, Ведо вклеивает мне в руку еще одну магическую полоску, и я удаляюсь к себе воплощать в жизнь задуманное. От того, что моя камера теперь называлась каютой, она не становится уютнее. Все те же голые стены, гладкая полусфера на полу и россыпь звезд в окне. С помощью Илмы можно менять освещение и прозрачность стекла. Но дисплеями помещение не оборудовано, единственный дисплей находился у меня в голове, стоит мне закрыть глаза и подключиться к инфобазе.

На корабле, как в городах и на базах Сатурна, различалось дневное и ночное время. На время последнего Ведо, как я заметила, тоже уходит отдыхать в свою каюту, которая находится в дальнем конце холла. Готова поклясться, что она под стать остальному аскетичному убранству корабля.

Сатурнианцы, много времени проводившие в безликих общественных пространствах планетных станций, наоборот, любили ярко украшать личные помещения: стены броско расписывались, а в интерьере присутствовало множество необычных рукотворных артефактов. И, конечно же, дисплеи трансляторов.

Я любила оставлять транслятор работающим на ночь и засыпать под звуки ночных передач. Так меньше ощущался страх перед пустотой и одиночеством ночной тишины. Перед кошмарами, которые она в себе таила.

Я снова в незнакомом корабле. Плотно встегнута в кресло в крошечной кабине. Окружающее меня оборудование выглядит довольно примитивно, словно я катаюсь на историческом аттракционе. Это необычный корабль, он движется по поверхности планеты с собственной атмосферой и восхитительными рассветами. Планеты прекрасной, но жестокой. Простенький транслятор выдает мне хрипящий звуковой сигнал:

- Сержант Спринг, прием. Это Бикки. Капитан Стен ясно дал понять, что возвращение на базу должно быть не позже, чем через три часа.

- У него что, у самого отсох язык?

- Лили, - устало произносит голос в трансляторе, язык мне не знаком, но я понимаю все до единого слова и даже знаю, кто такой Бикки, - Он сам еще в рейде со Скотти. Но я волнуюсь. Возвращайся, дальше слишком опасно.

- Мне осталось забрать лишь один образец. Что там по прогнозу?

- Порядок, - нехотя отвечает Бикки.

- Вот видишь. Отключаюсь, - я выключаю транслятор под протесты собеседника.

Через пару мгновений корабль резко останавливается, наткнувшись на невидимую преграду.

- Твою мать!

Включаю диагностику: механическое повреждение левой гусеницы. Выстёгиваюсь из кресла и открываю люк, чтобы осмотреть поломку. Но меня привлекает быстро надвигающийся с юга шторм. Через секунду все, что я вижу – это летящий на меня, как поток астероидов, планетный грунт. А еще через две я вижу лишь черноту.

- Твою мать! – хрипло выдыхаю я и освобождаюсь от кошмара.

Свет в каюте автоматически усиливается. Я поднимаюсь с постели и какое-то время пытаюсь прийти в себя. Кажется, опять уснула, не отключившись от инфобазы.

“Жизненные показатели в норме”, - услужливо подсказывает Илма.

- Иди доложи об этом хозяину, - огрызаюсь я, но быстро понимаю, что зря. Во-первых, нет смысла злиться на программу, а во-вторых, действительно доложит, - дай воды, - говорю и добавляю на всякий случай, - Пожалуйста.

Будто у программы есть чувства.

Если на кого и злиться, то только на себя. Слишком самонадеянно было пытаться разобраться в устройстве корабля самостоятельно. Достаточно лишь понять, как привести его обратно на Сатурн. Но даже это мне не по силам. Несмотря на то, что я уже несколько суток изучаю язык, многие символы мне непонятны. А мы все ближе к пункту назначения, и что меня ждет дальше – неизвестно. Необходимо ускориться.

Информация отпечатывается в моей памяти как полотно, сплошь усеянное дырками. Возможно, дело в моих языковых навыках, возможно, отчасти в самом языке. А возможно, мне нужно сменить тактику.

Я решаю проверить это экспериментально.

Кошмар пробудил меня ранним корабельным утром. Я умываюсь, послушно съедаю синтосуп. Чувство стыда за минутную слабость, вылившуюся в тихую агрессию, не позволяет мне попросить картофельный напиток. Вместо этого я прошу Илму проводить меня к капитану корабля. Я знаю, что он уже на ногах и ошивается где-то в районе центрального купола. Бог знает, что он там делает, подключаясь к инфобазе. Может управляет кораблем. Может изучает научные трактаты. А может просто смотрит смешные видео.

Мое предположение оказывается верным. Ведо едва кивает мне, завидев меня в куполе. Я думаю, с каждым разом он все меньше рад меня видеть. Не то чтобы он когда-то выказывал радость, но то, что сейчас он не в настроении – очевидно.

- Илма доложила, что у тебя кошмары, - говорит он вместо приветствия.

- Да. Такое со мной случается с детства, - я отвечаю на языке его народа. Мне не хочется обсуждать мои личные проблемы. К тому же я догадываюсь, что Ведо сочтет это за очередную слабость психики и кто знает, как решит «вылечить».

Сейчас он смотрит на меня чуть с большим интересом. Я рада, что отвлекла его внимание попыткой попрактиковать лиамеданский. Или думала, что отвлекла.

- О чем они? – он тоже с легкостью переходит на родной язык. Его выговор при этом значительно лучше, чем рутена. Даже голос становится приятнее.

- Их много. Я не всегда помню. Это важно?

- Сны – это отражение активности нашего мозга. Я бы не сбрасывал их со счетов.

- В устах представителя расы, по технологиям приблизившимся к богам, это звучит странно. И я думала, вы все про всех знаете.

Ведо не оценивает иронию.

- Видимо, не все.

Я минуту молчу под выжидательным взглядом. Может правда рассказать? Какая, в сущности, уже разница.

- Нет ничего особенного. Кошмары и кошмары. У всех бывают. Только я в них умираю каждый раз, очень, кхм, натурально. То меня сжигают на костре, то я погибаю при несчастном случае на какой-то красной планете. Есть еще сон про схватку на очень футуристичном корабле, чем-то похожем на твой, а я таких даже не видела никогда.

- И ты совсем не представляешь, откуда они?

- Ха, сны и сны. В них что угодно может привидеться.

- Но тебя никогда это не интересовало?

- Только с той точки зрения, чтобы найти способ от них избавиться. А у тебя что, всегда на все есть ответы? Все можно объяснить?