— 302й, не торопись, — сказал он мне.

— На стоянку надо быстрее. Сейчас «нашего» вынесут, — произнёс я в эфир.

Зарулив и выключившись, я начал вылезать из кабины. Сердце с каждой минутой колотилось всё быстрее.

Рядом с вертолётом стоял понурый Валера Носов с журналом подготовки вертолёта.

— Потом, Валер. Ваню хочу увидеть, — ответил я, пройдя мимо него и похлопав по плечу.

Бортовой техник кивнул и убрал журнал.

Винты «пчёлок», стоявших на магистральной рулежке недалеко от нас, постепенно остановились.

Через пару минут из грузовой кабины вынесут тело Васюлевича, и мы в очередной раз пойдём к себе в модуль.

А вечером тихо и спокойно помянем боевого друга.

— Да сколько ж можно! — воскликнул я, резко снял с головы шлем и бросив его на кресло в кабине.

Рядом с нашим вертолётом уже выключился Ми-24 Юриса.

У Ми-8 уже стоял УАЗ «таблетка» и два ГАЗ-66, чтобы забрать отряд Сопина. Собирался я сначала высказать, всё что думаю Залитису. Однако, меня больше волновал Васюлевич.

Хотелось узнать, как такое могло случиться? Духи взяли и просто решили обмануть всех.

— Сейчас вернусь, — ответил я, сняв автомат и отдав его Петрову. — Подержи и никому не давай.

— Саныч, ты куда? — крикнул мне вдогонку Кеша.

Я направился прямиком к Ми-8, который привёз тело Васюлевича.

Из «восьмёрки» Адамова начали выпрыгивать бойцы и отходить в сторону, чтобы дать возможность залезть в грузовую кабину медикам.

— Саныч, лучше не смотреть. Всё и так ясно, — прошёл мимо меня один из сержантов разведчиков.

— В морге будут осматривать. Ты мне лучше скажи, как так произошло?

Сержант прокашлялся и покрутил головой, снимая паколь. Из вертолёта на брезентовых носилках вынесли раненого оперуполномоченного из особого отдела.

Он был в сознании и всем говорил, что в порядке. Его коллега вышел следом. Грязный, в порванном одеянии душманов и с автоматом в правой руке.

— Высадили нас рядом с Ньяром. Мы осмотрелись и пошли к разрушенному дому в котором договаривались встретиться с афганцем, который должен был помочь вытащить Васюлевича.

— И что? — спросил я у сержанта.

— Опера в дом вошли, и сразу стрельба началась. Одного ранило, второй успел пристрелить афганца. Сам понимаешь, что наши парни церемониться не стали. В итоге, информаторов убили. Ну а Васюлевича нашли в том же доме. Только мёртвого, обезображенного и… по частям в мешках.

— Афганец, который должен был привести Васюлевича, хотел и «шурави» замочить, и родственника своего вытащить, которого мы привезли на обмен. Мы ещё думали, зачем по условиям сделки он хотел минимальное количество человек при обмене чтобы было.

— Ладно бы просто убили, а вот это зверство за что? — спросил я.

В этот момент из вертолёта начали вытаскивать брезент с наложенными на нём коричневыми мешками. Было видно, что они все пропитаны кровью и вокруг них летают мухи. Подувший ветер принёс трупный запах, ударивший мне в нос.

— Нас хотят напугать. Чтобы боялись.

— Не дождутся, — сказал я.

Выходит, очередной провал агентуры, стоивший жизни нашему парню. Я попрощался с сержантом и пошёл к вертолёту.

Навстречу мне шёл Юрис, дрожащей рукой прикуривающий сигарету. Но у него никак не получалось это сделать. Остановившись напротив меня, он протянул мне пачку сигарет.

— Я должен посмотреть, — сказал Залитис.

Взял у него зажигалку и поднёс к его сигарете. Такими руками он никогда не подкурит.

— Не на кого там смотреть, — ответил я, поворачиваясь к вертолёту и сглатываю ком в горле.

Задние двери первого УАЗа «таблетки» были открыты. В него погрузили раненого «опера» и увезли в направлении медсанбата. В это время по магистральной уже ехала ещё одна «санитарка», чтобы забрать в морг останки Ивана.

— Осуждаешь? — спросил меня Залитис, намекая на его стрельбу по кишлаку.

Глядя на окровавленные мешки, очень хочется понять Юриса. И с каждой секундой я всё больше горю изнутри. Не афганское пекло так меня сжигает, а жажда наказать тех, кто сделал такое с моим товарищем. В такой ситуации потерять себя и превратиться в «животное», подобно нашему противнику, очень легко.

— Человек, убивающий ради убийства, не воин. Можешь что угодно сам себе придумывать. Таких обычно называют преступниками, которым место в психушке или в тюрьме. К сожалению, иногда мы всё это путаем с праведной яростью, — ответил я.

— Что-то ты пофилософствовать решил. Так осуждаешь или нет? — громче повторил вопрос Юрис, бросая под ноги недокуренную сигарету и растирая её на горячем бетоне.

Вопрос пропустил мимо ушей. Как-то уж слишком глупо повёл себя дух, организовавший побег. Нам обманывать его смысла не было, а вот ему…

— Саня, ты чего задумался? — вновь спросил Залитис.

Собирался я ему ответить, но вдруг услышал разговор доктора и Абрамова. Они стояли рядом с брезентом, куда были завёрнуты останки Ивана.

— Да это он. Форма лётная. По лицу не определишь — слишком обезображено да и останки разлагаться начали на жаре, — сказал Вадим Петрович.

— Понятно. Будем тогда готовить документы. Эх, жаль парня! — воскликнул доктор и показал санитарам грузить брезент в «таблетку».

Вот так просто⁈ Определили по лётной форме, и всё⁈

Это уже вторая нестыковка во всей ситуации вокруг Васюлевича.

— Ты хорошо помнишь Ваню. Что у него самое яркое во внешности? — уточнил я.

— Не секрет, и ты это знаешь. Родинка в районе уха, которую он частенько трогал, — ответил мне Юрис.

Внутри всё вскипело, и я направился к медицинскому автомобилю. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Со спины что-то крикнул Залитис, но я не остановился.

— Клюковкин, куда идёшь? — спросил меня Абрамов, но я прошёл мимо него.

Подойдя к санитарам, остановил их и попросил положить брезент на землю. Увидев насколько я серьёзен, спорить парни не стали.

Все отошли от меня, кроме доктора.

— Саш, что ты делаешь? Это же части тела, — тихо произнёс он, когда я взял один из мешков и раскрыл его.

От трупного яда и осознания что вдыхаю запах человеческой плоти, к горлу подступила тошнота. Закрыл нос рукавом комбинезона.

Я высыпал остатки из мешков на брезент. За спиной послышались рвотные позывы бойцов. Даже один из санитаров не выдержал и выплеснул завтрак на бетонку.

— Саня, прекрати. Что ты творишь? — похлопал меня кто-то по плечу сзади.

Голос был Игоря Геннадьевича. Однако, он меня не останавливал.

Я сам не совсем понимал, что делаю.

— У каждого есть отличительная черта. У Васюлевича — родинка рядом с ухом, — ответил я и потянулся к голове.

Лицо было не узнать.

Внутри смесь тошноты и гнева от увиденного зверства душманов. Слегка дотронувшись до головы, я повернул её на другой бок и посмотрел на правое ухо. Родинки рядом с ухом нет. Получается, что передо мной останки кого-то из наших солдат или офицеров. Несмотря на то что передо мной останки не мого товарища, радости я не испытывал.

— Это не Васюлевич, — тихо сказал я, аккуратно накрывая останки брезентом.

К толпе прибежал Юрис. Абрамов тут же затребовал, чтобы ему всё рассказали.

— У Вани родинка рядом с правым ухом. Её ни с чем не спутаешь. Так что это кто-то другой из наших пленных солдат. Нас провели, как лохов, — сказал я, вставая с бетона.

Трупным запахом провонялась одежда и долго ощущался запах в носу.

— И что теперь? Где искать его? — спросил у меня Абрамов.

Вадим Петрович и тут решил «посоветоваться» со мной. Вот только розыск пленных не по моей части.

— Давайте передохнём, товарищ подполковник. Мы уже сегодня никого не найдём, — предложил я.

— Ты не понимаешь? Времени нет! Надо лететь и искать его. И бомбить, если потребуется, — высказался Юрис.

В его глазах было столько ярости, что он бы и меня убил в этом порыве.

— Пока никуда лететь не надо. Ещё с этим вылетом не разобрались, — вкрадчиво объяснил комэска и ушёл к машине, приехавшей за ним.