Юрьев улыбнулся. Либо у него отменное чувство юмора, либо он сейчас готовится произнести что-то угрожающее.

— Ты не Клюковкин, ты — Жванецкий. А вот я не начальник службы безопасности полётов. Мне, то что ты рассказал, неинтересно, — спокойно сказал Юрьев.

За спиной Турин прокашлялся. Думаю, что он это сделал, чтоб не засмеяться.

— Виноват, товарищ полковник. Иных странностей у Васюлевича я не увидел.

— Понятно. То есть, вариант с трусостью и последующей добровольной сдачей в плен не рассматриваешь? — спросил полковник.

— Я в моих подчинённых уверен. Не раз доверял им свою жизнь.

Юрьев кивнул, встал со своего места и подошёл к окну. Смотря на улицу, полковник молчал и готовился выдать какую-то пламенную речь.

— Расскажи ему, Иосифович, — сказал полковник.

Турин начал рассказ, что произошло в Анаве. Несколько групп духов атаковали пост в сумерках. Использовали и миномёты, и «эрэсы», и огромное число крупнокалиберных пулемётов. Что именно было целью, пока не выяснили.

— Есть вариант, что их интересовало оружие. Такое можно предположить, поскольку их заблокировали в ущелье без поставок из Пакистана. Вот они и хотели добраться до складов, — сказал Турин.

Юрьев замотал головой и повернулся к нам.

— Но кое-что не сходится. Зачем было проводить такую атаку и бомбить из всех стволов? Попади они несколькими минами в склад с оружием и остались бы они без добычи, — поправил его полковник. — Но это уже к делу не относится. В итоге, пара вертолётов, ведущий которой Баев, летит на прикрытие. Отрабатывает по целям, но на выходе из очередной атаки вертолёт подполковника получает повреждения. Производит вынужденную посадку.

Далее рассказ продолжил Турин.

— Приземлились не совсем удачно, как объяснил Рогаткин. По его словам было видно, где в горах идёт бой. Душманы рванули туда сломя голову. Рогаткин, как мог, прикрывал, но в расщелины он не залез бы.

— Что случилось с Баевым, вы знаете. За него бились до самой ночи. Нашли в таком вот состоянии недалеко от места вынужденной посадки. Ну вы и сами его видели, — выдохнул Юрьев и вновь закашлялся, прикрывая рот платком.

Далее Турин объяснил, что следов Васюлевича не нашли. Ни формы, ни снаряжения, ни его самого. Только эта фотография.

— Получается, что приземлились оба. И в бой вступили оба, хотя по состоянию Баева это не скажешь. А вот последствия для обоих очень и очень разные. Я бы сказал, диаметрально противоположные. Вот мы и спрашиваем, каков из себя Васюлевич?

То есть, теперь в трусости и возможной добровольной сдаче в плен, обвиняется Ваня.

— Ничего особенного. Я с ним летал в паре. В том числе и во время операции в Джелалабаде. Можно сказать, что он мой штатный ведомый.

И у меня сразу закрались сомнения. Васюлевич — командир вертолёта, а полетел на месте оператора. Ничего критичного, но вопросов очень много. Кузьма Иванович мог бы взять наиболее подготовленного лётчика-оператора.

— Правильно понимаю, что уже ведутся переговоры по возвращении Васюлевича? — уточнил я, указывая на фотографию.

Юрьев покачал головой и вернулся за стол.

— Не так быстро. Он же лётчик. За него требуют и большие деньги, и несколько духов в придачу. Пока что у нас только эта фотография, переданная нам по… определённым каналам. Вернёмся к Баеву, — сказал полковник.

Опять! Вопросы совсем не к месту, но на них приходится отвечать. Несколько раз Юрьев спросил «почему я так плохо думаю на Кузьму Ивановича». Пару раз он выражал сомнение в трусости Баева. Так что не вызывает у меня сомнения — товарищ полковник тут по просьбе вышестоящего начальства помочь Кузьме Ивановичу «отмыться».

Закончив беседу, Юрьев вышел из ординаторской, а Турин ещё на пару минут задержался.

— К тебе ещё замполит из Кабула хотел пробиться, но ему не позволили, — похлопал меня по плечу особист дивизии и заспешил следом на выход.

Как-то уж совсем мало поговорил наедине со мной Турин.

— Может, ещё что-то, Вячеслав Иосифович?

— Да. Не самое лучшее время и место, но наш общий знакомый Максим Евгеньевич передал пламенный привет. В ближайшее время тебя ожидает работа. Ну и меня тоже.

Сейчас совсем не до новых вертолётов. Надо как-то вызволять Ваню. Ясно, что это не в моей компетенции, заниматься вызволением из плена. Но меня не может не волновать судьба одного из подчинённых.

— Понял, буду готов. А разве полковнику из особого отдела армии поручают такие «важные» задания, как опрос лейтенанта в госпитале? У него же есть люди в подчинении, кто мог бы этим заняться, — намекнул я Турину.

Вячеславу Иосифовичу вопрос, конечно, не понравился.

— Имеет на это право. Как и я. У меня ведь тоже есть подчинённые, но… «подконтрольные» дела приходиться вести самому. Выздоравливайте. С делом Баева как-нибудь разберёмся, — сказал подполковник.

— Вы хотели сказать, делом Васюлевича? — уточнил я.

— Само собой, — ответил Турин и вышел из ординаторской.

И почему-то мне кажется, что его оговорка была неспроста. Невзначай, но он подтвердил, что прибытие Юрьева не что иное, как указание сверху.

На следующий день меня ещё раз осмотрел врач и рекомендовал выписать в расположение эскадрильи. Ограничения на полёты было наложено только на предстоящую неделю, а про отправку в Ташкент никто и не заикнулся. Значит, последствия посадки в горящем вертолёте остались позади.

В жаркий полдень я добрался до нашей эскадрильи. Первым делом отправился в жилой городок. Здесь уже полным ходом шло строительство «модулей» — сборно-щитовых домиков, в которых жить гораздо приятнее, чем в палатке.

Постепенно места проживания стали мне напоминать про мой сирийский опыт. Всем известные «кимбы» являются не чем иным, как внуками афганских модулей.

Войдя в палатку, сонного царства я не обнаружил. Пара человек расписывала пульку и не сразу оторвалась от карточной баталии в преферанс.

Ими оказались мои подчинённые — Семён и Юрис Залитис.

— Саныч! Как живой! Здоровье как? — поприветствовал меня Рогаткин.

— Не дождётесь. Неделю ещё халявить, а потом работать. Как у нас тут?

Но на мой вопрос парни не ответили.

— Саныч, давай с нами. Мы тут решили от нард перейти к преферансу, — предложил мне Юрис.

— Я заметил, что вы перешли к другому виду спорта. Так как дела в эскадрилье?

Мне предложили отвар из верблюжьей колючки и угостили югославским печеньем «Альберт». Весьма вкусная штука!

Семён быстро мне рассказ о том, как сбили Баева. Всё то же самое, что я услышал от особиста. Интереснее было дальше.

— Так, ну теперь слушай, — начал рассказывать Рогаткин, откладывая в сторону карты.

Операция в Панджшере подошла к концу. Потери значительные, если даже сравнивать с боевыми действиями на границе с Пакистаном месяц назад.

Особенно у пехоты. На одном только посту в Анаве погибло почти отделение.

— Кабульцы потеряли два экипажа. У нас погиб Баев, а Ваню Васюлевича пока не нашли. Ходит разговор, что возможен обмен на какого-то высокопоставленного духа, но «зелёные» не хотят, — пояснил мне однополчанин Юрис, назвав армию Республики Афганистан устоявшимся в нашем лексиконе прозвищем.

— Говорят, надо деньги платить. Не знаю даже, сколько за Ваньку запросят. И вообще, вернут ли, — ответил Семён.

На этом новости не закончились. Парни перешли к обсуждению новых назначений в командном составе.

— Кислицына возвращают из «Лошкарёвки», — сказал Залитис, назвав аэродром Лашкаргах устоявшимся прозвищем.

— Замкомэска улетел туда на должность командира. Там комэска слёг надолго с тяжёлой болезнью, так что решили не рисковать им. Нашего ему на замену. В ближайшие дни приедет к нам новый и комэска, и зам. Кто и откуда, понятия не имеем.

Очередные перестановки и новые назначения — это всегда 50 на 50. Иногда даже лучше, когда ничего и никого не меняют. Уже привыкаешь к поведению и требованиям одних командиров. Но потом приходят другие, включается в работу механизм «новой метлы» и она метёт по-новому.