Сомневаюсь, что представитель КГБ имел в виду только защиту вертолёта. В случае попытки угона мне будет предписано сбить Ми-28. В этом нет сомнений.

— Виталий Иванович, а вопрос ещё один можно? — окликнул я молодого «комитетчика».

Я вообще удивлён, что столь молодой парень уже выполняет задачи в Афганистане. Да ещё и на таком направлении, как перспективные разработки.

— Не запрещаю. Слушаю вас, — повернулся ко мне Виталий.

— А почему именно в Баграм привезли этот вертолёт? Можно было и вовсе с территории Союза работать. В приграничных районах тоже немало возможности проявить себя этому вертолёту.

— Это не надолго. Работая с Баграма, у «изделия 280» будет больше шансов себя показать в самых сложных условиях. Скоро здесь будет жарко. Работы всем хватит, — ответил Виталий.

— Жару и высокогорье вы можете и не только здесь найти. И почему спокойствие у нас ненадолго?

Виталий покачал головой и подошёл ко мне ближе. На его лице была ироничная улыбка.

— Поверьте, это только затишье. Скоро вы вновь устанете повторять слово Панджшер. Его «лев» так и не схвачен. Каналы поставок были перекрыты только с одной стороны. Уход Масуда через Хайберский проход был лишь попыткой пробить ещё один коридор.

Выходит, что столько личного состава было потеряно не чтобы уйти, а для захвата границы и соединения с силами на Пакистанской территории. В лобовую духи сейчас воевать не будут. Значит, им нужно было дать возможность проникнуть и расползтись душманам из лагерей по территории Афганистана. Но вышло не совсем хорошо.

— Вы задумались, Клюковкин? — спросил у меня Виталий.

— Да что вас так с Евгеньевичем интересует — задумался я или нет? — спросил я.

— И правда, не особо интересует. Однако, как сказал Рене Декарт…

Блин, хороший парень, Виталий Иванович! Но вот философские изречения, которые в будущем только ленивый не будет использовать в соцсетях, особо меня не интересуют.

Турин сказал мне, что я могу идти в расположение. Вечерняя встреча с будущими коллегами закончилась.

По дороге я переварил всё сказанное Виталием. После столь многочисленных боёв под Джелалабадом и операцями в окрестностях Баграма, теперь снова предстоит вернуться в Панджшер.

Своих подчинённых надо настраивать на серьёзную работу. Уже планируются вылеты и в направлении Рухи, и в Анаву, и на другие площадки и посты в ущелье, но никто не говорит о наличии там большого количества духов.

— Не добили в первый раз, — проговорил я шёпотом, проходя КПП перед жилым городком.

На шлагбауме стояли двое солдат, посматривающих на безоблачное небо.

— Приеду, в институт пойду учиться. На завод можно устроиться. А ты?

— Учиться точно пойду, но пока не знаю куда. Маме помогать надо. Двух детей помимо меня одна тянет на себе. Хорошо хоть меня в армию взяли. Тут и накормят, и спать уложат.

Всё же отличаются парни от моих современников. В эти годы служба в армии считалась долгом для молодых ребят. В будущем будет несколько иначе. Долг трансформируется в необходимость, от которой многие готовы избавиться. Надеюсь, в этой реальности, раз она меняется, так не будет.

Ещё на подходе к палатке я услышал громкие разговоры моих однополчан. Тема в них была одна — Баев. Едва я зашёл в палатку, как меня забросали вопросами.

Быстро ответив на самые горячие из них, парни продолжили обсуждение. В центре внимания был Мага.

— Изобразите мне схему сил и уравнение движения вертолёта во время снижения. Я заметил, что вы при заходе на посадку не выдерживали скорость… — изображал он Кузьму Ивановича.

— Ага. И меня тоже, — возмутился Кеша. — Как вот он увидел, что я что-то там не выдерживаю? Не я же командир вертолёта.

— Эх, Иннокентий! Больше не буду давать «рулить». У меня же такой идеальный послужной список посадок был, — слегка толкнул я в плечо Петрова.

— Саныч, ну я ж не со зла.

Так-так! Что-то мне ещё не рассказали. Видимо, Кеша успел уже накосячить.

Обстоятельства произошедшего были следующие.

Иннокентий был вызван командиром эскадрильи к доске. Ему была поставлена задача нарисовать схему сил и записать уравнение движения на этапе руления.

Это когда рисуется на доске силуэт вертолёта. Затем векторами показываются силы и моменты, действующие на вертолёт. Затем записывается уравнение движения.

В простонародье такой рисунок зовётся «ёжик», поскольку ощущение складывается, что вертолёт весь покрыт иголками.

— И в чём же была проблема? — спросил я.

— В самом Кеше, разумеется, — вновь засмеялся Семён.

— А точнее?

— Точнее, Кеша нарисовал ерунду и настоящего ёжика рядом.

Со слов Баги, терпение Баева лопнуло.

— В общем, он сказал, что ваше звено завтра не летает. К полётам Кеша не готов. Юрис тоже ему не понравился. И ещё пару человек добавил в список отстранённых. С Баевым после контроля готовности пошёл и зам. комэска разговаривать, и Кислицын, но без толку. Говорит, что не хочет, чтоб они потом разложились где-то на высоте, поскольку не знают, как вообще вертолёт летает. Короче, эти «ёжики» прям главное для него.

Я поговорил со своими подчинёнными. Мне довели, что завтра у нашего звена день работ на авиационной технике. Я проверяю лично всю документацию, а потом показываю ему.

— Меня отстранил от полётов на неделю. Сказал, что ему плевать на наши с тобой заслуги. Мол, перед контролем готовности все равны… — возмущался Кеша, но я его прервал.

— Иннокентий, не помпажируй. Насчёт того, что все равны — факт. Да и заслуги не влияют на допуск к полётам. Чё ты не нарисовал схему сил? На рулении проще простого рисовать, — сказал я.

— Саныч, ну я нарисую в следующий раз.

— Конечно. У тебя теперь неделя, чтобы выучить всех «ёжиков поимённо», — ответил я.

Взглянув на часы, обнаружил, что мой вечерний чай с Машей уже не состоится. К девушке после 23.00 идти нужно с цветами, выпивкой и «предохранителем». А сейчас уже почти 00.00. Придётся подождать до завтра, как минимум.

Но времени у меня не нашлось и завтра, и через два дня тоже. Работы выдалось много, поскольку Баев отстранил ещё пару командиров Ми-24. В итоге нагрузка становилась больше, а свободного времени меньше.

Кузьма Иванович был уже опытен в вопросах норм отдыха. Каким-то образом он выбил временный запрет на дневные полёты ввиду высоких температур. Но касалось это только вылетов на сопровождение других вертолётов. Некоторые задачи под запрет не попадали. Но их практически не было.

С одной стороны, это хорошо — летать в жару тяжко. А с другой, сидеть в классе, писать общую подготовку или, как я, ничего не делать, утомительно.

Спустя неделю такого режима, в очередной спор с Баевым вступил товарищ Кислицын. Разговор проходил у них тет-а-тет, но в коридоре было слышно.

— Мы уже это проходили. Этот маршрут нам не подходит.

— У меня другая информация. Рядом с «зелёнкой» уже сбивали наш вертолёт. Вот вы и боитесь…

— Это не страх! Это жизни людей.

Причина спора была простая. Кому-то в штабе ВВС показалось, что ситуация стабильна. Духов в окрестностях Баграма нет, так что можно летать где угодно.

Кислицын уже два дня докладывает, что наблюдал отдельные позиции духов на крышах. В него стреляли, и ему приходилось маневрировать.

— Это ДШК. Пулемёт, а не ракета. Маршрут утверждён такой. Нечего обсуждать приказы сверху.

— Конечно. А вы им докладывали последнюю информацию, которую вам довели? — услышал я вопрос Кислицына.

Ответа не услышал. Баев начал говорить тихо. Через минуту нас в кабинет позвал Кислицын. Вид у него был совсем недовольный.

Маршрут, который утвердили наверху и расписание вылетов, остались прежними.

— Завтра со мной в паре экипаж майора Кислицына на прикрытие, — объявил Баев.

Сергей Владимирович, едва скрывая недовольство, ответил: «Есть».

— Экипаж Гураева и Шарипова на обеспечение в Анаву. Вопросы есть?

Я поднял руку, желая узнать, какие будут для моего звена указания.